Воды слонам! - Сара Груэн

Человек быстро оглядывает нас с головы до ног, пропускает и запирает дверь. Мы проходим в облицованное плиткой фойе, минуем гардероб с облаченными в униформу гардеробщиками и спускаемся в танцевальный зал с мраморным полом. С высокого потолка свисают изысканные хрустальные люстры. На небольшой эстраде играет ансамбль, а на танцевальной площадке яблоку негде упасть. Вокруг нее — столики и отдельные кабинки.

На возвышении вдоль дальней стеньг — отделанный деревом бар, бармены во фраках и сотни бутылок, расставленных на полках перед закопченным зеркалом.

Мы с Марленой остаемся в одной из обитых кожей кабинок, а Август отправляется выбирать напитки. Марлена смотрит на музыкантов, закинув ногу на ногу и вновь раскачивая туфелькой, на сей раз в такт музыке.

Передо мной появляется бокал. Миг спустя рядом с Марленой усаживается Август. Заглянув в бокал, я обнаруживаю там кубики льда и виски.

— Ты вообще как? — спрашивает Марлена.

— В порядке, — отвечаю я.

— Неважно выглядишь, — продолжает она.

— У нашего Якоба что-то вроде похмелья, — говорит Август. — Но сейчас мы попробуем ему помочь.

— Только не забудьте меня предупредить, чтобы я успела вовремя убраться, — с сомнением в голосе произносит Марлена, отворачиваясь к ансамблю.

Август поднимает бокал:

— За нашу дружбу!

Мы с Августом сдвигаем бокалы, но Марлена поворачивается к нам, только чтобы подхватить свой пенистый коктейль и чуть приподнять его над столом. Она изящно потягивает коктейль через соломинку, постукивая по ней покрытыми лаком ноготками. Август опускает свой бокал на стол. Мне сложнее: лишь только виски касается губ, как язык инстинктивно не пропускает его дальше. Поскольку Август за мной наблюдает, я делаю вид, что проглатываю.

— Вот и славно, дружок. Еще бокал-другой — и будешь снова как огурчик.

Не могу ничего сказать про себя, но Марлена после второго коктейля со сливками явно оживает. Она тащит Августа танцевать. Пока он ее кружит, я наклоняюсь и выливаю свой виски в сложенную ковшиком ладонь.

Раскрасневшиеся от танца Марлена и Август возвращаются. Марлена вздыхает и обмахивается меню, Август зажигает сигарету.

Он замечает мой пустой бокал.

— Так-так, похоже, я недосмотрел, — говорит он и встает. — Еще порцию?

— А толку? — отвечаю я без особого энтузиазма. Марлена просто кивает, увлеченная происходящим на танцевальной площадке.

Стоит Августу отойти, как она вскакивает и хватает меня за руку.

— Ой, что это вы? — хохочу я, когда она принимается вытаскивать меня из-за стола.

— Пойдем потанцуем!

— Что?

— Ах, до чего же я люблю эту песню!

— Нет, я…

Но тщетно — я уже на ногах. Она тащит меня прямо на танцплощадку, пританцовывая и щелкая пальцами. Лишь когда нас окружают другие пары, она поворачивается ко мне.

Я глубоко вдыхаю и обнимаю ее. Мы выжидаем несколько тактов — и плывем по танцплощадке, по этому морю кружащихся дам и кавалеров.

Она легкая, как воздух, и ни разу не ошибается. До чего же я рядом с ней неуклюжий! Не то чтобы я не умел танцевать — на самом деле я умею. Вот черт, не пойму, что со мной творится. Но дело точно не в том, что я пьян.

Она, кружась, отдаляется от меня и возвращается, подныривая под мою руку и прижимаясь ко мне спиной. Моя рука лежит на ее обнаженной ключице. Я чувствую, как под рукой поднимается и опускается ее грудь. Головой она касается моего подбородка. Какие у нее душистые волосы, как она разогрелась от танца. А вот она уже снова отдаляется, раскручиваясь подобно ленте.

Едва музыка замолкает, танцующие принимаются свистеть и хлопать руками над головой, а громче всех — Марлена. Я бросаю взгляд в сторону нашей кабинки. Август, скрестив руки на груди, в бешенстве смотрит прямо на нас. Я испуганно отшатываюсь от Марлены.

— Облава!

Все замирают, и раздается еще один крик.

— ОБЛАВА! Все вон!

Толпа сбивает меня с ног. Люди пронзительно кричат, отпихивая друг друга и проталкиваясь к выходу. Марлена чуть впереди, она оглядывается, пытаясь не упустить меня из виду среди множества качающихся голов впавших в панику посетителей.

— Якоб! — кричит она. — Якоб!

Я пробиваюсь к ней сквозь толпу.

Выловив в море плоти чью-то руку и взглянув Марлене в лицо, я понимаю, что попал.

Крепко сжав ее ладонь, я ищу глазами Августа, но вижу одних лишь незнакомцев.

В дверях нас с Марленой разбрасывает в разные стороны, и миг спустя я оказываюсь на улице. Люди с воплями набиваются в машины, рычат моторы, гудят клаксоны, визжат шины.

Быстрей! Быстрей! А ну пошли отсюда, к чертям собачьим!

Пошевеливайтесь!

Откуда ни возьмись появляется Марлена и хватает меня за руку. Мы спасаемся бегством под вой сирен и полицейские свистки. Когда раздается стрельба, я хватаю Марлену и тащу ее за собой в проулок.

— Постой! — выдыхает она, останавливается и, подпрыгивая на одной ноге, снимает туфельку. Стаскивая вторую, она держится за меня. — Побежали, — говорит наконец она и берет туфельки в руку.

Мы несемся по лабиринту задворков и проулков, пока не перестаем слышать сирены, крики толпы и визг резины, и наконец останавливаемся под какой-то пожарной лестницей, чтобы отдышаться.

— Боже мой, — говорит Марлена, — боже мой, чуть не попались. Хотела бы я знать, выбрался ли Август.

— Очень надеюсь, — отвечаю я, запыхавшись, и сгибаюсь пополам, уперевшись руками в бедра.

Миг спустя я поднимаю глаза на Марлену. Она смотрит прямо на меня, хватая ртом воздух. И вдруг начинает истерически хохотать.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Так, ничего, — отвечает она. — Ничего, — и продолжает хохотать, хотя выглядит так, словно вот-вот расплачется.

— Что случилось? — повторяю я.

— Ох, — говорит она, шмыгая носом и поднося палец к уголку глаза. — Ну и безумная же у нас жизнь. Вот и все дела. А платок у тебя есть? — Я извлекаю из кармана носовой платок.

Она вытирает лоб, а потом промокает все лицо. — Ну и видочек у меня. Ты только посмотри на чулки! — вскрикивает она, указывая на свои босые ноги. Из дырок торчат пальцы. — А ведь они к тому же шелковые! — добавляет она высоким и неестественным голосом.

— Марлена, — мягко спрашиваю я, — с вами все в порядке?

Она прижимает ко рту кулак и стонет. Я беру ее за руку, но она отворачивается. Мне приходит в голову, что она так и останется стоять лицом к стене, однако она продолжает вращаться, словно дервиш. На третьем обороте я ловлю ее и прижимаюсь губами к ее губам. Она застывает и пытается хватать ртом воздух, не отнимая губ. И вдруг обмякает и касается пальцами моего лица. Но туг же отстраняется и, отступив на несколько шагов назад, глядит на меня больными глазами.

— Якоб, — начинает она надломленным голосом. — Боже мой, Якоб…

— Марлена, — я делаю шаг ей навстречу и останавливаюсь. — Простите. Я не хотел.

Она глядит на меня в упор, зажав ладонью рот. Под глазами у нее легли тени. Прислонившись к стене и не отводя взгляда от асфальта, она надевает туфлю.

— Марлена, ну пожалуйста, — я беспомощно развожу руками.

Она надевает вторую туфлю и бросается бежать, спотыкаясь и чуть не падая.

— Марлена! — кричу я, пытаясь ее нагнать.

Но она бежит все быстрее, заслоняя от меня лицо ладонью.

Я останавливаюсь.

Она уходит по проулку, стуча каблучками.

— Марлена, ну пожалуйста!

Я смотрю ей вслед, пока она не скрывается за углом. Она не отнимает от лица ладони, как если бы я все еще был рядом.

Через пару часов мне удается добраться до цирка.

Я прохожу мимо ног, торчащих из дверных проемов, и мимо реклам бесплатного питания. Мимо табличек в витринах, гласящих «ЗАКРЫТО» — понятное дело, что не на ночь. Мимо табличек «СЛУЖАЩИЕ НЕ ТРЕБУЮТСЯ» и мимо вывесок в окнах второго этажа «ПОДГОТОВКА К КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ». Мимо объявления на бакалейной лавке:

«У ВАС НЕТ ДЕНЕГ? А ЧТО ЕСТЬ? ВОЗЬМЕМ ЧТО УГОДНО».

Мимо газетного киоска, где на первой странице газеты крупными буквами значится: «КРАСАВЧИК ФЛОЙД ВНОВЬ НАНОСИТ УДАР: КАК УДРАТЬ С 4 ООО ДОЛЛАРОВ ПОД ЛИКО-ВАНИЕ ТОЛПЫ».

Не дойдя около мили до цирка, я миную пустырь, приютивший бродяг и безработных. В середине — костер, а вокруг полно людей. Одни не спят, а сидят и глядят в огонь. Другие лежат на свертках с одеждой. Я прохожу настолько близко, что могу различить лица — и обнаруживаю, что большинство из них молоды, моложе меня. Там есть и девушки, а одна парочка занимается любовью. Они не удосужились даже отойти в кусты — так, отодвинулись от огня чуть подальше. Несколько ребят наблюдают за ними со скучающими минами. Те же, кто спит, сняли ботинки, но привязали их к щиколоткам.

У огня устроился человек постарше, подбородок у него весь не то в щетине, не то в струпьях, а может, в том и другом одновременно. А впалые щеки явственно показывают, что у него нет зубов. Мы встречаемся взглядами и долго-долго смотрим друг на друга. Поначалу я не понимаю, откуда у него во взгляде такая неприязни, и лишь потом до меня доходит, что на мне вечерний костюм. Ему просто невдомек, что только этот костюм нас и разделяет. Переборов совершенно неуместное стремление объясниться, я продолжаю свой путь.