Нежность и ненависть - Карла Николь

кролик, потому что я мог бы трахнуть его прямо здесь. Я мог бы трахнуть его на каждой поверхности в этой комнате, если бы он мне позволил. Никакого ужина. Просто секс в его студии.

Он прижимается лицом ко мне и делает эту штуку с носами, которую я люблю. Становится жарко, когда его руки обхватывают меня и прижимают ближе, он собирается снова меня поцеловать, но над входной дверью раздается звон колокольчика. Он замирает и вытягивает шею, как жираф, почуявший опасность.

– Проклятье, – выдыхает он, затем отпускает меня и идет к комнатке, похожей на очень большую гардеробную.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Такаяма Джуничи?

У входа раздается голос молодого человека. Великолепно. Когда обладатель голоса проходит в дверь, он оказывается не совсем таким, как я ожидал. Это вампир, и его волосы (думаю, это «он». Или она?) цвета платины, зачесаны назад в длинный густой хвост. Бледное лицо вампира узкое и острое, как карикатура на полумесяц, а одежда выглядит дорогой, но безвкусной. Слишком много узоров.

Молодой вампир смотрит на меня кроваво-красными глазами. Без предупреждения это существо открывает рот и шипит на меня, слегка согнув ноги в коленях и поднимая руки вверх, словно лапы. Я делаю шаг назад, потому что мне кажется, что он вот-вот превратится в какого-то кота. Не думаю, что вампиры способны на такое, но в этом мире существует много вещей, которых я не понимаю.

Явно рассерженный, Джуничи выглядывает из гардеробной:

– Т-ты только что зашипел на него? Что, черт возьми, с тобой не так?

– Что это? – говорит кот-вампир, кружа вокруг меня. Я искренне пугаюсь, поэтому делаю еще один шаг назад. – Он человек или вампир? Я не могу понять!

Джуничи какое-то время колеблется, глядя на меня, как будто обдумывает вопрос. Он качает головой.

– Хисаки, встань прямо и перестань вести себя как придурок. Ты сейчас ведешь себя чертовски грубо.

Ах. Это Хисаки… Он выполняет команду и встает прямо, но указывает на меня так, словно мы ссоримся, глядя на Джуничи.

– Почему он так пахнет? От него разит двусмысленностью и замешательством. Я все время нахожусь рядом с людьми, и у них очень отчетливый запах, но его запах не совсем человеческий, и не совсем вампирский…

Хисаки откидывает голову назад, раскачивая хвостом и прищуриваясь.

– Как будто внутри него спрятан вампир… или он его съел.

Я ошарашенно смотрю на него, как будто он говорит не обо мне. Это звучит ужасно. Клянусь, я никогда не ел вампира. Я даже никогда не ел оленину или перепелку… не то чтобы это сопоставимые вещи, конечно.

Джуничи чертыхается, снова исчезая в гардеробной. Когда через несколько секунд он оттуда выходит, в его руках один из роскошных пакетов для одежды. Он прижимает его к груди Хисаки, а его лицо выражает ярость.

– Извинись перед ним. Потом бери свою гребаную куртку и уходи.

Хисаки смотрит на меня так, словно я куча вонючего мусора.

– Почему я должен изви…

– ИЗВИНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ.

Тишина. Сила и тяжесть голоса Джуничи шокируют меня, и я моргаю, пока он смотрит на маленького бледного вампира. Последний поворачивается ко мне и отдает отрывистый поклон.

– Приношу свои извинения.

– Иди домой, – говорит Джуничи, возвращаясь к гардеробу. Хисаки хватает одежду и идет к двери. У выхода он останавливается, поворачивается к нам и наклоняет голову.

– А как насчет коррективов?

– Mejor lárgate de aquí![29]

– Хорошо, я ухожу… но я вернусь на следующей неделе. – Он откидывает свой хвост и выскальзывает из мастерской. Джуничи делает глубокий вдох и извиняется передо мной. Я говорю ему, что это не его вина, но он в ярости.

Весь ужин и весь остаток ночи он очень недоволен. Жалуется на ранговых вампиров и на то, какими самонадеянными и грубыми они могут быть. Хисаки-кун (Хисаки-кун) – худший пример.

У Джуничи также есть источник по имени Рен. Он навещает его раз в девять или десять дней. И хотя для поддержания здоровья следует кормиться раз в неделю, ему невыносимо видеть Рена так часто. Меня, как врача, это глубоко беспокоит.

Я принял великолепный горячий душ и подготовился (как ни странно, Джун не захотел присоединяться ко мне и оказывать честь). Пока мы пьем пиво на его бархатном диване цвета подсолнуха, я пытаюсь отвлечь его от случившегося, проводя пальцами по его бедру, чтобы завязать разговор, но он говорит мне, что не в настроении. Судя по всему, Джуничи не любит заниматься сексом, чтобы выплеснуть свое разочарование или злость, за что я его уважаю.

Вместо этого мы говорим о классическом джазе и о том, действительно ли Kind of Blue является величайшим джазовым альбомом всех времен (он говорит «да», я говорю «нет». Я сказал, что это Sunday at the Village Vanguard, что вызвало бурную дискуссию о живых альбомах и студийных записях).

Позже он рассказывает мне о музыке меренге и бачаты, которую слушал в детстве со своей матерью, а также о некоторых своих любимых современных исполнителях. Я составляю мысленный список, чтобы исследовать их в следующий раз, когда буду сидеть в телефоне. Мы болтаем до тех пор, пока я не засыпаю, прижавшись к нему.

Глава 19

Джэ

Я открываю глаза, ярко-желтый солнечный свет заполняют комнату. Сегодня мы должны пообедать набеяки удон[30], а потом посмотреть на осенние листья возле долины Окуцукей. Погода кажется идеальной для этого.

Мне тепло. В какой-то момент ночью Джуничи укутал нас очень мягким, пушистым одеялом. Оно черное, как семена подсолнуха. Такое ощущение, что мы лежим на медведе (и я говорю это в самом гуманном смысле). Джуничи лежит позади меня, и моя спина прижата к его груди. Я чувствую его твердое тело и глубокое, идеальное кипарисовое дыхание.

Когда это я успел стать «маленькой ложечкой»? Не думаю, что я когда-либо делал этот выбор осознанно, но, похоже, я часто оказываюсь в этом положении, когда у меня интимные отношения с мужчинами. С кем бы я мог быть «большой ложечкой»? Дело в росте? Дерзости? Нужен ли мне кто-то пониже (хотя я сам не такой уж и низкий – пять футов шесть дюймов[31]), или какой-нибудь низкорослый парень с комплексом Наполеона по-прежнему будет считать меня маленькой ложечкой?

Это заслуживает более глубокого анализа, но позже. А пока я хотел бы, чтобы эта большая аппетитная ложечка сзади трахнула меня. Я постоянно думаю о нашем первом разе. Случайное воспоминание настигает меня, когда я невинно шевелюсь, вызывая вспышку жара глубоко в паху и позвоночнике. Лицо заливается краской.

Я уважаю его отвращение к сексу от злости. Не знаю, в каком настроении он будет этим утром, поэтому я просто придвигаюсь к нему ближе, чтобы прижаться. Он стонет и обнимает мне, скользя рукой под мою футболку