Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

— Ты и разрешил.

— Я? — в его голосе прозвучало искреннее удивление.

— Сам же сказал — пойдем в дом, посидим, поговорим.

— Хе, а ведь точно! — засмеялся Арно — А парень то соображает.

— Других и не берем, — протянул Лифут, обсасывая финиковую косточку. — Хотя, судя по Убару, раньше вот и такую херню брали.

— Может его бабку или прабабку вулгр какой оттрахал и в нем дикарская кровь замешена? — предположил Сардо.

— Может быть…. Это многое бы объяснило. Так, ладно. О том, какие члены побывали в бабушке или дедушке Убара в другой раз поговорим, а сейчас речь о тебе пацан пойдет, — Лифут навис над столом впившись в Мицана очень пристальным взглядом.

Юноше сразу же захотелось отвести глаза, а ещё лучше спрятаться под стол. Но он пересилил себя. «Если ты покажешь им слабость, они тебя сожрут», — мысленно убеждал себя Мицан. «Сожрут и выплюнут, превратив в такое же ничтожество как этого Убара, а то и во что похуже». Неожиданно губы Лифута растянулись в улыбке и он протянул Мицану высушенный коричневый плод.

— Финик?

Мицан взял предложенный ему плод и положил в рот. Финик оказался мягким и сладким, почти приторным.

— И так, — Бакатария откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — С заданием ты справился и считай, свой счастливый ключик уже вытянул. Двери нашей компании для тебя теперь открыты и очень скоро ты поймешь, что мы не просто банда, пусть даже и крупнейшая в Кадифе. Мы — это долбанная семья. Охеренно крепкая семья, между прочим, которая любит и чтит нашего отца господина Сельтавию больше всего на свете. Быть с нами — честь. Ведь если ты один из нас — перед тобой все двери открыты. Будешь хорошо работать и верность хранить — начнешь очень быстро зашибать так, как другие и не мечтают. Всякая уличная мразь не посмеет даже ссать в ту сторону, в которую ты идешь, а от желающих твой хер пососать отбоя не будет. Но если начнешь халтурить и лениться, проявишь неуважение к старшим и, особенно, к господину Сельтавии, или, упаси тебя Великие боги, крысятничать — то наши пути разойдутся самым драматичным образом, — на этих словах Бакатария многозначительно провел большим пальцем по горлу. — Все понятно?

Мицан кивнул:

— Только один вопрос остался: мои ребята. Вместе со мной ещё четверо было. Они в деле помогали. Что с ними то, возьмете?

— Ааа, так к тебе ещё и долбаная свита полагается. Скажи мне, пацан, задание выполнил ты или они? Потому что если всю работу сделали они, а ты все это время у угла член надрачивал, то ты нам на хер не нужен. Мы тогда лучше кого-то из твоих ребятишек к себе возьмем, если они все такие толковые оказались.

— Косхая убил я.

— Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос. Награду получает тот, кто работу сделал. Не они, ты. Запомни Мицан, сейчас ты — очень мелкая сошка, а ей подпевалы не положены. Пройдет ещё очень много времени, в которое ты будешь очень много и упорно работать и из кожи вон лезть, чтобы ты снова начал кем-то командовать кроме своего члена. Но когда это случится — поверь, ни о чем не пожалеешь. Короче, теперь ты с нами и про них забудь. Может в следующем году кому из них повезет, и он вытянет свой счастливый ключик, но пока этого не случилось — на хер их. А если тебя вдруг что-то не устраивает — иди сам на хер. Можешь и дальше кошельки с кушаков тырить или жопами своих дружков торговать — мне-то срать, чем именно ты занимался — но двери в настоящую жизнь для тебя закроются наглухо. Так что решай, только, сука, поживее, пожалуйста.

Лифут уселся поудобнее и занялся финиками. В это время к столу подошел Арно с кувшином и четырьмя кружками. Он разлил вино и поставил рядом с каждым, демонстративно пропустив Мицана. Тот понял, что пока он не ответит Бакатарии, для остальных его как бы и не существует.

Он открыл рот и… не смог произнести ни слова. Казалось — вот он, тот шанс, которого Мицан ждал всю свою жизнь. Достаточно только сказать пару слов и вся его судьба переменится. Вот только эти слова стояли у него комом в горле, не желая вылезать наружу. Проклятье, он же вырос с этими ребятами. Без них у него ничего бы не получилось. Они верили ему. Помогали ему. Сделали за него почти всю работу. А он их, стало быть, кидает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мицан попробовал себя успокоить мыслью, что это пойдет на благо всем. Скоро он поднимется, наберет вес и влияние и тогда уж и подтянет своих парней. Поможет и им всплыть со дна и встать на ноги…. Это же так и делается. Если несколько человек сидят в яме, то сначала вылезает один, а уже потом протягивает руку остальным… «Брехня», — услышал он собственный внутренний голос и понял, что это действительно так. Двери в лучшую жизнь открывались только один раз, и пройти сквозь них мог тоже только один. Да, Мицан любил этих ребят. Любил всем сердцем, но выбор им был уже сделан.

— Я с вами, — голос юноши прозвучал очень тихо и хрипло, а слова наполовину застряли в горле.

— Чего это ты там бубнишь?

— Да с вами я! С вами!

— Вот и молодчинка. Правильный выбор.

В этот момент к юноше подошел Арно и поставил перед ним глиняную чашу, наполнив её вином. Мицан почувствовал, что в горле пересохло и выпил залпом отдающий кислинкой напиток. Бандит ухмыльнулся, и налил ему ещё.

— Так, какое твое родовое имя?

— Квитоя.

— По отцу?

— По матери. Отца я не видел ни разу, даже имени его не знаю. Мать только говорила, что он солдатом был, из походной тагмы. Может и врала, конечно, но только кто же это сейчас проверит.

— Ладно, сойдёт. И так, — Бакатария выстучал короткую дробь костяшками пальцев по столу. Что-то в его облике неуловимо поменялось. Ухмылка исчезла, взгляд хоть и остался таким же пристальным, но перестал колоть, а обычно сутулые плечи расправились. — Слушай меня Мицан Квитоя. Сегодня твой второй день рождения и только он по-настоящему важен. Запомни его хорошо. А сейчас — замри.

Неожиданно Арно схватил Мицана за правую руку и прижал ее к столу. В ладоне Лифута блеснул кинжал и Мицан дернулся, но бородач был намного сильнее его, легко удержав на месте. Бакатария смерил его пристальным взглядом, а потом сделал два неглубоких пересекающихся разреза на его ладони. На столе быстро образовалась небольшая лужа крови и Мицан закусил губу, чтобы не вскрикнуть.

— Эта кровь — дар богам и жертва, которой мы призываем их в свидетели. Феранора, молчаливая покровительница тайн, да услышь слова наши и даруй свое благословение всякому взятому обещанию. Радок всепомнящий, хранитель ключей, свидетель прошлого и будущего — внеси слова нашей клятвы в летописи мироздания. Лотак, опалённый бог ремесленников и заклинатель металлов — скуй нам цепь и свяжи меж собой давших эту клятву. Жейна, вечнородящая мать, заступница всякой жизни — свяжи узами клятвы кровь и семя. Морхаг, владыка вод, — расскажи морям и ветрам о сказанных тут словах и призови их в свидетели. Бахан плодородный — обрати всякий хлеб в пепел и всякое вино в уксус тому, кто пойдет против слов своих, Сатос златосердцей, опустоши сундуки и карманы отступника от сказанного, а Мифелай Великокровный, обойди защитой в бою. Сладострастная Меркара — лиши чресла удовольствий о тех, кто забудет о словах своих. Моруф, проводник и последний утешитель, закрой три реки и четыре поля для поступившего против сказанного и обреки его на вечные мытарства. Пусть каждый из двенадцати богов станет свидетелем сказанного и свершённого. Сегодня, Мицан Квитоя, сын неизвестного нам воина, дает перед людьми и богами клятву верности господину Сельтавии и всем его клятвенникам. Он будет служить преданно, слушать господина и людей его, и унесет с собою в Пепельный удел все тайны и секреты его. На том свидетели боги и люди. Клянешься ли ты в этом?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Клянусь! — выпалил изумленный Мицан.

— Мы же клянемся, что у тебя всегда будет кров и стол. Что в карманах твоих не переведется серебро, а всякий поднявший на тебя руку ее лишиться. Клянемся знать тебя как нашего клятвенника!

— Клянемся! — хором ответили остальные.

— Да будет клятва эта страшна и нерушима. Да налетят гарпии на того кто нарушит ее. Да заберут они язык, глаза и печень его. Да нападут великие горести, и обратиться прахом всякая еда и питье его. Да станет серебро в руках его трухой, а сами руки покроются волдырями и язвами. Да поселяться черви в брюхе его. Да сломается каждая кость в теле. Да не будет конца горю и мукам, всякому, кто предаст эту клятву. Да иссякнет семя его, а вместе с ним — и весь род его. На то свидетель каждый из богов и перед каждым мы в ответе. Встань же Мицан Квитоя и стань клятвенником. Пусть все среди людей и богов знают — ты теперь наш. На то воля и вечная клятва.