Фортуния любит отчаянных - Элина Литера

к Миринде и детям. Жена Альфреда была бледна, но держалась неплохо. Жутко представить, какой страх за жизни детей она вытерпела в эти сутки.

Высунувшись из окна я разглядывала разоренные лужайки с остатками лагеря. Здесь Второй полк оставался на ночь, чтобы охранять Белый дворец. Слухи разлетаются со скоростью пожара, и про застолье под навесом наверняка уже знает последний сержант в обозе. Могу поспорить на серебряную шпильку, что полночи судачили про принцессу с бокалом вина, которая угрожала дуэлью полковнику. Только этим я могу объяснить, что отдавая честь королевской процессии солдаты смотрели больше на меня, чем на Альфреда. Братец, который ехал верхом рядом с нами, тоже это заметил, и я поймала его полный ревности взгляд. Скверно.

* * *

— Где моя камеристка и горничные? Энни, Агни и Дагни? — наседала я на трясущегося распорядителя.

— Ва... ваше Высочество, я не знаю. То есть, знаю.

— Яснее!

— Ваша бывшая камеристка Энни весной вышла замуж. Его Высочество Эгберт посылал людей отыскать Агни и Дагни, но их не нашли.

— Они живы?!

— Ваше Высочество! — взмолился тот.

— Живы они, Ваше Высочество, живы! — откликнулась пробегавшая мимо горничная. — Они в холодном погребе прятались, за сырами лежали. Сейчас их в кухне горячим молоком с медом отпаивают. Прикажете прислать к вам?

— Не к спеху, пусть придут в себя сначала. Благодарю вас за хорошие новости, — кивнула я женщине. Повернувшись к распорядителю, который перевел дух, шепотом приказала: — лорда Эриха вон Краальда разместить на втором этаже в синих покоях.

— Но я еще не получил рекомендаций... Простите. Слушаюсь.

Агни и Дагни прибежали через час. Они все еще шмыгали носами, и я попросила слуг принести побольше отваров от простуды. Мне тоже после моих вояжей не помешает.

— Ваше Высочество, Ваше Высочество! — Наперебой защебетали девушки. — Тут такое было, такое!

Еще бы, заговоры и попытки переворотов в самом дворце нечасто случаются.

— Энни вышла замуж за сына командора, представляете?

Э... М... Да, с точки зрения моих горничных женитьба лорда-офицера на служанке — это похлеще заговора. И они правы — такие мезальянсы случаются реже дворцовых переворотов.

— Погодите, она же была помолвлена с помощником кузнеца?

— Он, гад разэтакий, видел ее накрашенную и в красивом платье, разозлился очень. Как вас увезли, так решил, что у Энни больше защиты нет. Накричал на нее по-всякому, нехорошими словами обозвал и решил... ну это... что с нехорошими словами делают. А она его стукнула, как вы нас учили, и убежала.

— Дурак. Другой бы радовался, что жена будет красавица.

— Вот-вот! Энни плакала, он грозился, я капитану охраны пожаловалась, этого подмастерье взашей из дворца погнали. Как вы уехали, Энни в горничные отправили, а там ее гнобить всячески стали. Как же, бывшая камеристка принцессы, а теперь рядом с ними. Ну она и решила взять во дворце расчет. Помните, у вас в женихах ювелир был, он Энни в цветочную лавку тетки своей звал? Вот туда она и пошла работать. Она в лавке платье хорошее носила, чуть красок добавляла, ей хозяйка сказала, что так надо. Командор в лавку за букетом зашел, узнал ее, сыновей потом привел знакомиться, представляете? Она удивилась, мол, она же дочь прислуги, сама была служанкой, даром, что во дворце. А командор говорит, что у него дед лавочником был, только отец через службу лордом стал. Младший сын командора, целый капитан, крутился вокруг нее, крутился, а потом женился на ней и увез в гарнизон на северном берегу!

— Я очень рада за Энни, — улыбнулась я.

Командора и его сына можно понять. Редкая благородная девушка поедет в гарнизон на север, где берег изрезан скалами, и вечно дуют холодные ветра. Местные красотки уже наверняка все расхватаны. Энни была обучена хорошим манерам, читать и писать умела, даже какие-то книжки иногда рядом со мной листала, и не только любовные романы. Бывшая камеристка принцессы — в провинции это звучит весомо, не то, что в столице. Вполне достойная жена офицера получилась.

— Агни, Дагни, я не хочу привлекать никого чужого. Готовы ли вы взять на себя обязанности Энни? Я, разумеется, увеличу вам жалованье.

Девушки переглянулись, перемигнулись какими-то своими знаками, и Дагни ответила:

— Ваше Высочество, я бы попробовала быть камеристкой, я много за Энни смотрела, а иногда помогала, если вы помните. Агни с делами горничной сама управится.

Нам принесли отвары, мы выпили за счастье Энни и за свое собственное здоровье. Для девушек треволнения заговора постепенно отходили в прошлое. Но не для меня.

Глава 11

Мы сидели в кабинете, который теперь принадлежал Альфреду, и молчали. Мы — это папенька, сам Альфред, и я. Какими бы странными ни были у нас отношения, сколько бы папенька не считал меня неудачным отпрыском и малопригодным средством для целей Короны, все-таки при решении семейных дел он вспоминал, что я часть этой семьи. Пусть и не самая удачная, но часть. А теперь, после того, как я привела армию и переломила ход противостояния, не позвать меня было бы неразумно.

Мы молчали. Эгберт в своей глупости избавил нас от тяжелого решения своей судьбы, и все оказалось бы просто, не будь у Эгберта детей. Дочь и сын. Пока еще они малы, но дети растут быстро. Во дворце ли, в замке дальних родственников, но дети Эгберта будут детьми преступника-заговорщика, изгоями, а это такая благодатная почва для ненависти. Мы понимали, что всегда найдутся те, кто желает переменить власть, особенно, если возложить корону на чело малоопытного и податливого юноши. Ненависть детей казненного наследника престола новые заговорщики непременно используют в своих целях. Через дюжину лет мы получим бунт, на знамени которого будут потомки Эгберта.

— Им нельзя расти как детям бунтовщика... — пробормотала я.

— Что? — поднял голову Альфред.

— Дети Эгберта не должны расти как дети преступника, — повторила я громче.

— Трис, даже если удалить их из столицы и держать в неведении о происхождении, запугав Клодильду, то все равно рано или поздно их найдут, откроют им все тайны, и мы получим то же самое, даже быстрее.

— Нет-нет, я не об этом, — продолжала я тянуть мысль, которая изо всех сил сопротивлялась, но что-то, что-то в ней было. — Просто... Эгберт не должен быть бунтовщиком, вот и все.

Папенька нахмурился:

— Предлагаешь