Самоубийство сверхдержавы - Патрик Бьюкенен

«К 2042 году белые уже не будут большинством американского населения. Такой демографический прогноз звучит погребальным колоколом для персонажей наподобие… Джо Уилсона. Грядут значительные изменения в культуре нашей страны, в электоральной политике и в распределении ресурсов.

Эмоциональные заявления Уилсона следует анализировать с учетом былого и грядущего контекстов – включая тот, который я обозначаю как «крайний срок белых людей, 2042 год»»{393}.

Книга Бенджамина читается как путеводитель по укромным уголкам страны, куда сбегаются белые, ища спасения от мультирасовой Америки.

В ходе выяснения отношений между сержантом Кроули и профессором Гейтсом в Кембридже, штат Массачусетс, и последующего «пивного саммита» Обамы[98], также фиксировались аналогичные опасения, как пишет колумнист «Нью-Йорк таймс» Фрэнк Рич, тоже упоминающий о 2042 годе:

«Такая реакция [на скандал с Гейтсом] представляет собой самый свежий пример неумолимой трансформации Америки в страну белого меньшинства в ближайшие тридцать лет – к 2042 году, по прогнозам Бюро переписи населения; эта трансформация изрядно пугает и даже заставляет паниковать белый истеблишмент… Мы только в начале периода, который может растянуться на 30 лет. Пиво не охладит ярость тех, кто не в состоянии принять как данность, что расовый профиль Америки больше не соответствует их собственному»{394}.

Когда активисты Движения чаепития митинговали за стенами Капитолия, где демократы проталкивали президентский проект реформы здравоохранения, Ричу пригрезилась новая Ночь разбитых витрин[99], еврейский погром, устроенный нацистами в 1938 году, и расовую ненависть он посчитал «истинным источником выплеснувшегося недовольства». К 2012 году, по его мнению, «белые, не учитывая людей латиноамериканского происхождения, окажутся в меньшинстве. Движение чаепития практически целиком состоит из белых… Их обеспокоенность быстро меняющейся Америкой вполне обоснованна», ибо приближается «экзистенциальное перераспределение в масштабах страны», равного которому не случалось с принятия закона о гражданских правах (1964), когда некоторые американцы, «что называется, сошли с рельсов»{395}.

Триумф Движения чаепития в 2010 году побудил Тима Уайза из «Дэйли кос» заявить в статье под названием «Последний вздох стареющей белой власти», что эта победа – лишь битва, выигранная умирающем племенем в проигранной войне:

«Что ж, богачи, открывайте шампанское или откупоривайте тот выпендрежный скотч, который вы пьете. А если вы слегка просели экономически, наслаждайтесь своим «Пабст блю риббон»[100] или иным заковыристым пивом.

При любых раскладах, при любом экономическом статусе, усвойте следующее. Пейте. Пейте быстро. Пейте много. Потому что ваш срок выходит. Часики тикают. Пируйте, пока можется, но слушайте, как эти часы тикают все громче. Тик-тик. Эти часы напоминают, как мало времени у вас осталось»{396}.

Высказывания Ларри Кинга, Рича Бенджамина и профессора Сюя заставляют вспомнить замечание Джеймса Болдуина[101] относительно похвал в адрес сборника его статей «В следующий раз – пожар»: «Пока ты считаешь себя белым, для тебя нет никакой надежды»{397}.

В шоу «Утренний Джо» на радиостанции Эм-эс-эн-би-си в день инаугурации Том Брокоу назвал торжество Обамы расплатой за «белый фанатизм», которому сам был свидетелем: «Будучи в 1960-х, когда страна развивалась, на Юге и в Лос-Анджелесе, в районе Уоттс и в северных пригородах, я устал считать ханжей и жлобов. Всем людям, которые встречались на моем пути, я говорю: «Вот! Подавитесь!»»{398} Роберт Райх придерживается, похоже, аналогичного мнения. Когда президентский проект стимулирования экономики поступил в конгресс, бывший министр труда, а теперь профессор Университета Беркли, высказался по поводу того, кому проект принесет пользу, а кто от него пострадает: «Подобно многим из вас, я озабочен тем, чтобы новые рабочие места достались не тем высококвалифицированным специалистам, которые и без того профессионалы в своем деле, и не белым мужчинам-строителям. Я ничего не имею против белых мужчин-строителей, просто есть и другие люди со своими потребностями»{399}. Желание Райха исполнилось. К середине 2009 года уровень безработицы среди женщин достиг 8 процентов, а среди мужчин – 10,5 процента; это самый большой гендерный разрыв, когда-либо фиксировавшийся Бюро статистики труда{400}. Среди мужчин-строителей безработица в годы Великой рецессии выросла до 19,7 процента, при этом нелегальные мигранты занимали 17 процентов всех рабочих мест в строительстве – по сравнению с 10 процентами в 2003 году{401}.

В октябре 2010 года газета «Вашингтон пост» сообщила, что с 1 июля 2009 года по 1 июля 2010 года латиноамериканцы, рожденные за рубежом, заняли 98 000 рабочих мест в строительном секторе США, а латиноамериканцы «внутреннего происхождения» лишились в этом секторе 133 000 рабочих мест. Чернокожие и белые строители в том же году совокупно лишились 511 000 рабочих мест. Во втором квартале 2010 года работники иностранного происхождения заняли при этом 656 000 рабочих мест. Среди местных уроженцев остались без работы 1,2 миллиона человек{402}.

Экономист Марк Перри рассуждает о «великом человекоизгнании», об уничтожении строительного и производственного секторов, где традиционно отмечалась высокая концентрация «синих воротничков», преимущественно белых{403}. Дэвид Пол Кун из «Политико» пишет: «Миллионы белых мужчин, которые голосовали за Барака Обаму, покидают ряды Демократической партии, и кажется все более и более вероятным, что это определит результат ноябрьских выборов»{404}. Кун также отмечает, что на долю «синих воротничков» пришлись 57 процентов всех рабочих мест, утраченных благодаря рецессии. «А ведь эти белые мужчины, которые составляют лишь 11 процентов рабочей силы, представляют 36 процентов тех, кто потерял работу»{405}.

Ощущая, что их страна исчезает, чувствуя себя брошенными собственными элитами, белые из среднего и рабочего классов обращаются за поддержкой к таким телеведущим и комментаторам, как Раш Лимбо и Гленн Бек[102], а также к Саре Пэйлин. Но деморализация глубока. Всего за девять месяцев президентства Обамы, по данным опроса, проведенного «Нэшнл джорнэл», множество белых американцев старше тридцати лет не просто разуверились в Уолл-стрит и корпоративной Америке, но и утратили доверие к правительству США.

В ноябре 2010 года Демократическая партия понесла самое тяжелое поражение на промежуточных выборах со времен Второй мировой войны: потеряла шестьдесят три места в конгрессе и контроль над палатой представителей. Белые составили более трех четвертей избирателей и проголосовали за республиканцев в соотношении 62:38. На Юге голоса белых распределились в соотношении 73:27 в пользу республиканцев{406}. Всего один белый конгрессмен-демократ представляет теперь Южную Каролину, Джорджию, Алабаму, Миссисипи и Луизиану. Белые демократы из «Южной глубинки»[103] близки к вымиранию.

В 2011 году «Вашингтон пост» сообщала об отчужденности и отчаянии белых рабочих в Америке. Если и существует «эпицентр финансового стресса и фрустрации», это белые люди без высшего образования, указывает «Пост». Всего 14 процентов этих американцев считают, что политика Обамы способна исцелить экономику; 56 процентов уверены, что лучшие дни Америки миновали; 61 процент согласен, что восстановление займет много времени, а 64 процента винят во всем правительство в Вашингтоне{407}.

Возвышение нового племени?

«Превращаются ли белые в новых черных?»

Таким вопросом задается Келефа Саннех в своей рецензии на книгу «В поисках белой утопии» в журнале «Нью-йоркер». Саннех полагает, что мы можем стать свидетелями «постепенного рождения новой нации»{408}.

Нечто подобное уже бывало раньше. В 1754 году американские колонисты в Южной Каролине, Нью-Йорке, Пенсильвании и Виргинии все были верными подданными короны. Но после высокомерия, проявленного солдатами колониальной армии в годы Французской и Индейской войн, после закона о гербовом сборе, тауншендовских пошлин, «бостонского чаепития», закона о постое, Квебекского акта и битв при Лексингтоне и Конкорде родилась новая нация – американцы. Виргинские «кавалеры»[104], бостонские пуритане, пенсильванские квакеры и шотландцы и ирландцы Аппалачей, прежде глубоко ненавидевшие друг друга, начали объединяться.

Бедствия и злоупотребление исторически способствуют осознанию особой идентичности и ускоряют раскол среди народа. Как пишет Саннех, Америка, пытаясь растоптать Движение чаепития, использует расовые аргументы:

«Почему комментаторы, от Кристиана Лэндера до Джона Стюарта[105], зачастую ставят диагноз «белизны» и почему этот диагноз звучит как своего рода обвинение? Дело в том, что данный диагноз нередко отягощен, явно или неявно, расизмом. Постепенно укрепляется мнение, что дискриминация «встроена» в самую суть «белизны» как расовой категории, и последняя поэтому приобретает негативную характеристику…»{409}