Батарея - Богдан Сушинский

Комбат и старшина настороженно переглянулись.

– Как это понимать, мичман? – сурово спросил капитан.

– Да кто ж его знает?! Я отправил его. Тогда же, вместе со всеми отправил… Политрук вон видел; он тоже транспорт батарейный провожал.

– Выходит, что мальчишка должен был находиться в колонне эвакуированных семей военнослужащих? – обратил комбат свой взор на старшего краснофлотца. – Что же в таком случае, могло произойти?

– Их колонну что… разбомбили? – с трудом справляясь со спазмой гортани, спросил Юраш. – Неужели все-таки разбомбили?

– Ты разве не расспросил мальчишку, почему он вернулся? – как можно суровее поинтересовался комбат.

– Да не знает Женька, что произошло с колонной. Бежал он. При первой же возможности бежал. – По тому, с каким почти мальчишеским восторгом Пробнев рассказывал об этом, чувствовалось, что он не только не осуждает парнишку, с которым давно сдружился, но и рад, что тот опять будет появляться на батарее.

– Это ж при какой такой «первой возможности»? – грозно подался к нему мичман, словно бы заподозрил, что это ординарец комбата спровоцировал Женьку на столь бездумный побег.

– При обычной, – стушевался Пробнев. – На рассвете соскочил из машины и бежал. В Григорьевке в брошенном кем-то доме ночует, а питается тем, чем сверстники подкармливают, или что по садам-огородам «нашарить» сумеет. А то еще рыбу ловит, чтобы затем сварить в котелке.

– Я с него шкуру спущу! – решительно повертел головой старшина батареи. – Вот теперь-то он у меня точно добегается! Сколько ж можно нянькаться с ним?

Все присутствовавшие почему-то рассмеялись, хотя понимали, что мичману сейчас не до смеха и что не только ему, но и всем им следует подумать о судьбе этого тринадцатилетнего сорванца, за которого они все теперь в нравственном ответе. Причем острее всех это почувствовал комбат.

– Отцовский ремень «как аргумент пролетарского воспитания», понятное дело, не отменяется, – признал он сквозь грустноватую улыбку. – Но родственников, как я понимаю, у вас, мичман, в ближайшей округе нет?

– Только в селе под Котовском, – все еще сокрушенно покачивал головой старшина. – Но, во-первых, это очень далеко, к тому же там давно хозяйничают румыны.

– В таком случае решение может быть только одно: зачисляем вашего сына в личный состав береговой батареи в качестве юнги-посыльного.

– Как это «зачисляем»?! – возмутился Юраш. – Куда и с какой стати? Да на ближайший транспорт его… – И вдруг осекся на полуслове, вспомнив, что к востоку от Аджалыкского лимана уже идут бои. И что никакого «ближайшего транспорта» уже не будет, поскольку шоссе, ведущее на Николаев, уже давно перерезано войсками противника.

– … Вот и я тоже так считаю, – довершил его прозрение комбат. – Если сегодня же не приютим мальчишку, завтра уже может быть поздно, потому что окажется на оккупированной территории. И сигуранце не составит труда выяснить, что отец его не просто старшина, но и коммунист, да к тому же парторг батареи.

– Там выяснят, понятное дело, – признал мичман.

– Поэтому слушай приказ, старшина: подобрать мальчишке из наших резервов матросскую форму, батарейный портной пусть ее подгонит. Словом, отмыть, накормить, обмундировать и впредь относиться к нему, как и положено относиться к юнге. Пока что в хозотделение его, на камбуз, а там посмотрим, как устраивать его жизнь дальше.

– На камбузе толку от него будет не так уж и много, – задумчиво почесал подбородок политрук. – А потому возникает мысль: почему бы сразу же не определить его ко мне, в отделение разведки? Местность он знает, неприметный, в любом селе ему нетрудно будет пообщаться со сверстниками…

– В разведчики, говоришь? – задумчиво переспросил Гродов. – Так ведь опасность слишком велика. Рисковать придется.

– Как и каждому, кто оказался на фронте, – искоса взглянул политрук на мичмана.

– Но в разведке риск слишком велик. При том что речь идет о мальчишке.

– Рисковать придется, не спорю, – не отрицал комиссар батареи. – Зато в разведке. Парнишка сам когда-то признался, что мечтает стать разведчиком. Выследил, когда мы готовили точку для наблюдательно-корректировочного поста нашего, и похвастался, что знает два брода через лиман. А еще сказал, что если бы ему поручили идти в тыл врага… Словом, понятно, что такой мальчишка-разведчик нам очень пригодился бы. Ведь мало кому из румын придет в голову заподозрить в нем лазутчика. Ясно, что для начала мы бы его немного подучили, в том числе умению маскироваться и владеть оружием.

– В разведчики – так в разведчики. Если только сам юнга Юраш будет согласен, а мичман Юраш-отец не возражает, – неуверенно поддержал комбат эту идею политрука. – Все-таки разведка – ремесло опасное, так что думайте, бойцы, думайте! Неминуемо возникает вопрос: а стоит ли нам подвергать мальчишку такому риску?

– Но вы-то на его месте обязательно попросились бы в разведку, – молвил политрук.

– Куда же еще? – пожал плечами Гродов. – Хотя служить, как видите, приходится в береговой артиллерии.

Они вопросительно посмотрели на мичмана. Тот несколько мгновений колебался, затем тоже нервно передернул плечами:

– Если доверяете, значит, зачисляйте. Не думаю, чтобы такой сорвиголова, да к тому же мой сын, оказался трусом.

– Тогда будем считать, что судьба мальчишки почти сама собой решилась. Ну а командиру дивизиона я, понятное дело, доложу. Но со временем.

Восточный конец дамбы оказался заколдованным, попасть в него удалось только с четвертого снаряда. Зато зная, что на стационарном орудии большого смещения при огне не происходит, Гродов мог быть уверен: боевая пристрелка на поражение окажется скоротечной.

С западной оконечностью дела пошли легче, во всяком случае, в тело косы, перерастающей в дамбу, снаряд вошел уже со второго выстрела.

– Пехота на тебя подтрибунально жалуется, капитан, – позвонил ему утром комдив. – Ты чего снаряды зазря тратишь, свои же тылы расстреливая?

– Артиллерийскую западню румынам устраиваю – затяжную, с осколочным массажем и водными процедурами.

– Но ведь у тебя по картотеке целей и ориентиров все вроде было пристреляно.

– Стрелять-то придется не по картотеке, а по врагу. Поэтому старались по-настоящему испытать свою батарею на точность. А что потратил лишние снаряды… Ничего, зато потом, во время первого же артналета на эту дамбу, сэкономлю.

– Хотелось бы верить, что он окажется удачным. Кстати, тебе повезло: твой румынский капитан привел в Новую Дофиновку всех солдат, до единого. Даже одного умершего в пути от того, что рана открылась, принесли, чтобы сомнений не возникало, для ровного счета.

– Так в чем же мне повезло?

– Во-первых, непонятно, где ты его, такого, откопал и каким образом вышколил.

– Считайте его личным посланником короля Михая. А что там у вас «во-вторых»?

– Во-вторых, совсем уж подтрибунально. Если бы твои пленные разбежались или ушел бы сам капитан-диверсант, стоять бы тебе завтра перед судом, причем без какого-либо оправдания. А так, чувствую, об этом факте даже в газете «Ворошиловский залп» пропечатают, случай-то все-таки небывалый.

– Вот видите, – умиротворенно подытожил Гродов, – все сложилось, как надо.

– Рисковый ты парень, капитан. Вопрос: надолго ли тебя хватит? Впрочем, ради таких, рисковых, эти самые войны как раз и затеваются. Нет, в самом деле, я уже как-то задумывался над этим фактом. Если бы таких, как ты, в армиях мира появлялось много, наши войны были бы нескончаемыми.

– Просто всякая война жестко делит солдат на тех, кто способен преодолеть страх смерти, и тех, кто на это неспособен.

Гродов вышел из боевой рубки и спустился к морю. Причал, на который он обычно поднимался, служил своеобразной отдушиной, спасавшей его от сумеречной монотонности подземелья. Появляясь на нем, Дмитрий всякий раз возрождал в своем сознании надежду на то, что когда-нибудь вновь подойдет некое суденышко и унесет его отсюда, как в свое время уносило к берегам Дуная. Поэтому, как только на горизонте появилась быстроувеличивающаяся черная точка, комбат не сразу понял, что мысль о корабле уже материализуется. Он поднял бинокль и увидел, что посудина в самом деле меняет курс, направляясь к батарейному причалу. Название Дмитрий прочесть не мог, однако сумел определить: судно военное.

– Товарищ капитан, – возник на смотровой площадке боевой рубки вестовой краснофлотец, – вас требует к телефону начальник штаба военно-морской базы.

Комбат понял, что этот звонок из штаба базы как-то связан с появлением судна, однако дожидаться его приближения к причалу не мог.

– Только что румынские части прорвались к Сычавке, то есть вышли к берегу моря, – услышал Дмитрий встревоженный голос капитана второго ранга Захарова. – Теперь с суши мы полностью блокированы. То есть мы, по существу, окружены, вы хоть понимаете это?