Соль (СИ) - Левина Ксюша

Я бегу от Наоми, как от огня, в страхе, что она увидит моё состояние и очень надеюсь, что она не подумает обо мне плохо.

***

В тренерском штабе, как громко его именовали сотрудники, ещё совсем тихо. Я вкладываю в книжку новые бланки, стираю схемы с доски и падаю в мягкое кресло тренера, вытянув ноги. Пальцы дрожат и, глядя на них, я улыбаюсь. Они чувствуют, как Он близко. Антураж всё портит! не могу я представить себе, что вторая наша встреча (а поцелуй обнулил всё) происходит в этом мерзком, лощеном месте, где все не про спорт, а про псевдо-спорт. Смехотворные товарищеские матчи с сокрушительным счётом 17–19, бесконечные награды и сборы, громкие слова об “успехах”. Вот если бы это было что-то романтичное… Почему не клуб? Почему мы не встретились на вечере классической музыки? Почему он не пришёл на вечер поэзии до того, как явиться сюда. Я бы потерпела денёк, пережила, только бы он после оказался со мной в одной каморке. Пусть без этого, пусть за одной барной стойкой. Пусть просто в разных углах танцпола, я не против. Только не тут. Не романтично. Грубо это как-то.

— Ну как, прикоснулись к прекрасному? — я вздрагиваю так сильно, что опрокидываю на себя почти остывший кофе, который успеваю налить в тренерскую кружку. Пищу и отплёвываюсь, а он, быстро прикрыв за собой дверь, спешит проверить не обожглась ли я.

— Почему с вами вечно что-то происходит? — спрашивает он. Его пальцы касаются моей одежды, шеи, волос. Он проверяет горячий ли кофе, и не покраснела ли моя кожа, а я смеюсь и мотаю головой. Нет! Не обожглась, но продолжай!

— Вообще-то я обычно не такая неуклюжая…

— Я плохо на вас влияю, — говорит он и оставляет в покое мою мокрую одежду. Он в очках, не солнцезащитных, обычных. И мне странно его видеть в таком виде. Коленки дрожат, а в кончиках пальцев будто иголки.

— Да, — меня хватает на кивок. Потом припоминаю о чём он спросил, когда вошёл. — Прекрасное? Вы про футбол? — я изучаю его лицо, но он держится в тени, уже близится вечер и комната погружается в чёрное кружево из-за виноградной лозы, опутавшей окно тренерской. Удивительное упущение, которое никак не вяжется с видом клуба, такого гладкого и серого. Это место мне больше не кажется таким уж пропащим.

​​​​​​​-Да, вы же так хотели, — кивает он. Мне кажется, что мы оба теряем нить разговора и это чертовски приятно.

​​​​​​​-Только совсем не этого, знаете? — мне необходимо снять напряжение. Я отдаляюсь от него, потому что не могу и дальше выглядеть жалкой. Сажусь обратно в кресло, на которое кофе не попал, сцепляю руки в замок и смотрю на мистера Ли совершенно серьёзно, будто я тренер, а он владелец клуба.

​​​​​​​-Да, мисс Томпсон? И какое же вы видите будущее для команды “Парсонс Юнайтед”?

​​​​​​​-Хм… с таким составом никакого! Молокососы, играющие с молокососами, — я припоминаю разговор Гаспара с каким-то другом, который они вели по телефону минувшей ночью. Я снова провела всю ночь у Гаспара после очередного кошмара, хоть он и смотрел “Премьер Лигу”. Лучше не спать из-за его комментариев, чем из-за месива на ринге.

​​​​​​​-О, вы, кажется, намерены вывести нас на вершину таблицы? — он садится напротив, принимая мою игру. Это волнующе-интересно. Я морщусь, когда ощущение бабочек в животе становится болезненным, дыхание сбивается.

​​​​​​​-Поверьте, я знаю о чём говорю!

​​​​​​​-Да?

​​​​​​​-Да, — я улыбаюсь через силу, и когда это происходит уже не могу сдержаться. Снова дурацкий смех. Он отвечает моему настроению не кривой полуулыбкой, а по-настоящему, и это подкупает. — Защита ни к чёрту, никакой обороны. Нападение хромает, — медленно продолжаю я. Достаю записную книжку тренера и вытаскиваю чистый бланк, начинаю писать на нём, прикрываясь от мистера Ли. Он заинтересовался, как ребёнок, привстает и заглядывает в бланк, но я успеваю спрятать листок. — Я секретов не раскрываю.

— Какие тайны… да вы планируете что-то грандиозное?

— Ага, — совершенно не по тренерски показываю мистеру Ли язык, и мы смеёмся. — Правда, подумайте про то, чтобы усилить команду “дворовой шпаной”, а?

— Что на бумажке? — спрашивает он.

Блики заходящего солнца играют на его очках, и даже так близко я не могу заглянуть ему в глаза. Этот барьер раздражает, как будто мне не дали всех ответов, водят за нос. Это чем-то напоминает переписку в социальной сети, когда ты выходишь с человеком на определённый эмоциональный уровень, но не знаешь серьёзно ли он говорит. Сарказм или ирония становятся недоступны, и ты играешь в одни ворота, ругаешься, споришь с кем-то, кто может даже не знать о твоих эмоциях, сидя по ту сторону. В мире, где всё обращается в это пустое общение, я чувствую себя порой калекой, хоть и провожу в телефонных переписках половину своего времени. Я визуал. Я любуюсь людьми, их глазами и выражениями лиц.

— Ничего особенного…

не отвечает, только опускает голову, снимает очки и потирает переносицу.

— Я не знала, что вы носите очки, — атмосфера меняется, и мы теперь не играем. Говорим тихо.

— Да, человеческий организм имеет свойство изнашиваться, если не быть с ним осторожнее, — это звучит слишком обыденно, без официоза. Он даже жмёт плечами. — Работа за компьютером, нет времени на то, чтобы сходить к окулисту и вот. Мне уже нужны очки.

— Вот для этого вам нужен ассистент! — восклицаю я. Он кладёт очки на стол и откидывается в кресле. Я смотрю ему прямо в глаза и восторгаюсь, что снова могу делать это без каких-то там стекляшек. Тянусь и беру его очки, чтобы примерить. Он при этом вздрагивает от моего жеста и как-то напрягается. Я останавливаюсь с вытянутой рукой, потому что его лицо немного испуганное, будто он решил, что я его коснусь. Отгоняю неприятную мысль и примеряю его очки. — Совсем плохи дела.

Я морщусь, глядя по сторонам. Лицо мистера Ли расплывается, превращается в мутное пятно.

— Чем поможет ассистент?

— Напомнит о том, чтобы посетить врача. Обязательная, ежегодная диспансеризация! — поучаю я, не снимая его очков. Голова сразу же закружилась, а к горлу подступила тошнота. — Так мама говорит папе. Она всё время заставляет его проходить диспансеризацию, у него есть коробочка с таблетками, она знает когда ему нужно посетить кардиолога или окулиста, зубного или ещё кого-то.

— Разве он так стар, чтобы носить коробочку с таблетками? — мистер Ли протягивает ко мне руку, чтобы забрать очки, и я понимаю, что тоже вздрогнула.

— Нет, но у него бывают мигрени, и тогда ему нужен анальгин. Ещё у него может болеть желудок, потому что он часто перекусывает вместо обеда и пьёт много кофе. У него иногда скачет давление, особенно когда приходится терпеть перелёты. Он беспомощен, когда давление высокое, а это мешает работать. Он говорит, что чем больше ему лет, тем тяжелее его коробочка с таблетками.

— Неужели это так необходимо?

— Таблетки?

— Я понимаю, годы идут, — он кивает. Я не могу спокойно смотреть на него, потому что мы беседуем, мы обсуждаем! Мы говорим как два друга, любовника, супруга! Приятное чувство, что ты кому-то вполне соответствуешь, кружит голову. — Но неужели мы должны обязательно зависеть от всего этого? Стареть, болеть.

— Нет, но наверное, это плата за успех, — я комкаю изрисованный бланк, на котором появляются новые строчки. — Ну во всем есть баланс. Это в книжках и фильмах главный герой и богат, и красив, и здоров. Знаете, такой супергерой! Но так же не бывает. Вот взять вас, вы работаете и крутитесь. Занимаетесь спортом, чтобы поддерживать форму, да? Но выпадает такой незначительный элемент, как забота о зрении. Всего-то, но вот вы уже носите очки. А это же не обязательно только зрение. Наверняка, есть ещё что-то?

— Здоровье? — он откидывает голову, как на приеме у психолога, искренне задумывается. — Не знаю… Наверное, можно наведаться к кому-то по поводу бессонницы.

— Как насчёт зубов?

— Зубы? Не болят.

— Давно у стоматолога были?

— Не знаю. Не помню, если честно.

— А как насчёт кардиолога? Или терапевта?