Вот Человек ! - Николай Бондаренко

Впереди замаячили агенты Карла — я сказал об этом Ри, и она удивилась:

— За нами следят?

— За мной, — уточнил я. — Так что подумайте, с кем вышли на прогулку. Человек я опасный. Могу репутацию испортить.

— Ой, ой, — шутливо ответила Ри. — А я не боюсь.

Да, мрачно в парке, хмуро, солнце совсем не радует… Но пойти больше некуда. Везде слежка, досмотр…

— Скажите, как вас по-настоящему зовут? — спросила Ри.

— Не помню, — чистосердечно ответил я. — Пробую вспомнить, пока не получается.

— Действительно, человек вы опасный, — озорно глянула на меня Ри.

— А вас как зовут? Маргарита?

— Нет. Говорить не имею права.

— Значит, вы мне не доверяете.

— Если и скажу, называть тем именем нельзя.

— Почему?

— Запретил… Господин Карл.

— А если я… иногда… когда никто не слышит…

— Никогда. Обещайте.

— Обещаю.

— Мэри.

— Спасибо. Вы действительно мне доверяете.

Карловские агенты подошли совсем близко, того и гляди на ногу наступят. Как же быть? Я сказал девушке:

— Давайте сделаем доброе дело. Все равно не дадут поговорить.

— Давайте!

— Филипп в больнице. Нужно навестить.

— Такого не знаю.

— Вы не знаете, что он Филипп. Только вот где больница?

— Идемте. Я проведу.

Прибавили шаг. И сразу же наткнулись на булочную. Я попросил Мэри купить для больного несколько пышек. В счет моего долга.

С покупкой мы двинулись дальше. Я подробно рассказал о Филиппе, о том, как мы вместе терпели лихо в лагере и на рудниках, о том, как его засыпало.

— Догадалась, о ком вы говорите, — вздохнула Мэри. — Бедный Филипп.

А вот и больница — приземистое одноэтажное здание с облупившейся штукатуркой. Окна-бойницы смотрели мрачно, отчужденно. Обитая железом дверь оказалась закрытой. Лишь после настойчивого стука где-то в глубине зашаркали и недовольный мужской голос спросил:

— Вам кого?

Мэри отстранила меня и строго сказала:

— Мы от господина Карла, откройте.

Небритый щупленький человек в желто-грязной накидке, которая когда-то называлась халатом, впустил нас в коридор.

— Нам нужен больной по имени Филипп, — продолжала Мэри.

— Никаких Филиппов не знаю, — сердито ответил человек. — Вы что-то путаете.

— Его привезли два дня назад, — объяснил я. — По личному распоряжению господина Карла.

— Ну ищите, — зябко поежился человечек и ускользнул в темноту коридора.

Я потянул на себя ручки первой же боковой двери. Остро пахнуло нечистотами.

Вошли. Небольшая комната густо уставлена койками. Больные лежат тихо, под серыми одеялами. Кое-где лихорадочно блестят глаза.

— Кого ищете? — тихо спросил кто-то, я едва расслышал.

— Филиппа. Его привезли два дня назад, — ответил я.

— А, посмотрите дальше, — прошелестел голос.

Заглянули в следующую дверь. Такой же тяжелый запах, такой же удручающий вид.

— Я здесь, здесь! — обрадованно отозвался Филипп, увидев нас. Он лежал в углу, и к нему пришлось пробираться по узкому проходу между коек.

— Присаживайтесь на постель, — слабо улыбнулся он. — Это государственная больница, всем места не хватает… — Филипп был бледен. Всклокоченные, слипшиеся волосы разметались по лоснящейся подушке. На небритых скулах темнели то ли ушибы, то ли несмытая пыль рудников.

Я присел. Мэри отказалась.

— Ну как ты тут? — спросил я.

— Как видишь. Хорошо, хоть иногда кормят. Была бы еда, давно бы поднялся…

Я разложил перед ним румяные пышки. Филипп сглотнул слюну и вытер уголком одеяла навернувшиеся слезы.

— Вовек не забуду.

— Поправляйся скорей. Едой постараюсь обеспечить.

— Нужно ли, — печально вымолвил Филипп.

— Что за разговор! — нахмурился я. — Не думай, что о тебе не помнят. Я буду приходить.

— Спасибо… — задохнулся Филипп.

— Пожалуйста, не хандри. Ты еще пригодишься для добрых дел.

Покидали мы Филиппа с тяжелым сердцем. Мэри, как только мы выбрались на улицу, с болью произнесла:

— Неужели так можно обращаться с больными?

— Как видите. До простых людей никому нет дела.

— Странно. Я не знала об этом.

Впереди, шагах в десяти, нас ожидали сопровождающие.

— Даже поговорить не дадут, — возмутился я.

— Знаете что, — сказала Мэри. — Идемте ко мне. Нам никто не помешает. Поговорим, заодно пообедаем.

— Далеко ли?

— Рядом с вашим особняком.

Я не успел удивиться — Мэри подхватила меня под руку, и мы ускорили шаг. Девушка попросила рассказать о вчерашнем полете в космос. И я принялся описывать грозный железный поток, несущий над землей смертоносное оружие. Мэри прижалась к моей руке и шепотом спросила:

— А… против кого это?

— Против тех, кого господин Карл ненавидит.

— Ради бога, не говорите так, нас могут услышать… — Девушка обернулась и, убедившись в том, что «провожатые» значительно отстали, успокоилась.

— Земля наша в такой опасности, — сказал я, — словами не передашь…

— Наверное, не все так ужасно, — попробовала улыбнуться Мэри. — Если мы будем думать об этом — мы не сможем нормально жить.

— А разве мы живем нормально?

— Ну да. Я — по крайней мере.

— Кроме вас — миллионы людей!

— Они сами виноваты в своей нищете, в своей неустроенности.

— В том-то и дело, что не виноваты!

Мэри остановилась и серьезно посмотрела мне в глаза.

— Очень прошу, давайте о чем-нибудь другом.

— Что ж, попробуем.

Но разговора не получалось. Исчез между нами незримый контакт. Можно было бы бросить «до свидания» и просто-напросто уйти, но хорошее начало не давало на это права. Девушка еще поймет свои заблуждения. Человек она понимающий, добрый…

Когда проходили через парк, я поднял иссушенный лист и показал Мери.

— Такое сейчас мое сердце…

— Вы, я вижу, великий пессимист, — ответила девушка и отобрала у меня листок. — Таких сердец, знаете, сколько! Вот мы сейчас соберем из них букет.

Нет, букет собрать не удалось. Почти все опавшие листья размокли, смялись, потеряли яркую окраску. Так что мой листок оказался единственным, и Мэри бережно несла его до самого дома.

Она жила действительно недалеко от моего особняка. Крохотный домик, крохотный дворик, крохотная дверца в ограде, оплетенной сухими стеблями хмеля. Проводя меня в свои владения, Мэри сказала, что я первый, кто переступил порог ее жилища: ей категорически запрещено приводить к себе кого бы то ни было. Да и некого приводить: живет одна, даже знакомых нет. Но, естественно, скрывать от господина Карла мой сегодняшний визит было бы нелепо…