Ультиматум - Василий Головачёв

«Яблоко хорошо после мамонтовки, — подумал Бырр. — Трезвеешь моментально, как от удара дубиной. Впрочем, если запечь его внутри мамонтового хобота, тоже ничего жарево…»

Недолго думая, древний джентльмен поднял с земли камень. После трех-четырех неудачных попыток он добыл-таки яблоко — будучи тоже первобытным, оно было зеленым и смертельно кислым — и тут же съел. Без мамонтовки. Эту изобретенную неизвестным неандертальцем жидкость он допил еще вчера.

Старый Митрофан внимательно оглядел из-под козырька руки горизонт, ограниченный сараем, стойлом, домом, лошадью, двумя свиньями и яблоней, и наметанным глазом зажиточного славянского фермера точно определил, что с юго-востока идет антициклон.

«Опять придется раньше времени яблоки убирать, — подумал Митрофан. — Ранние яблоки ценятся меньше, чем поздние, особливо промеж коллег, ну да пес с ними, а то вовсе без урожая останешься!..»

Чертыхнувшись в душе, старый Митрофан рысью побежал к яблоне, по пути припомнив, что его распрекрасная хозяюшка Аксинья умеет отменно запекать поросят с яблочной начинкой.

Тетушка Аксинья доила корову, когда со двора послышался шум падения и вслед за тем визг обиженной свиньи. «Жакели твою в купорос!» — подумала Аксинья привычно, выглянула из сарая и увидела мужа, стоящего на четвереньках под яблоней и почесывающего заднюю часть тела. Опытным глазом определив причину шума, старуха сплюнула в сердцах:

— Лестницу возьми, старый пень! Вздумал лазать по деревьям, как белка! И корзину не забудь — не то яблоки побьешь, жакели твою в купорос!

Митрофан, поохав, покорно взял лестницу, приставил к яблоне, прицепил на тощую шею корзину и полез вверх. Лестница, конечно, многое решала в данный исторический момент.

Сидоров прищурился на солнце — рабочий день, к великому сожалению, еще не кончился — и, громко икнув, полез в кабину фруктоуборочного комбайна.

«Хороши нонче яблочки! — подумал он почти трезво. — Золотой ранет… рашель… антоновка, туды ее в качель!.. И-ик!»

Затарахтел мотор, вибратор уперся в ствол яблони, и крупные желтые с багрянцем яблоки посыпались в приемные сетки комбайна.

Сидоров нагнулся, взял из-под картуза яблоко, понюхал, прослезился и с хрустом откусил…

Мутант хомо-многомыслящий-разумный-твердотопливный лениво просматривал исторические хроники древних веков цивилизации Земли, как вдруг его поразил вид одного растения, плоды которого отозвались в наследственной памяти странно манящим вкусовым ощущением. Мутант хомо-многомыслящий-разумный-твердотопливный (в дальнейшем будем называть его для краткости ХМЫРЬ) тут же почувствовал желание — что характерно для землян того будущего времени — съесть такой же плод. Он протянул руку с одним-единственным пальцем, предназначенным для нажимания кнопок, тронул сенсор кибер-исполнителя желаний. Тотчас же в стенке его универсальной персональной жилой ячейки открылось отверстие, и в рот скатилось сочное, только что синтезированное яблоко.

Все двадцать два глаза ХМЫРЯ зажмурились от удовольствия, и он подумал, что древние земляне, именовавшие когда-то себя людьми, пусть и имели всего два глаза и лишние конечности, все же умели чувствовать прекрасное желудком…

Где-то в сто пятьдесят первом блоке десятой зоны седьмого сектора пятого уровня третьей спирали Всегалактический единый Мозг-анализатор (ВЕДЬМА) внезапно ощутил незапланированную эмоцию, что в общем-то было характерно и для других Галактических Мозгов этого типа окружающего метагалактического пространства.

В течение коротких трех тысяч лет, проанализировав эмоцию, ВЕДЬМА понял, что это одна из бесчисленного количества его звездных клеток, называемая когда-то Солнцем, вспомнила что-то приятно-грустное из своей истории. Перестроив логические и чувственные цепи, ВЕДЬМА подключил начальный сигнал этой звезды-клетки к общему каналу и всем своим многотысячепарсековым телом ощутил мысль — нарушительницу покоя: эх, яблочка бы сейчас… да бокал мамонтовки… да чтоб ни о чем не думать…

Покупка

Совсем ненаучная фантастика

Константин шел по рынку и ради смеха приценивался ко всему, что видел глаз. Удачно доведенная до логического конца операция с соседскими цветами позволяла ему чувствовать себя хозяином положения до двух часов дня включительно и сулила не только пиво, на что он рассчитывал вначале, но и заграничную жидкость под названием «Гавана-клуб», что в переводе означало примерно то же, что и самогон.

Подойдя к краю шеренги «кустарей», изготовлявших вручную всякую всячину от сапожных гвоздей до средства от насморка, он заметил странную личность в непонятном одеянии, державшую в руках блестящую штуковину с рычагом. «Личность» была на вид худа и невзрачна, многодневная, но редкая щетина не могла скрыть под собой горную складчатость лица, громадные черные брови прятали в пропастях глазниц темные омуты глаз. «Леший! — решил про себя Константин. — И не боится при народе!..»

— Привет, — сказал Константин «лешему», удостоверившись осмотром, и потрогал рычаг штуковины. — И как же эта твоя хреновина работает?

— Отвали, — прогундосил «леший», презрительно окидывая Константина взглядом. — Твоих средствов не хватит, брандахлыст.

Константин от такого обращения оторопел, но так как он не знал значения слова «брандахлыст», то ограничился только коротким:

— Сам дурак! У меня, может, целый капитал — одиннадцать рублей под кепкой! А ты — средствов не хватит!

— Инда другое дело, — изменился в тоне «леший». — А работает она проще пареной репы: нажал тута, и весь сказ. Бери, за рупь отдам.

— Тю! — обалдел Константин. — Ты же брехал — «средствов не хватит»! Рекфеллюр косоглазый!

— А че с хорошего-то человека деньгу драть, — совсем ласково прошлепал губами «леший». — Бери, дешевле грибов.

Константин хмыкнул, сдвинул кепку на затылок и с некоторым трудом подсчитал в уме предлагаемый убыток. Без рубля закусь выходила не ахти какая: если брать заморский «Клуб», то на кильку хватало. «А, сатана его задери! — уговорил он себя. — Возьму! Женку удивлю и соседу пузатому покажу — знай наших!»

— На, хрен старый, — достал он железный рубль и протянул продавцу. — На зуб спробуй, может, фальшивый.

«Леший» рубль на зуб пробовать не стал и тут же сгинул, будто его и не было.

— Во дает! — крякнул Константин, шибко почесал темя и с трудом выпрямился, держа на весу тяжелую штуковину с рычагом. — Мать честная, да в ей же пуда четыре! А на вид не больше трех!

Кое-как дотащив покупку до скверика, Константин опустил ее на скамейку и вытер лицо кепкой.

— Ух и зараза! Бросить, что ли? На кой ляд она мне?! Купил, называется!..

Он со злости хряснул штуковину кулаком и минут десять сидел рядом, отдыхал, курил и ругал себя самыми последними словами, которые почему-то всегда приходят на язык первыми. С одной стороны, железяка ему была абсолютно не нужна, и тащить ее в деревню, трястись в автобусе, а потом еще и пешком пилить три версты было глупо, тем более что ничего путящего из нее сделать было нельзя, кроме разве что подставки под самогонный аппарат. С другой стороны, Константину до слез и спазм в животе было жаль потраченного рубля.

«Эх, мать честная! — горько думал он, вспоминая странного продавца. — Уговорил, леший его задери! Что ж это я у него купил? Даже не спросил, зачем тут палка пристроена… И старик чудной попался, за рупь отдал… я бы ни в жисть не отдал!»

Константин с досады треснул штуковину ногой и вдруг заметил на ее боку какую-то надпись. Нагнувшись, разобрал:

«МАДЭ ИН ПРИШЕЛЬЦЫ! МАШИНА ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ, ЗНАЧИТ, ЖЕЛАНИЙ!»

Охнув от неожиданности, Константин зажмурился, покрутил головой, снова посмотрел на покупку. Надпись не исчезла. Константин дважды прочитал ее, шевеля губами, потом попытался вспомнить, как в книгах описываются избавления от галлюцинаций и наваждений. Вспомнил. Надавил пальцем на глаз и чуть не заорал от боли. Подумал: «Во пишут, ядрена штукатурка! Ослепнуть можно!»

Он перевернул штуковину на другой бок и увидел еще одну табличку с такой же — по части грамоты — надписью:

«ЗАГАДСТВО ЖЕЛАНИЕ И ДВИНУТЬ РЫЧАГ ДО УПОР. ТУТ ЖЕ И ПОЛУЧАТЬ ЕСТЬ!»

— Так! — сказал Константин севшим голосом и по привычке добавил пару выражений на древнеславянском. — Точно — пришелец! Похож, как вылитый! У сына где-то и книжка валяется про таких индюков залетных… Желания, значить, выполняет…

Ему стало жарко, и он скинул рубаху, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.