Семя зла - Бейли Баррингтон Дж.

— Постой-постой! — растерялся Мерсер. — Так нельзя!

— Почему?

— Это не разрешается! Правила поведения в полете очень строгие. В работу бортовой аппаратуры вмешиваться запрещено!

Брайан целую секунду оставался недвижим, потом расслабился и рассмеялся.

— Ну ладно, — переменил он тему беседы. — Что планируешь сегодня?

— Пожалуй, схожу в кино.

Корабельный кинотеатр размерами ничуть не уступал любому земному, а выбор фильмов был отменный. Многие пассажиры проводили здесь большую часть многомесячных путешествий. Устроившись в полумраке зала, Брайан погрузился в раздумья.

На экране задвигались полноцветные трехмерные образы. Показывали любовно-приключенческую драму, действие которой разворачивалось где-то в Южной Америке. Брайану она понравилась. Однако собой он был недоволен. Как странно — нестись в межзвездном пространстве, а глазами и мыслями оставаться прикованным к сценам Земли! И действительно, звездолет являл собою частицу Земли. Тщательно обособленную, предназначенную для перевозки пассажиров в идеальном комфорте, так чтобы те даже не почувствовали отрыва от привычного мира.

В пункте назначения иллюзия продолжится. Планета — все равно планета, какой бы красочной и странной ни оказалась она; планета напоминает Землю. Перемена мест никак не влияет на психологию. Пассажирам не разрешено переживать ничего, относящегося к иной масштабной шкале.

Брайана охватило чувство нереальности происходящего. Он подозревал, что наукократия использует в своих целях эту духовную тюрьму, из которой он дал обет сбежать.

Фильм закончился. Люди поднимались с мест, перебирались в проходы, выходили в фойе, сбивались в группки, болтали и смеялись. Но с точки зрения Брайана фильм не заканчивался. Все это происходило на киноэкране. Все это сводилось к нему. Все вокруг — сцены, разговоры, смех, стены корабля: изображения на экране, ничуть не вещественней картинки.

В таком настроении Брайан терял ощущение надежности бытия. Он сомневался даже в реальности материи. В конце концов, как доказать ее вещественность? Лишь сталкивая одну массу с другой. Тело, буквально говоря, не существует, пока не провзаимодействовало с другим телом.

Весь вещественный мир относителен, его поддерживают внутренние подпорки. Логическая система самосогласованна, но в остальном бессмысленна.

При взгляде снаружи все это казалось нереальным.

В более широком масштабе — напоминало искусственный социум, обитатели которого тешились вокруг, поддерживая друг друга в преувеличенно жизнерадостной болтовне и напускно-веселом обмене мнениями. К самостоятельному существованию он не способен. Выдернуть взаимные подпорки, и ткань жизней пассажиров разорвется.

Брайана так занимали эти идеи и мысли, что с обыденной точки зрения он вряд ли мог считаться нормальным человеком. Избавиться от них он был не в силах. Он снова и снова задавал себе вопрос, сформулированный философом двадцатого века Мартином Хайдеггером: Почему что-либо существует, а не просто ничто? Этим суммировались его личные раздумья о проблеме.

Под ногами, над головой, во все стороны кругом простиралось абсолютное ничто.

Эти философизмы, на первый взгляд, не были прямо связаны с его желанием выглянуть наружу. Ему этого просто хотелось. Его привлекал уже сам факт запрета, который интересно было обойти. В общем, если не вдаваться в избыточное теоретизирование, у него руки чесались поработать с гаечным ключом.

Выйдя из кинотеатра, они не вернулись сразу же в зону отдыха: Брайан увлек Мерсера разговором, и они стали бродить бесцельно, как было у них в привычке много лет назад. Однажды им встретился офицер-наукократ, и Брайан ощутил во внутреннем кармане куртки виноватую тяжесть ключа.

Примерно через полчаса он остановился.

— Ты знаешь, где находишься? — спросил он.

Мерсер огляделся, сопоставляя увиденное с заученной схемой корабля. Коридор тут был меньше обычного, пустынный, без дверей. В нескольких сотнях футов позади отделка коридора менялась с роскошной на утилитарную, и Мерсер автоматически отметил это.

— Мы, наверно, близ периферии, — неуверенно предположил он.

Брайан пошел дальше, поманив его взмахом руки за собой.

— Вперед.

Мерсер занервничал.

— Я не пойду, — сказал он, покачав головой.

— Я просто хочу тебе кое-что показать.

Мерсер неохотно последовал за ним до заключительного поворота. Брайан подождал, пока Мерсер его нагонит.

— Вот, посмотри, — прошептал он. — Оно там. А теперь стой здесь и предупреди меня, если кто-нибудь появится.

Мерсер отпрянул.

— О нет!

Брайан добродушно фыркнул и взял его за локоть.

— Во имя науки, э, старик?

Развернувшись, он проследовал до конца туннеля, а Мерсера оставил стоять за углом.

Мерсер почувствовал себя неловко. Его обхитрили, выставив пассивным пособником!

Брайан подобрался к иллюминатору, забранному крышкой, примерился, приложил ключ к первому болту и налег на него. Пришлось как следует попотеть, но болт нехотя задвигался и стал поворачиваться. Трескались и сыпались чешуйки краски.

Отошел первый болт.

Брайан спокойно занялся остальными. На все про все ушло минут десять. Когда он закончил выкручивать их, крышку на месте удерживали только слои старой краски, сочленявшие ее со стеной туннеля.

Он умело рассек их лезвием складного ножика по периметру, и крышка шевельнулась в его руках.

Он аккуратно отодвинул ее.

За ней оказалась впадина глубиной фута три, оканчивавшаяся идеально прозрачным пузырем, который, судя по всему, выступал над корпусом. Брайан уцепился за края иллюминатора.

Все его предположения полностью оправдались.

Краем глаза углядев эту тьму, он весь вздрогнул. Неуклюже подтянувшись в углубление, он пополз к пузырю, пока не очутился рядом с холодным, почти невидимым пластиком.

Он взглянул в космос.

В первом избранном им направлении лежала галактическая спираль: ее головокружительное великолепие и резкие сполохи мощных светил он наблюдал с ребра. Он почувствовал ее размах так же уверенно, как размеры собственной руки. Звезды тянулись, тянулись и тянулись. Размах был не сравним ни с чем земным и даже с самой Землей, он повергал в бесчувствие. В первые же две секунды у него захватило дух. Но не к этому он стремился, так что повернул голову в другом направлении.

И посмотрел за пределы Галактики. Там не было ничего, нигде, если не считать нескольких блеклых искорок других галактик, малозаметных и лишь подчеркивавших пустоту и безбрежие мрака.

Он наконец узрел то, к чему стремился так долго: безграничную пустоту.

И его внимание всецело приковал жуткий вакуум. С этого момента он стал обречен. Все его естество затягивало в пустоту, пристальное внимание к которой было теперь возведено в энную степень.

Даже первая стадия, кататоническая, была недолгой. Личность Брайана засасывало в галактическое пространство. Спустя минуту наступила смерть тела.

Мерсер тщетно ждал за поворотом коридора. Брайан отсутствовал уже заметное время.

Он заглянул за угол, в сторону иллюминатора. Он видел, как свешиваются с подоконника ноги Брайана. Уже несколько минут его друг хранил полнейшие молчание и неподвижность.

— Брайан? — негромко окликнул он. — Сколько еще?

Ответа не последовало.

— Брайан?

И громче:

— Брайан!

Ответа по-прежнему не последовало. Мерсер почуял неладное. Он быстро прошел по туннелю к Брайану и тронул того за ногу.

Та бессильно обвисла под нажимом руки, и Брайан не подал виду, что чувствует прикосновение. У Мерсера свело горло. Он задумался, что делать.

Еще несколько дюймов, и он тоже сможет заглянуть через иллюминатор в космическое пространство. Но он этого не сделал. Он попятился, борясь с искушением, а потом пустился бежать — по туннелям и коридорам. Он бежал сломя голову, разыскивая офицера-наукократа. Наткнувшись на одного из них, Мерсер сбивчиво изложил свою историю.