Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака - Карина Демина

Неправильно как.

— Не уйду, конечно, — Лихослав касается холодными губами виска. — Куда мне от тебя?

— Жалеешь?

— О чем?

— О том, что женился на мне…

Пусть скажет правду. Или солжет. Евдокия не знала сама, чего ей хотелось больше. Наверное, не следовало спрашивать о таком… надо было просто сидеть, слушать его дыхание, мечтать… мечтать ведь легко… придумать себе жизнь, которая длинная — длинная и счастливая, чтобы каждый день и по — своему.

Как в сказке.

— Нет, — он вытянул из волос шпильку. И вторую… и третью. Лихослав вынимал их осторожно, но у Евдокии было такое чувство, будто бы шпильки эти вытягивали прямо из головы.

Она терпела.

И все одно застонала.

— Себастьян сказал, что я меняюсь…

— Все меняются.

И еще одна… к ней прилип светлый волос, обвил шпильку тонкой змейкой…

— Я к худшему.

— Бес говорит, не думая…

— Неправда. Это только кажется, что не думая. А на самом деле… он умеет думать… и думает… и когда говорит, то всегда очень точно… я хотела быть как они, но у меня не выйдет.

— К счастью.

Шпилек в прическе больше не осталось, и голова сделалась легкой, чужой. Лихослав разбирал волосы по прядям, и каждую пропускал меж пальцев.

— Почему ты не сказал…

— О чем?

— О том, что тебе плохо…

— Думал, получится перетерпеть… и получалось… тебе надо уехать.

— Куда?

— Не знаю… к матери? Тебя ведь приглашали в гости…

— О да… Приглашали, только все равно подозреваю, что мне особо не обрадуются…

— Кто?

— Эльфы.

— Какое тебе дело до эльфов? — он вытягивал прядь за прядью, и становилось легче. Отступила дурнота, и слезы ушли, и страх непонятный.

Раздражение.

— Не знаю. Никакого, наверное… и мы можем вместе отправиться.

Лихослав покачал головой.

— Не поедешь?

— Извини, Евушка, но… ты права, Бес иногда говорит такие вещи, о которых сам думать не хочешь. И не будешь. Я должен во всем разобраться.

Он разжал руки.

— Как ты?

— Лучше.

— Хорошо… я велю, чтобы молока горячего принесли. Хочешь?

И Евдокия поняла, что не просто хочет, она умрет, если немедля не получит кружку горячего молока с медом.

— С медом…

— Липовым?

— Конечно… молоко если пить, то только с липовым… и… и еще хлеба… с солью.

Лихо кивнул, но уходить не спешил, встал на колени, собрал шпильки, подкинул их на ладони.

— Евушка, скажи, а где ты их взяла?

Смотреть на шпильки было неприятно, Евдокия пыталась вспомнить, но почему-то не могла…

— Там… наверное… в шкатулке.

— В шкатулке, значит… и шкатулка…

Стоит на столике, глянцевая, нарядная.

— Евушка… ты переживешь день — другой без шпилек? И без шкатулки твоей?

Переживет.

— Думаешь, что…

— Думаю, — согласился Лихослав. — Ты и вправду вела себя немного…

— Странно?

— Да. Я бы сказал, пугающе странно, — он поднялся и вновь коснулся волос. — Ложись. Я упакую, пускай Себастьян взглянет. А к ведьмаку мы и вправду завтра сходим, ладно?

Да.

Завтра. Утром. Утро уже близко, и когда наступит, то все наладится.

— Я скоро, — пообещал Лихослав.

И ушел.

Сонная горничная помогла снять платье, и корсет расшнуровала, помогла избавиться от влажной, пропотевшей рубашки. Она зевала и терла глаза…

…молока принесла горячего, с медом.

Горбушку ржаного хлеба, густо посыпанную солью. И Евдокия, сидя на кровати, собирала крупные крупицы, клала под язык, закрывала глаза…

…шпильки…

…шпильки в волосы, мелочь из тех, дамских, которых у любой девицы множество…

…и если бы прокляты были, сразу стало бы плохо… или нет?

…отсроченное проклятье…

…или не проклятье, но заклятье на помутившийся разум…

…Евдокия слышала…

Она допила молоко, и забралась в постель, на душноватую, но такую уютную перину, накрылась пуховым одеялом… Лихо вернется… скоро совсем вернется… а она, Евдокия, поспит… или нет, не будет спать, но лишь полежит с закрытыми глазами.

Недолго.

Всего секунду… или две… и сон был ярким, с липовым ароматом, с гудением ветра в ветвях вековых деревьев, с небом, расшитым серебряной нитью, а оттого неправдоподобно ярким. И глядеть на такое было больно, потому Евдокия глядела под ноги.

На поля первоцветов.

Одуванчики золотыми монетами по траве рассыпаны… и желтые яркие пятна куриной слепоты…

— Осторожней, — сказал кто-то, стоявший за спиной, — не трогай эти цветы, если хочешь видеть.

— Что видеть?

Ветер крепчал, еще немного, и повалит деревья, или же подхватит Евдокию, будто бы она пушинка, понесет за тридевять земель да во дворец к королевичу, чтоб как в сказке. От этакой фантазии самой смешно стало: на кой Евдокии королевич, когда у нее Лихо имеется?

— Не забывай об этом, — велел тот же голос, и Евдокия обернулась.

Никого?

— Не забывай…

— Не забуду, — пообещала она, разжимая кулак, и ветер подхватил глянцевые лепестки курослепа, поднял, закружил в вихре — танце… когда она сорвать успела-то?

Шпильки жгли ладонь.

А с виду обыкновенные, тоненькие, легонькие. С синими головками из аквамарина, да только в лунном свете камень глядится почти черным.

Но ведь жгут.

И острые… тянет потрогать, да только Лихо знает, сколь опасно поддаваться таким вот желаниям. И шпильки ссыпает на стол.

Наклоняется.

Вдыхает запах…

Металл. И волос… Евдокиины волосы пахнут по — особенному, жасмином и еще сухими осенними листьями. Медом — самую малость. Молоком. Хлебом.

Нет, не то ему…

…запахи сползали один за другим.

Снова металл.

И на сей раз тяжелая вонь, каковая бывает на скотобойнях. От этого смрада губа подымается, а в горле клокочет ярость. Но Лихо справляется, и с нею, и с собой…

…шпильки из шкатулки.

…шкатулка на столике резном, том, который матушка в подарок прислала…

…столик Евдокии нравился. На нем чудесно помещались и шкатулка вот эта, и зеркальце круглое на подставке, и склянки — скляночки, множество склянок — скляночек… но в ту комнату чужие не заглядывают. И значит, из своих кто-то.

Лихо открыл глаза и отстранился.

— Панна Евдокия спят ужо, — сказала горничная и зевнула. Сонная девица. Даже днем сонная, дебеловатая… сестры прислали с рекомендациями, а Лихо и принял… тогда-то казалось, что помочь хотят.

Наивный.

Родня…

— Иди сюда, — велел он. — Садись.

Села.

Широкоплеча, по — мужски. Круглолица. Некрасива, пожалуй, но это не недостаток для горничной. Что Евдокия о ней говорила?