Благословляю на праведный бой! - Иван Охлобыстин

Нужно постараться, чтобы, пережив подобное, найти причину для того, чтобы отойти от этой радости. Если для кого-то я – такая удобная причина – очень печально. Хотя, с другой стороны, может быть, как паразит лесу, я и полезен? Может быть, кому-то проще будет двигаться к вере, если он сможет принять, что есть такой христианин, искренний, причем ещё и строгих, ортодоксальных воззрений на многие вопросы, хотя и грешный. Пастырь в запрете. Штрафбатник, переводя на светский язык, который снимается в кино. Ведь вроде бы подобного просто не может быть – ни в одной стране мира.

– Со стороны кажется, что у Вас нет целостности: в храме одна жизнь, вне храма – другая, и они никак не соединяются…

– А почему не соединяются? У меня вообще нет ощущения никакой дисгармонии. Я не чувствую внутреннего конфликта. Если бы почувствовал, то либо напился, либо пошел бы к духовнику напрашиваться на длинный разговор. Периодически я так и делаю – хожу к духовнику. Но это, по большей части, внутренние организационные вопросы. В моей жизни наступил долгий этап каменоломни, работы с масс-медиа. Потом, посмотрим, как дальше пойдут отношения.

– Имя Ивана Охлобыстина всегда ассоциируется с эпатажем.

– За четыре года, с тех пор, как Святейший Патриарх Алексий разрешил мне сниматься в кино, слава Богу, вокруг моего имени не было ни одного скандала. Если убрать негатив организационного порядка, какие-то неоправданные подозрения, за это время я участвовал в добрых, хороших мероприятиях.

– Например?

– Сейчас вот работаю с Клубом Православных Меценатов по поводу одной своей акции. В нее я вкладываю все, что заработал за два года в шоу-бизнесе. Это будет такое хулиганское… нет, не хулиганское, а декларационное мероприятие от нас, роялистов. Раз у меня есть возможность с белых пирамид, среди огромного стадиона, заявить, что мне нравится монархия, почему бы это не сделать? Причем не в пику кому-то, а потому, что я искренне так считаю.

А через два года я буду вести с российской стороны празднование 1025-ей годовщины Крещения Руси. Впервые после распада Союза планируется, что Украина и Россия буду отмечать эту важную дату вместе.

– Что это будет за акция, в которую Вы все вкладываете?

– 10 сентября на стадионе «Лужники» я появлюсь перед зрителями как раз на белой пирамиде. И, если Господь сподобит на мудрость, поделюсь тем, как представляю себе окружающий мир, что подразумеваю под словом «русские». Расскажу, что я горжусь тем, что являюсь русским, и не вижу причин так уж совсем не давать нам говорить о самих себе.

Мы физически теряем себя как нация, мы теряем себя в опознавательных знаках. Чтобы хотя бы приостановить это, уже сейчас нужно проводить какие-то «комсомольско-колхозные» мероприятия. Наподобие развешивания значков, чтобы угадывать, считаешь ты себя русским или не русским – неудобно, да общество воспримет в штыки. И политика будет смотреть косо, ещё, не дай Бог, начнет душить Церковь. Но эту идею можно продвигать в виде ролевой игры. Вот есть же общества любителей походов в горы, любителей восточных единоборств и так далее. Почему бы не создать «общество любителей Империи?»

И сама акция – тоже некая игра. Внешне интересного на ней вообще ничего не будет. Приходит зритель, садится, видит вдали странную геометрию пирамиды, на которую взобрался бессовестный человек в черном костюме и целый час говорит. Во время разговора 77 светильников по диагонали загораются по одному каждую минуту. Вот и все мероприятие. Хотя, может быть, в финале подадим что-нибудь величественное, если уж совсем стесняться не будем.

Посол в массовое бессознательное?

– Вы рассказывали, как в детстве к вам пришло чувство, что человек бессмертен. Потом не было сомнений, метаний?

– В какой-то момент моя детская психика нашла своеобразное оправдание смерти: я себе тогда представлял, что если умру, то рожусь обязательно ещё один раз. Видите, с детства был еретиком. Сейчас я так не думаю, хотя знаю, что человек бессмертен. Но досконально – каким образом – не ведаю.

– Когда читаешь Ваши интервью, представляешь себе очень спокойного человека. Даже когда у Вашей супруги были серьезные проблемы со здоровьем, Вы, судя по Вашим рассказам не то чтобы не переживали, но ни минуты не отчаивались…

– Уровень моей уверенности в милости Божьей столь велик по гордыне моей, что я не сомневаюсь, что все будет, как нужно. Причем как бы что ни сложилось – все от Бога, а значит – хорошо.

– Что, вообще ни в чем не сомневаетесь в жизни?

– У меня противоречивая биография – значит, все-таки сомневаюсь. Просто я так доволен сложившейся жизнью! Само по себе утверждение попахивает экзальтацией, но это не экзальтация. Я же работал в разных областях и в каждой из них реализовался до призового уровня. Меня вот один журналист спрашивает: «Вы себя во многом искали…». Я говорю: «Вы ошибаетесь. Я себя во многом нашел». Я понимаю, что Господь ведёт меня, позволяет мне реализовываться. Как-то оно все получается…

– То, что вам не удалось на данном этапе совместить актерство и священство, для вас было болезненно?

– Да, болезненный, но здесь – милость Божья. Потому что, на самом деле, в моей работе заработок для прокорма семьи – не самое важное. Есть ещё много вопросов по интеграции православия в масс-медиа. Сложно это объяснить, но многие вещи нужно просто делать. Ведь что, прежде всего, захватывают, когда происходит революция? Телеграф, почту.

– То есть вы хотите сказать, что это как раз момент проповеди?

– В некотором смысле это миссионерство, насколько возможна, конечно, миссия от такого противоречивого образа. Все-таки я хороший рецептор, изучаю масс-медиа изнутри и регулярно докладываю священноначалию, в том числе друзьям епископам, которые находятся на очень высоком уровне развития. Причем я слежу за серьезными художественными тенденциями, за текучкой на валовом рынке телеиндустрии, меня интересуют вопросы внутренней идеологии. Сейчас мир меняется, меняется стремительно.

Кажется, Господь попускает, что откроется ещё несколько процентов нашего мозга. Мы стали слишком задумываться о возможности комбинировать будущее. Есть вопросы, которые к нам приближаются из мира философии и общей культуры, которые Церковь должна будет решить прямо сейчас. Либо она возьмет их в свою юрисдикцию, либо скажет, что этим заниматься нельзя.

Моя работа дает мне возможность делать и говорить о том, что я чувствую, о важных для меня истинах – о христианстве, о монархии – для большого количества народа. Я бы никогда не добился такой возможности, если бы не паразитировал на индустрии шоу-бизнеса. Причем сама индустрия знает, что я на ней паразитирую, и соглашается на это. Так что все происходит довольно честно.

– И вы, получается, являетесь посредником между масс-медиа и Церковью?

– Я, скажем так, посол. Посол в массовое бессознательное масс-медиа.

– И какие выводы из этого посольства?

– То, что происходит, в принципе, не так уж плохо. Хотя бы взять коллектив «Интернов». Работают простые люди, работают на выдохе, очень тяжело зарабатывают свои деньги. Им все равно, что делать, какой работой нагружать себя, лишь бы платили, не обманывали. Они отличаются завидной организованностью. Вот если я в семь двадцать выезжаю, значит, они уже в половину седьмого встают, – те, кто живет рядом со студией. И уходят в одиннадцать вечера – это происходит уже второй год. И по работе у нас особо не выходят чай пить. Отношения внутри коллектива хорошие, как будто люди находятся в сложной экспедиции. Многие, так или иначе, бывали в церкви. Много наших, православных. И наши приемлются этим миром. Не стесняются, девушки носят длинные юбки, платки, вводят это как моду – и это хорошо. На них ориентируются светские барышни, наши что-то у светских перенимают. Происходит момент интеграции, и не только на внешнем уровне.

С супругой

– Кого-то из коллег в шоу-бизнесе у Вас получилось привести к Богу своим примером?

– Это не я, это Господь посредством меня приводит людей к Богу. Просто возникает ощущение, что люди давно искали информацию, но у них не было возможности её получить.

– В чем, на Ваш взгляд, главная проблема современного человека сегодня?

– Не знаю. Я не отвечу на этот вопрос, поскольку я могу сказать наугад, либо попытаться быть оригинальным. Ни то, ни другое не хорошо. Мне кажется, человек со временем не меняется. Он достоин восхищения – с одной стороны, с другой стороны, мне кажется, что человек – это очень неудачный вариант для носителя сознания. Я в противоречиях по поводу человека.