(не)ваша девочка (СИ) - Арская Арина

Разворачиваюсь и слабо толкаю его в грудь.

— Мы решили… — отступаю к столу, на котором красуются белые тарелки с аккуратными треугольниками из хлеба, ветчины и овощей. — Ром…

— Мы? — он смеется. — Это ты решила поддержать Тимура в его идиотской инициативе разбежаться. Я тебе сказал, — ослабляет галстук, глядя на меня прямо и спокойно, — я готов быть с тобой, но ты же…

Стискивает зубы и шумно выдыхает, сдерживая в себе гнев.

— Договаривай, — сердито щурюсь.

— Сука ненасытная, — цедит сквозь зубы, — одного мужика тебе мало.

— А кто в этом виноват? — развожу руки в стороны и повышаю голос. — Я была тихой мышью-девственницей! И была готова ею остаться до старости!

— Мышью-девственнцей? — озадаченно повторяет Рома и через мгновение смеется.

Громко смеется, будто я гениально пошутила. Может, мне в комики податься, и мышь-девственница будет моей коронной шуткой? Пунцовая и сердитая сажусь за стол и голодно вгрызаюсь в сэндвич. Рома продолжает смеяться.

— А мыши… — он сглатывает смешок и садится напротив, — бывают девственницами?

Молча жую и сверлю раздраженным взглядом Рому, который опять смеется.

— Если ты мышь, то мы тогда кто? — он прочищает горло и подхватывает сэндвич с тарелки.

— Наглые и бессовестные коты, — зло бубню с набитым ртом.

— Вот это у тебя аналогии, — Рома медленно моргает, — Анюта, давай ты будешь кошечкой, а то коты с мышью… Они не складываются вместе.

— И какая же я кошечка?

— Сердитая. И да, все-таки кошечка, — Рома подносит сэндвич ко рту и улыбается, — кошка, которая предпочитает гулять сама по себе.

— Предлагаю нам с тобой не вступать в диалог, — тянусь к чашке кофе. — Слова сейчас лишние.

Глава 50. Сильная и независимая

Тарелки пустые, кофе выпито до последней сладкой капли, и мы уже минуту смотрим друг другу в глаза. Будь тут Тимур, он бы обязательно съехидничал, но его тут нет, поэтому я медленно отодвигаю стул от стола и встаю под внимательным взглядом Ромы.

— Я могу вызвать такси, — тихо предлагаю я. — Не хочу тебя обременять.

Рома хмыкает и поднимается на ноги, подхватив со стола салфетку:

— Погоди, у тебя пятно…

— Где? — опускаю взгляд на грудь.

Рома подплывает ко мне и вытирает уголком пятнышко майонеза у правого соска. Я не шевелюсь, однако мои соски от внезапной заботы набухают и натягивают ткань футболки. Как я могла забыть надеть бюстгальтер.

— Не оттирается, — поднимает взгляд. Зрачки расширены. — Жирное пятно останется, если срочно не застирать.

— Ничего страшного, — сипло отзываюсь я. Соски немного покалывает, а ноги слабеют. — Это старая футболка.

— К вещам стоит относиться бережно, Анюта, — бархатно шепчет.

— А кто заставил меня однажды выкинуть, а потом платье порвал? — сглатываю и судорожно выдыхаю.

От воспоминаний меня пробирает дрожь, которая уходит жаром вниз живот и в ноги. Я должна отступить. Хотя бы на шаг, но не могу. Серые глаза Ромы меня гипнотизируют, околдовывают и провоцируют.

— Мне пора, — я все же делаю шаг назад, а Рома рывком притягивает меня к себе, схватив за запястье.

Я лишь успеваю коротко охнуть. Въедается в губы, ныряет руками под футболку, и его горячие ладони скользят по спине. Отвечаю на его поцелуй пылко и жадно, обвивая шею слабыми руками.

Рома пинает стул, тот с грохотом падает. Сметает тарелку и чашку на пол. Звон осколков. Рывком усаживает меня на стол.

— Снимай, — выдыхает в губы, — я застираю пятно

— Ты меня не обманываешь? — дрожащим голосом спрашиваю я.

— Нет, что ты…

Торопливо стягиваю футболку и вручаю Роме, который ее отшвыривает в сторону и рычит:

— Я тебя обманул.

Вновь глубоко и алчно целует меня, а я и рада обмануться. Меня охватило жаркое безумие, и я скидываю кроссовки. К черту благоразумие. Мне нужны эти грубые и удушающие объятия, верткий и горячий язык и прерывистое дыхание, что обжигает кожу.

Рома расстегивает мою ширинку, не отрываясь от губ, а затем мягко опрокидывает на спину и стягивает джинсы, недовольно шепнув:

— Ненавижу все эти штаны.

И я с ним согласна. Много лишней возни, которая отвлекает от внезапного порыва страсти и клокочущего желания. Рома спешно шуршит ширинкой. Не выдержав, отталкиваюсь локтями от столешницы, сажусь и впиваюсь в желанные губы, схватившись за лацканы пиджака. Я изнываю, постанываю и вздрагиваю.

— Еще одна деталь, Анюта, — достает из кармана брюк презерватив, на который я удивленно смотрю. — Или без него?

До меня с трудом доходит смысл вопроса. Разум лишь едва проясняется, а после вновь тонет под диким вожделением.

— Кажется, ты немного не в себе, — шепчет Рома, отстранившись от меня, когда я его с мычанием целую, — я возьму на себя ответственность в таком важном вопросе.

Рвет зубами фольгированную упаковку презерватива. Всё это лишнее и отнимает драгоценные секунды близости, которую я неистово желаю. Я хочу, чтобы Рома меня взял неожиданным и резким толчком, а он раскатывает по члену тонкую резинку, испытующе вглядываясь в глаза.

— Да возьми ты меня уже, — глухо порыкиваю.

— Как скажешь, Анюта.

Входит резко и до основания под мой урчащий стон. Обхватываю его ногами, дергаю за лацканы пиджака к себе и словно в дикой жажде целую. Опять ухожу на дно кипящего возбуждения. Вгоняет в меня член яростными толчками, от которых у меня в глазах темнеет. Мы будто животные, но именно эта звериная похоть выжигает во мне все мысли черным огнем. Не хочу нежностей, желаю вновь стать просто куклой для утех, что не умеет любить.

С глухим стоном вгрызаюсь в плечо Ромы. Ткань его пиджак поскрипывает на зубах. Внутренности скручивают спазмы болезненного оргазма, а в голове вибрирует рык Ромы. Вжимается, душит крепкими объятиями, и на мгновение мир меркнет, но я все же выплываю из судорог и утыкаюсь с хриплым дыханием в тяжело вздымающуюся грудь.

Спазмы слабеют, и через мозг пронзает тонкая игла вины. Тут только Рома. Только он один, а Тимур… А где сейчас Тимур? Неужели его губы больше не поцелуют меня, и как я смею после близости с Ромой думать о нем. Он же оставил нас.

— Ром, — шепчу я и вдыхаю терпкий парфюм, — я должна уйти… не могу… прости… пока не поздно, дай мне уйти, а иначе…

— Да к черту Тимура, — ревниво шипит на ухо, отстраняется и вглядывается в глаза, — он ушел, Анюта. Испугался или…

Прикладываю к его губам указательный палец. Сейчас наговорит обидных глупостей во вспышке ревности, а потом будет стыдно. Я знаю, Тимур не уйдет из головы, а если я соглашусь остаться с Ромой, то только он должен занимать мои мысли. Он уже злится и ревнует и не стоит усугублять ситуацию.

— Я правильно делала, когда избегала вас, — ласково улыбаюсь, — и мы расходимся. Это будет верным решением.

— Знаю я твои верные решения, — Рома отступает, зло стягивает презерватив и отбрасывает его в сторону, в ярости зыркнув на меня. — Какая же ты упрямая и непробиваемая сука, Одинцова.

— И я, пожалуй, вызову такси, Чернов, — свожу колени вместе. — И это тоже будет верным решением.

— Флаг тебе в руки, сильная ты наша и независимая, — застегивает ширинку, одергивает полы пиджак и покидает кухню. — Ты меня отымела, Одинцова, по полной программе.

Глава 51. Имею право!

Я сняла хостел на улице Строителей в старом жилом доме из серого кирпича. Из окон шестиместного номера на втором этаже открывается унылый вид на строительные работы на пустыре, на котором раньше стоял барак. Его снесли, и теперь там грохочет техника, орут рабочие. В комнате из удобств — койка, табуретка и ячейка в жестяном шкафчике для ценных вещей.

Тихие соседки заверили, что клопов нет, а на общей кухне, о чудо, работают все конфорки, но вот в холодильнике места нет. В душевые надо занимать очередь и вписывать себя в листочек на двери. Не буду лукавить, я как села на продавленный матрас, то пожалела, что уехала от Ромы и его муравьев.