Жена солдата - Маргарет Лерой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо! Будет больно! Мамочка, не надо! — Ее плечики сотрясаются от рыданий.
Не могу причинить ей боль. Убеждаю себя, что этот порез заживет сам по себе.
* * *Чей-то стук выдергивает меня из сна. Включаю лампу и иду к двери. Все тело вялое, неуклюжее.
Это Милли. Ее мокрое личико блестит в свете лампы. На ресницах повисли слезы.
— Мамочка, у меня ножка болит.
Пальцем трогаю ее колено. Кожа горячая и воспаленная. От моего прикосновения Милли вскрикивает. Ругаю себя на чем свет стоит. Я должна была проявить твердость и обработать рану.
— Пойдем, я отведу тебя в кровать, — говорю я, — а утром мы подумаем, что делать дальше.
Я встревожена, больше не могу уснуть. Через какое-то время встаю и прислушиваюсь к тому, что происходит в комнате Милли. Она все еще плачет, но я решаю оставить ее в покое. В плаче уже проскальзывает сонливость. Я знаю, скоро она заснет, и лучше, если я не стану ее тревожить.
Ночью погода портится. Дождь идет и в моем сне. Мне снится, что крыша Ле Коломбьер вся в дырах, сквозь них льется вода. Мой дом весь затоплен. Я медленно выбираюсь из своей спальни по колено в воде. Вокруг холодный, чистый, аквамариновый свет.
Мимо меня в сияющем потопе проплывают вещи: книги с поэзией, пупсы из кукольного домика Милли, музыкальная шкатулка моей матери. Они все повреждены водой, но во сне я смотрю на все это с невозмутимым спокойствием. Плывущее в потоке воды не беспокоит меня: оно все покрывается пятнами, гнилью, разрушается. Я просто позволяю всему этому уйти в прошлое. Я испытываю в некотором роде наслаждение от того, что больше не сопротивляюсь, отдаюсь на волю судьбе.
* * *Утром дождь все еще идет. Небо тяжелое, оловянного цвета.
Перед тем как уйти на работу, Бланш оборачивается ко мне, стоя в двери. Она повязывает вокруг головы шифоновый шарф. Ее кожа золотится от вчерашнего солнца, от Бланш пахнет розами.
— Мама, с Милли все нормально? Я слышала, как она плачет, — говорит Бланш.
— Не знаю, — отвечаю я. — Меня беспокоит ее порез на колене. Постараюсь сходить за доктором.
Но я не тороплюсь. Не хочу оставлять Милли. Да и потребуется много времени, чтобы связаться с доктором. Мне придется ехать на велосипеде к нему домой и надеяться, что он или его жена будут там. Или же мне стоит попытаться позвонить ему из ближайшей телефонной будки, которая тоже находится достаточно далеко.
Бланш хмурится. Ее васильковый взгляд впивается в меня.
— Но если тебя что-то будет беспокоить, ты же вызовешь врача, да, мам? Пообещай, что вызовешь.
— Да, конечно.
Боковым зрением вижу какое-то движение, оно заставляет меня повернуться. В Ле Винерс открыто окно. Я что-то вижу в темноте комнаты по ту сторону окна: лицо или рукав рубашки. Ощущаю бессильную ярость. Мне противно, что люди, живущие там, знают подробности нашей личной жизни. Как будто оккупация дает им на это право.
Глаза Бланш наполняются слезами.
— Это я виновата, да?
— Нет, милая, конечно, нет. Вы же обе просто дурачились. Это просто случайность, что она упала на гравий.
— Мне не следовало так себя вести, — говорит она. — Но ты же знаешь Милли. Она прикидывается невинной овечкой, а сама такая приставучая.
Она выходит, плотнее натягивая пальто. Хотя дождь такой сильный, что я сомневаюсь, что Бланш надолго останется сухой.
Глава 27
Раздаются шаги и стук в дверь. Мое сердце уходит в пятки.
Но это не тот, о ком я думала. Пришел капитан Рихтер. Его мокрые черные волосы прилизаны дождем.
— Прошу прощения, миссис де ла Маре, но мы случайно услышали ваш разговор.
Страх подступает к моему горлу. Я сделала что-то недопустимое? Нарушила какое-то правило, о котором даже и не подозревала?
Его темные умные глаза смотрят на меня.
— Один из наших услышал, что ваша дочь поранилась.
Его голос смягчается, он увидел страх на моем лице.
— Я был доктором, миссис де ла Маре, в той, другой жизни. Перед тем как… — Он разводит руки в беспомощном жесте, охватывающем все происходящее вокруг: войну, оккупацию. Жест, который говорит, что все это невозможно описать словами.
— О, — это все, что я могу сказать в ответ.
Пытаюсь представить его в образе врача. Без формы, без оружия. Это сложно.
— Вы не против, если я осмотрю вашу дочь? — спрашивает он.
В моем взгляде сквозит нерешительность.
— Я работал хирургом в госпитале Рудольфа Вирхофа в Берлине. — Он слегка улыбается. — Но я уверен, что хирургического вмешательства не потребуется.
Когда он заходил в прошлый раз, то предупреждал меня о комендантском часе. Я помню его строгий взгляд, тонкую линию его рта. Сейчас он предлагает осмотреть Милли. Я вся на нервах. Не знаю, как мне следует вести себя с этим человеком.
Колеблюсь. Но потом вспоминаю, как Милли плакала ночью.
— У нее болит нога, — говорю ему я. — Она упала на гравий. Боюсь, как бы не пошло заражение. Заходите.
В тот момент как я пригласила его в дом, во мне поднимается тошнотворная волна сомнения. Настойчивый голос в моей голове гневно и возмущенно ругает меня. «Что ты делаешь? Этот человек — твой враг. Ты доверяешь ему свою дочь, но он не на твоей стороне…» Но я уже не могу отступить.
Милли лежит на диване в гостиной, больное колено покоится на подушке. Когда мы заходим в комнату, она поднимает взгляд. Несмотря на боль, на ее личике проступает любопытство.
— Милли, меня зовут Макс. Я доктор.
Она картинно указывает на свое колено, наслаждаясь ролью пациента, наслаждаясь всем драматизмом ситуации.
— Болит, — говорит она.
Он осматривает ее, ощупываю кожу вокруг раны, сгибая-разгибая колено. Она вздрагивает от его прикосновений. Когда он причиняет ей боль, в ее взгляде появляются осколки сомнений. Меня так и тянет броситься к ним и оттащить ее в сторону.
— Так как же ты поранилась, Милли?
— Все из-за Бланш. Она погналась за мной.
— Моя дочка тоже любит бегать, — говорит капитан Рихтер. — И любит дразнить своего старшего брата…
Должно быть, он видел все, что случилось, через окно в Ле Винерс. Я ощущаю по отношению к нему некую враждебность.
Но Милли заинтригована.
— А сколько ей лет? Она тоже падает? — спрашивает она.
— Ей шесть лет. Да, она тоже бывает, что падает. — Его голос смягчается, когда он заговаривает о дочери. — Она всегда куда-то бежит, спешит. Не может сидеть спокойно.
Он встает и поворачивается ко мне.
— Как вы и думали, в ранку попала зараза, — говорит он. — Ей нужны лекарства. — Рихтер достает из кармана коричневую стеклянную бутылочку. — Это сульфамиды. Они помогут побороть инфекцию. Позволите мне дать их Милли?