Ищи борьбу всюду - Лев Филатов

Это происшествие лишний раз показало, что даже большое мастерство (а оно есть у уругвайцев) легко может быть перечеркнуто, сведено на нет, скомпрометировано неумением держать себя.

Аргентина славится футбольными беспорядками. Там полиция стала привлекать к ответственности уже не буйных болельщиков, а тех футболистов, которые, по ее мнению, провоцируют взрывы страстей. Не буду комментировать действия тамошних полицейских, не мое это дело. Я упомянул об этом по другой причине.

Когда зимой 1965 года вместе с нашей сборной командой я приехал в Буэнос-Айрес, меня приятно удивила теплота встречи наших футболистов местными болельщиками, людьми темпераментными, я бы даже сказал, гордыми и заносчивыми, придерживающимися самого высокого мнения о своем футболе.

А история этого доброго отношения такова. За четыре года до этого в Буэнос-Айресе играла наша сборная. Тогда местная печать обещала зрителям, что советская команда будет разбита с крупным счетом, и зрители пришли на стадион «Ривер-Плейт» в ожидании приятного, лестного для них зрелища. Однако наши победили – 2: 1. Мало того, они сыграли не просто сильно и удачно, а еще и красиво. До сих пор участники того матча – Нетто, Воронин, Месхи, Понедельник, Яшин и другие -с удовольствием его вспоминают. И сердца аргентинцев были завоеваны: они не устояли перед зрелищем образцовой игры.

Люди всегда добры к истинному, высокому мастерству. Оно способно растопить лед любого предубеждения. В этом и состоит пафос спорта, его власть над людьми.

И, быть может, потому искажения смысла спорта, как соревнования в мастерстве, соревнования сильных и честных характеров, воспринимаются людьми особенно остро и непримиримо. Аудитория ведь и без того напряжена и настроена созвучно происходящим перед ее глазами событиям. Представьте, что в театре кто-то прерывает грубой репликой трагический монолог или в цирке кто-то толкает жонглера и тот роняет свои тарелки! Ясно, что зал, только что замерший во внимании, возмущенно взорвется.

Нет, нет, спортивное зрелище ничего не должно потерять в истинности и непосредственности, в этом его прелесть, его притягательная сила. Мне всегда странно слышать упреки футболистам за то, что они прыгают и обнимаются после того, как забит гол. Глупо требовать и деланной улыбки от проигравшего. Пусть он мрачен, пусть он схватится за голову, даже упадет в отчаянии на землю – это естественно, эго правдиво, и мы всё понимаем. Радость, огорчение, острое переживание – все это зрители охотно разделят со спортсменами.

Но те проявления, которые шокируют людей в жизни, оскорбляют их и в спорте. Откровенный удар соперника рукой или ногой, угрожающие жесты, яростные наскоки на судей – мало того, что это делается вопреки правилам, это еще и по-человечески выглядит жалко, а порой и гнусно. Нельзя не задуматься о влиянии, которое оказывают такие сцены. В одном доме просто выключат телевизор, в другом у хозяина испортится настроение, в третьем подросток, впившийся в экран, будет твердить, сжимая кулаки: «Так его, дай еще раз…» Телевизионная аудитория (а она становится главной) безмолвна. Но для того, чтобы оценить общественную опасность эпизодов такого сорта, не требуется социологического анализа.

Ответственность спорта увеличивается многократно. В конце концов, это же нелепо, чтобы планета (в таком выражении не такое уж большое преувеличение) имела сомнительное удовольствие наблюдать потасовку двух распоясавшихся молодцов и еще обсуждала бы это происшествие, не достойное даже трех газетных строчек в разделе мелких происшествий…

Воспитание спортсменов так же обязательно и актуально, как тренировка. И так же обязательны строгость и беспощадность арбитров. Футбол никогда не страдал от судейской принципиальности, а от судейской слепоты и мягкотелости несет потери. Потери в красоте, в привлекательности, в популярности, в добром своем влиянии на публику, которое предназначено футболу его сутью.

Так что «чистая и «грязная» игра – понятия отнюдь не технические, смысл их выходит далеко за параграфы правил.

1969

ИГРА ДО ИГРЫ

Команды предстают перед аудиторией на полтора часа раз в пять-шесть дней. Об этом их «явлении народу» сообщают афиши, газеты, радио. Полтора часа с них не сводят глаз чуткие, взволнованные трибуны. Частенько событие воспроизводится и на домашних экранах. На следующий день в газетах появляются сообщения о матче. Все это и принято считать футбольной жизнью. Так она и идет от афиши к афише, от матча к матчу. С точки зрения болельщика, всего этого вполне достаточно.

Конечно, известное дело, футболисты тренируются. Что это значит – это уж их дело, как говорится, секреты ремесла. Пишут ведь то и дело, что футболист, как пианист или скрипач, должен без устали упражняться…

Да, так мы обычно и пишем о тренировке, о времени между матчами: несколько общих фраз о пользе трудолюбия и, как украшение, лестное для футболистов сравнение их с музыкантами, правда от частого употребления уже приевшееся.

А между тем сколько раз приходилось мне в разговорах со знаменитыми мастерами слышать произнесенное со вздохом: «Эх, знали бы зрители, чего нам стоит подготовка к каждому матчу!…» К сожалению, и сами мастера, готовые о матче рассказывать со множеством живописных подробностей, сбиваются на неопределенный тон, едва речь зайдет о днях ему предшествовавших, видимо считая это чересчур скучной материей. Они не видят, как ее оживить.

И верно, как это сделать? Прямо скажу – непросто. Но надо пытаться. Хотя бы потому, что сейчас, в пору тактической изощренности, в пору, как выражаются специалисты, энергетического и интенсифицированного футбола, в пору пристального внимания к моральным и психологическим аспектам игры, меняется и усложняется в первую очередь все то, что предшествует матчу, его невидимая сторона. Ну, а не зная этого, можно прозевать, не оценить по достоинству и то, что предлагается общему вниманию в течение полутора часов в кольце трибун.

Учебники, как известно, настаивают, что футбол включает четыре готовности: физическую, техническую, тактическую и морально-волевую. Можно было бы и нам принять эту схему как основу для разговора. Но тогда мы с вами рисковали бы углубиться в такие дебри, куда без проводника-специалиста опасно да и нет смысла вторгаться. Поэтому я отважусь лишь на не очень уж «научный» обзор, который бы позволил коснуться некоторых вещей, пусть и не влезающих в популярную схему, но, на мой взгляд, существенных.

Любитель музыки много бы отдал, чтобы, затаившись в углу, провести час-другой в рабочем кабинете Рихтера или Ойстраха, а любитель балета – в репетиционном зале Плисецкой. Но работа артистов, писателей, конструкторов, ученых обычно ведется как бы в тайне, она не терпит досужих взглядов, чужого присутствия. Я далек от желания проводить какие-либо параллели. Но все же, согласитесь, существуют методические принципы, которые объединяют человеческие занятия, как бы они ни отличались по смыслу и значению.

Работа футболистов называется тренировкой, с таким же успехом ее можно именовать и репетицией. С одним существенным отличием – тренировки доступны для зрителей. Правда, в последние годы и тренеры стали заботиться об уединении, спортивные базы сооружаются теперь подальше от города. Тренеры объясняют это тем, что случайно собравшаяся аудитория начинает вести себя как на стадионе, высмеивает промахи, то аплодирует, то свистит, и футболисты не чувствуют себя свободными. И все же при желании тренировку увидеть можно.

Не раз и не два видел я в игре Григория Федотова, и всегда его дивное искусство пробирало до мурашек по коже. Но вот однажды, на стадионе в Сухуми, весной, понаблюдал я за его тренировкой и тут-то и понял до конца федотовское величие. Он бил по воротам, в которых стоял сильный вратарь. Бил так, будто ворота никто не защищал. Он знал все точки, где мяч нельзя взять, и попадал в них раз за разом, не прилагая чрезмерных усилий. Была в его движениях даже какая-то ленца, расслабленность, но всякий раз она оказывалась обманчивой, коварной, потому что в последний миг удара Федотов был и резок и убийственно точен. Удары разные, то открыто нацеленные в нижний угол, то резаные, обманывавшие вратаря. Он не позволил себе ни единой небрежности, считая, вероятно, своей обязанностью всякий раз попадать, поскольку условия льготные, не то что в игре. Сейчас, когда прошло много лет, чаще всего я вспоминаю Григория Федотова на сухумском стадионе.

, В числе немногих форвардов, забивших в играх чемпионата более ста голов, – тбилисец Заур Калоев. Не знаю уж сколько, но немало он забил головой с высоких фланговых передач. Рослый, поджарый, легко прыгающий, он как будто создан был для этой роли, и казалось, что голы эти доставались ему легко. Однажды я видел его тренировку в Тарасовке. То справа, то слева двое партнеров навешивали мяч на штрафную, в которой находились вратарь и защитник, а Калоев набегал, прыгал и головой сбрасывал мяч в разные углы ворот. Взмокший, осунувшийся, он не щадил себя, был возбужден, в его глазах горел азарт, он шел и шел навстречу мячу. Была ли это тренировка в том смысле, что повторялся, оттачивался коронный прием? Наверное. Но Калоев в эти минуты боролся, играл, радовался удаче и огорчался промаху. Зрелище было не просто любопытное, но и захватывающее.