Николай II. Дорога на Голгофу - Петр Валентинович Мультатули

ему о цели своей командировки, которую указал Кобылинскому, а заявил, что он желает лишь увидеть своими глазами здесь ли Государь. Тогда капитан Аксюта обыскал карманы полковника Масловского и, убедившись, что при нем нет никакого оружия, показал ему Государя, проходившего в это время в конце коридора, так что Масловский Государя видел, а Государь показа не заметил»{207}.

Обратим внимание, что Дитерихс сознательно называет воинские звания Масловского и Аксюты: капитан Аксюта обыскал полковника Масловского! Пытавшийся унизить свергнутого Императора, Масловский был унижен сам: его обыскал офицер ниже по званию, после чего выпроводил вон.

Цель Масловского была двоякой: с одной стороны, унизить Царя, а с другой — произвести как можно больше шума, чтобы показать решительность и бескомпромиссность Исполкома, дабы облегчить Временному правительству возможность лгать о неспособности его к вывозу Семьи из России и ужесточать одновременно режим содержания Августейших узников.

Визит Масловского был своеобразной проверкой: как отнесутся солдаты, охрана и вообще общественность к возможности ужесточения условий содержания Царя или даже к его убийству. Выяснив, что их реакция будет скорее негативной, чем положительной, определенные силы приступили к усилению антицарской агитации, используя для этого все возможные средства.

Примером этому может служить подстрекательская и попустительская политика революционных властей к разгулу хулиганства и глумления по отношению к Царской Семье.

Ю. М. Ломан вспоминал, что в первых же днях после ареста Государя он возле дворцовой ограды «увидел убитую собаку — колли. Раныие я видел, как Царь гулял с этой собакой по парку. Убитая собака произвела на меня большее впечатление, чем все вместе взятые события последних дней»{208}.

А. А. Вырубова: «В первый вечер, после перехода дворца в руки революционных солдат, мы услышали стрельбу под окнами. Камердинер Волков пришел с докладом, что солдаты забавляются охотой в парке на любимых коз Государя»{209}.

В начале Царскосельского заключения Император свободно гулял по парку, занимался физическими упражнениями, чистил снег, колол лед. Часто с Государем были его дети. Собиравшаяся возле ограды толпа наблюдала за ними. Отношение к Государю и его Семье было в целом доброжелательное. Для Временного правительства создавалась опасная ситуация, когда в глазах простого народа Царская Семья все более приобретала ореол мучеников. Особенно такое отношение усиливалось по мере углубления «великой и бескровной», с ее безобразиями и анархией.

Как же вел себя сам Керенский по отношению к Царской Семье? Может быть, он лично делал от него все зависящее, чтобы облегчить ее жизнь в Царском Селе?

«Лишение свободы Их Величеств, — пишет Н. А. Соколов, — создало особый уклад их жизни. Кто установил его?»{210}

Из имеющихся фактов на этот вопрос можно ответить однозначно: этот уклад был установлен Керенским.

«Согласно воле Временного правительства, — свидетельствует сам Керенский, — я выработал инструкцию, которая устанавливала режим в Царском, и передал ее для руководства Коровиченко{211}. Инструкция, устанавливаемая мной, не касаясь подробностей, вводила:

а) полную изоляцию Царской Семьи и всех, кто пожелал остаться с Нею, от внешнего мира;

б) полное запрещение свиданий со всеми заключенными без моего согласия;

в) цензуру переписки.

Установлена была двойная охрана и наблюдение: внешняя, принадлежавшая начальнику гарнизона полковнику Кобылинскому, и внутренняя, лежавшая на полковнике Коровиченко. (…) Вводя указанный режим, я установил в то же время как руководящее начало полное невмешательство во внутренний уклад жизни Семьи. Они в этом отношении были совершенно свободны. Я заявляю, что с того момента, когда Государь отдал Себя и Свою Семью под покровительство Временного правительства, я считал себя по долгу чести обязанным перед Временным правительством оградить неприкосновенность Семьи и гарантировать Ей проявление в обращении с нею черт джентльменства»{212}.

Последние слова являются очередной ложью Керенского. С самых первых дней в отношении свергнутого Царя последовательно проводилась линия на его притеснение и унижение. «Я бы охотно поверил в джентльменство Керенского, — писал Н. А. Соколов, — если бы не существовало иных фактов»{213}.

Разработанная Керенским инструкция носила оскорбительный для Государя характер. «Указывая, какие блюда может кушать семья, Керенский требовал, чтобы заключенный Царь был скромен, чтобы семья «впредь воздерживалась употреблять горячие закуски». Своей инструкцией, чуждой, конечно, и тени джентльменства, начал Керенский общение с Царем» (Н. А. Соколов){214}.

Некоторые офицеры и солдаты охраны вели себя по отношению к Государю нагло и оскорбительно. С первых же дней его стали ограничивать в прогулках по парку, демонстративно курить в его присутствии, называть «полковником» и так далее. Ю. Ден вспоминает, как Государь в первый день своего пребывания в Александровском дворце вышел погулять в парк: «Глаза наши были прикованы к Государю, который к этому времени вышел из дворца. Быстрым шагом он направился к Большой аллее. Вдруг словно из-под земли появился часовой и заявил Императору, что ему нельзя идти в этом направлении. Государь махнул рукой, но повиновался и пошел назад. Но тут произошло то же самое: другой часовой преградил ему путь, а какой-то «офицер» стал объяснять Государю, что поскольку он находится на положении арестанта, то и прогулка должна быть такой же, как в тюремном дворе!»{215}.

То же самое описывает и П. Жильяр: «Каждый раз, что мы выходим, нас окружают несколько солдат с винтовками с примкнутыми штыками под командой офицера и следуют за нами по пятам. Мы точно каторжане среди караульных. Распоряжения меняются ежедневно, или, может быть, офицеры понимают их каждый на свой лад! Когда мы возвращались сегодня днем во дворец после нашей прогулки, часовой перед дверью остановил Государя словами: «Господин полковник, здесь проходить нельзя»{216}.

На это обращение Государь говорил: «Это ведь глупо полагать, что их поведение покалечит мне душу. До чего же это мелко — они пытаются унизить меня, называя «полковником». В конце концов, это очень почетная должность»{217}.

Постоянно делались попытки морального и психологического давления на Царскую Семью. В апреле 1917 года, на пересечении двух аллей, хорошо просматриваемых из Александровского дворца, революционеры устроили похороны солдат, погибших в февральские дни. Примечательно, что похороны были устроены Временным правительством