Житие мое - Ирина Сыромятникова

Дальше я читать не смог. Мисс Фиберти рыдала от смеха.

— Это ж надо написать такое… такой… — у меня было много эпитетов для содержания статьи в «Западном Вестнике», но все они были совершенно нецензурными.

— А что ты хотел, Томас? Не всякий день черный маг останавливает призрачные рати!

— Какой на… в… посох?! У меня была трость, трость!!! И я думал, что мне придется ей собаку лупить.

— Трость и посох — довольно схожие предметы. Такие продолговатые…

— А сума? Откуда взялась сума?!

— Волшебная, — мисс Фиберти снова захихикала.

— Но ведь это же будут читать маги! Черные!! А я тут выгляжу, как полный идиот!!!

— Не волнуйся, там ведь нет твоего имени. И ты подумай, как выглядят после этого агенты службы «очистки»!

Я представил, как суровые боевые маги из руководства службы читают этот бред… И ржал как конь минут десять, не в силах остановиться.

Хотя на прошлой неделе дело не выглядело таким уж смешным.

Началось все по-дурацки: намеченный по карте маршрут никак не сходился. Одна из выбранных дорог попросту не существовала, другая упиралась в разрушенный мост, встречных путников не было, короче — в наличии были все атрибуты «нехорошего места». Памятуя о том, как кончают жизнь слишком смелые путешественники, я не стал пытаться преодолеть заросшую гнилым лесом низину по прямой и, сделав огромный крюк, подобрался к цели своей поездки с диаметрально противоположенной стороны. Благодаря мощному мотору и новой резине, я был на месте задолго до наступления темноты, а почему на моем мотоцикле всегда горит фара, вы уже знаете.

Так вот, еду я среди бела дня (но ближе к вечеру) по разбитому проселку, вижу на холме описанный в заявке дом и радуюсь, что ночевать в поле не придется. И вдруг на дорогу выскакивает какой-то пацан. Мотоцикл — не лимузин, на нем можно разминуться с пешеходом даже на очень узкой дороге, хотя удовольствие от этого ниже среднего. Останавливаюсь, считаю до десяти. Подумав, решаю, что парня выслали меня встречать, и спрашиваю:

— Черного мага вы вызывали?

Потом гляжу, а он — весь белый, трясется, рубашка и штаны в клочьях, кровь спереди и сзади, хорошо еще не своя. Причем, полное впечатление, что одежду рвали зубами. Смотрит это недоразумение на меня и лепечет:

— Мертвые, они все мертвые!

Ну, думаю, ребята доигрались — проклятье кого-то долбануло. Это у меня уже не первый случай был, жмуриков я видел, обидно, но ничего не поделаешь. Беру свой саквояж, прихватываю, на всякий случай, трость (в больших поместьях всегда есть собаки).

— Ну, показывай, — говорю парню совершенно спокойно.

А чего мне было нервничать? Я же не знал, что мертвяки режут обитателей поместья уже три поколения подряд, а накануне сюда приехал «чистильщик» и всех перебудил!! Иду я, значит, к дому, и тут мне навстречу выходят трое гулей. Нормальные такие, полностью созревшие монстры, истекающие зеленым соком, на голову выше любого человека, с когтями и клыками такого размера, какого ни у одного живого существа не бывает в принципе. Причем, движутся они, несмотря на дневное время, оч-чень быстро, а у меня ни пентаграммы не начерчено, ни огнемета под рукою нет.

Оперативным проклятьям студентов учат только на пятом курсе, в самом конце, на четвертом мы тренировались всего лишь призывать и удерживать базовый знак, но смертельная угроза фантастически ускоряет процесс обучения. Как должно выглядеть боевое проклятье (с точки зрения внешнего наблюдателя) мне было известно по случаю в Тюремной бухте. Шалея от ужаса, я выдавил из себя какую-то дрожащую форму, смял ее в подобие «Теневого Серпа» и, с воплем: — Хишу хару! — швырнул в гулей.

Естественно, мое заклятье их не испепелило, но хотя бы задержало: в тех местах, где обрывки плетения коснулись тел, их порвало на такие длинные, шевелящиеся лоскуты, похожие на щупальца. Это их не то, чтобы испортило, скорее — озадачило. Пока они пытались решить, собрать себя в целое или оставить так, я подхватил пацана подмышку (он все это время прятался за моей спиной) и дал деру.

Хорошую физическую подготовку дают магам в Редстонском Университете!

Я забежал за какой-то сарай и вспомнил, что гули преследуют только то, что видят (потому что долго удерживать образ в памяти не в состоянии). Останавливаюсь перевести дух и понимаю, что кое-чего не учел: гулей, оказывается, было не три, а четыре, причем, четвертый — восставший труп собаки.

Довольно свежий. Стоит и смотрит.

При жизни это был большой, остроухий пес, каких любят держать фермеры долины. Вторжение неживого уже изменило его: кости и мышцы вытянулись, а кожа натянулась и местами лопнула, зубы выпирали из пасти. Естественно, потустороннее нечто, оживившее пса, не хотело его изуродовать, оно просто не знало, не могло знать, каким должно быть по-настоящему живое существо, но времени после смерти прошло мало, и отклонения были еще не так сильны. По прихоти потусторонних сил, волна псевдожизни коснулась не только тела, но и мозга животного (а это происходит не всегда) — оно сохранил движения и повадки собаки, даже хвостом слегка помахивало. Должно быть, при жизни этот пес и котенка не обидел, сейчас его начинал донимать голод, потребность рвать и поглощать живую плоть, но он привык принимать пищу из рук людей и еще не настолько обезумел, чтобы на них охотиться.

Он ждал, что я его накормлю.

У меня было два варианта. Я мог вонзить свою трость ему в голову и жить дальше, навсегда запомнив взгляд обманутого пса, который даже мертвый оставался преданным людям. Или я мог завершить процесс, исправить допущенные потусторонними силами ошибки, превратив его в настоящего зомби, который не будет нуждаться в крови и плоти, только в регулярном обновлении реанимирующих заклятий. Если кто-нибудь застанет меня за подобным, меня сожгут. И хорошо, если сначала повесят.

Плохо быть черным магом, выросшим среди белых.

Я подозвал пса тихим свистом, позволил ему обнюхать свою ладонь, положил руку на спину. Закончить превращение оказалось неожиданно легко: жизненные меридианы еще не остыли в его теле, достаточно было повести заклятье поверх них, словно так и было. Произведенные мною действия псу понравились: он завилял хвостом и попытался лизнуть меня в лицо.

Итак, на повестке дня оставались трое гулей, но с ними такой фокус не получился бы — они преобразились давно и навсегда. Я повернулся к пацану, наблюдавшему за моими действиями с напряженным интересом. Он был настолько измучен страхом, что убегать еще и от меня не мог.

— Соберись, парень! Мне надо знать, что произошло, или нас тут сожрут.