Добрые друзья - Джон Пристли

— Окройд. Джесс Окройд.

— Окройд — это хорошо! Ну, а я Джексон, Джоби Джексон, так меня все зовут. В своем деле я человек не последний, меня каждая собака знает. Двадцать лет работаю, и дольше бы работал, если б воевать не ушел. Чем я только не занимался — спроси кого хошь! Бокс, балаганы, карточные игры, — все что угодно. У меня и свои номера были — «Человек-паук» и «Дикарь с Амазонки». Нет такого города с ярмарками или скачками, где я не бывал! Ей-богу, полмира объездил: Англию, Шотландию, Уэльс, Ирландию, остров Мэн, остров Уайт, — все не перечесть. Не жизнь, а сказка! — Он показал на фургон, стоявший за его спиной. — Теперь малость остепенился. Торгую кой-чем. Куда деваться, нынче только так и можно протянуть. Продаю надувные игрушки, резиновых кукол, животных. Дунешь… — тут он дунул, поскольку вообще любил сдабривать речь яркими и стремительными жестами, — и готово! Видал такие? Славное дело, прибыльное, да и возить их легко — они ж плоские, легкие как перышко. В хороший день разлетаются, как пиво в казармах. А иной раз полное затишье, покупатели вялые, хоть им виски по девять пенсов продавай — не возьмут! Но если повезет… — после короткой увертюры из подмигиваний он принялся изображать, как раздает невидимой толпе бесчисленное множество резиновых кукол и зверей. — Сказка! Правда, я теперь не один такой, много желающих стало. Так и лезут со всех сторон. Если их станет еще больше, мне придется уйти, понимаешь? Придумаю что-нибудь новенькое. Вот такие дела, Джордж.

— И ты ездишь на этом? — Мистер Окройд бросил взгляд на фургон.

— Точно! — с жаром выпалил Джоби. — Красавина, а? Не «роллс-ройс», черт ее дери, но бегает, Джордж, бегает. Больше двадцати миль из нее не выжмешь, разве что с горки пустить, но мне и этого хватает. Взял ее за пятнадцать фунтов — считай даром, а? Лебедку приладил, потом лавку, потом две лавки. Прямо в ней и сплю, если идти никуда не хочется. Сегодня тоже буду здесь спать. У меня тут печка, лоток, все помешается. Вот, как раз пытался починить лоток, когда ты пришел. Вчера ему крепко досталось. Не глянешь, что тут можно сделать? У меня руки крюки — вот потеха, правда? Продать что угодно могу, уболтаю кого хочешь, а руки не слушаются. Небось жантельменом родился! Глянешь на мой лоток, а, Джордж? Чую, руки у тебя умелые.

— Спрашиваешь! — радостно вскричал мистер Окройд. — Давай сюда свой лоток. Есть гайки, болты и трехдюймовые гвозди? — Вместе они вытащили из кузова остатки деревянного лотка, и Джоби, покопавшись в запасах, обнаружил целую гору гаек, болтов и длинных гвоздей.

— Вот и славно, — сказал мистер Окройд. — Теперь говори, что надо сделать — я мигом устрою.

Через минуту он раскрыл сумку с инструментами, снял пиджак и с радостью принялся за работу.

— Как насчет чашечки Рози Ли? — предложил мистер Джоби Джексон. Он питал слабость к кокни, этому рифмованному сленгу необразованных лондонцев, большую часть которого мне придется выпустить из повествования, поскольку неподготовленный читатель ничего не поймет. Даже мистер Окройд, хорошо знакомый с лондонским сленгом (и считавший его уделом людей с весьма сомнительной репутацией), иногда приходил в замешательство. Но знаменитая Рози, конечно, была ему известна, и от чашечки чая он бы не отказался. Поэтому Джоби ушел за водой, вернулся с полным чайником и поставил его на печку, а пока тот вскипал, уселся на ступеньках и стал наблюдать за работой мистера Окройда.

— Любишь цыпочек пощипать, Джордж? — спросил он.

— Не, это не по моей части, — проворчал мистер Окройд, не прекращая пилить. Он прекрасно понял, что вопрос не о курицах.

— Цыпочки и спиртное, — задумчиво проговорил Джоби, — от них все беды. Ты бы не чинил сейчас этот лоток, если б не одна цыпочка. Ездил я с одним малым — Томми Склок зовут. Глупое имечко, а? Сам-то он малый не глупый. Мы сто лет знакомы. Раньше он ездил с цирком Оксли, потом вел игру на ярмарке — «шарик на нитке» называется, это где можно выиграть часы, если повезет и если ведущий не надавит на доску, когда твой черед ходить, понял? — ну, словом, ничего у него не получилось, у Томми нашего. И он пришел ко мне. Я бы и сам управился, но вдвоем-то завсегда лучше. Пить Томми не пьет, хотя как знать, может, и за бутылку скоро возьмется. Его беда — цыпочки. За каждой юбкой ухлестывает, а они только рады. Красавчик он, Томми, и франт еще тот, смекаешь? Им это нравится, черт их дери. А как он на губной гармошке играет, заслушаешься! Тут ему нет равных, сыграет что угодно — сказка! В «Уорлдс фер» о нем даже заметку написали. Надо было ему на сцену идти, я считаю. Все талдычил ему, талдычил — болван, что поделать! Он бы двадцать фунтов в неделю заколачивал, не меньше. А ему лишь бы гульнуть да за цыпочкой приударить. Ну в общем, раз положил он глаз на одну красотку — чернокудрая, чернобровая такая, они с одной теткой по ладони гадают. Мы их часто на ярмарках встречали. Смотрю: Томми начал ее обхаживать. Погоди минутку, Джордж, я чай сделаю.

Джоби заварил в котелке чай, добавил туда сгущенного молока, отлил душистую смесь в большую толстую чашку с надписью «Кофейни Мосли» и протянул ее своему новому приятелю, а котелок оставил себе. Потом вернулся в фургон и принес оттуда жестянку с хлебом и маслом.

— Ну как, Джордж?

— Лучше не бывает! — ответил мистер Окройд, набрасываясь на бутерброды. Он огляделся по сторонам и вздохнул бы от счастья, если б не так усердно жевал. Вокруг стояла тишина, небо отливало золотом. Чай был идеальной крепости и сладости, а хлеб с маслом уже много лет не доставлял мистеру Окройду такого удовольствия, как теперь. «Сейчас мы справим этот лоток», — подумал он и с благодарностью поглядел на хозяина фургона. Покурив «Старого моряцкого», он объявил: «Ну, за дело!» и с радостью вернулся к работе.

— Так что ты там говорил о своем приятеле и той гадалке? — спросил он, когда Джоби убрал посуду и вновь уселся на ступеньки фургона.

— Дай вспомнить, — задумчиво сказал Джоби. — Ах да — про вчерашнюю заварушку. Ну, в общем, вчера мы торговали в местечке под названием Бродли, это милях в тридцати — сорока отсюда. Цыпочка тоже приехала, и Том вовсю ее охаживал. Прям арабский шейх, ни дать ни взять. А эта цыпочка раньше ходила с малым по имени Джим Саммерс. Он за всякое брался, сейчас у него аттракцион «Испытай свою силу» — ну, знаешь, там надо бить молотом по силомеру, вверх взлетает такая штука и звонит в колокол. Ерунда, публике давно приелось. А этот Джимми — громила, стоунов четырнадцать весу, раньше борьбой занимался и выпить не дурак. Ну, цыпочка с ним ходила-ходила, а потом дала от ворот поворот. Сам знаешь, как оно бывает. Не удивлюсь, если он как следует нагрузился и чуток ее поколотил. В общем, Джимми для себя решил, что раз она не досталась ему, то никому не достанется. Он малый крепкий, после обеда уже в дым, и характер прескверный. Томми вчера развлекался с той цыпочкой, а Джим Саммерс про это пронюхал, ну и пошел их искать. Цыпочка и вторая гадалка — толстуха из Бернли — к тому времени собрали вещи, все равно дело не шло. Подходит ко мне Томми. «Знаешь, — говорит, — мы с цыпочкой уедем на пару дней. Не хватало еще с пьяным боксером связываться. Скоро буду, Джоби». «Вот и правильно», — говорю. Он наш план знает: в четверг начинается Ноттингемская гусиная ярмарка. Бывал когда-нибудь? Сказка! Обожаю там работать, по такому делу даже свежую партию товара заказал. А пока торгую в местечках неподалеку, время коротаю. У нас с Томми всегда все продумано, так-то. Он может хоть завтра приехать, хоть через неделю — как получится. Этой цыпочке все равно на Гусиную ярмарку надо. Словом, они отправились своей дорогой, а я своей. Куда уж они поехали, не знаю, врать не буду. Мешать им я не стал, пусть себе милуются. Зато я знал, кто ко мне точно придет — Джим Саммерс. И верно, стоило Томми уехать — заявился этот громила, черт его дери. В обед уже наклюкался в пивной, злющий, как собака. Пихнул мой лоток и орет: «А ну, отвечай, где твой вонючий приятель, так его, растак да эдак?» Ух, ты бы его слышал! «Не спрашивай», — говорю. Скажу тебе по секрету, Джордж, я сразу пожалел, что не уехал подобру-поздорову. А он мне: «Ты все знаешь, отвечай, не то я твой такой-растакой лоток разнесу ко всем чертям!» И начинает его пинать. «Эй, хорош!» — говорю. Ну что, чинится?

Он встал и посмотрел, как идет работа.

— Держи-ка с того конца, — сказал мистер Окройд, который теперь был за главного. — Счас поставим и посмотрим, как он стоит. Во-от, эт я понимаю! Все, отпускай.

Следующие полчаса они чинили лоток, и мистер Окройд по просьбе хозяина немного его усовершенствовал. Когда все было сделано (Джоби заявил, что лоток стал даже лучше прежнего), они сложили его обратно в фургон, и Джоби внес предложение:

— Я видал пивную в паре миль отсюда. Не хочешь пропустить кружечку?

Эти слова встряхнули мистера Окройда, погрузившегося в приятные мечты о своем ремесле; он помрачнел.