Теннисные мячи для профессионалов - Леонид Словин

Время ползло медленно. Денисов вспомнил дождь, шедший все эти дни в Москве, пока занимались делом Волынцева, стекавшие с пронзительно высвеченной платформы потоки воды — казалось, они журчат и сейчас; взгорбленный над неподвижным мертвым телом брезент… Стоило ему об этом подумать, и сразу, словно в калейдоскопе, начали мелькать лица, события — Бахметьев, Королевский, супруги Сазоновы, у которых Волынцев ночевал в Москве, слуха коснулся незнакомый напевный голос по аппарату прямой связи «пассажир — милиция»: «Пусть носильщик расскажет про оружие…» Последним память зафиксировала белесые напряженные глаза Салькова, когда он, Денисов, поверг его в смятение, предположив: «Пистолет у тебя? Ты подобрал его на платформе? Рядом с трупом?»

Дача была деревянной. Время от времени в ней раздавались таинственные звуки. Скрипнула половица. Флюгер. Снова стало тихо. Со стороны кафе принесло запах котлет. Тявкнула беззлобная коктебельская шавка.

Денисов напрягся, правая рука его бесшумно скользнула под мышку к кобуре. На горку поднимались, прошли под откосом. Что-то невидимое коснулось калитки, в которую Денисов вошел, через секунду она отворилась. Человек прошел рядом, тяжело, едва не задев. Исчез в темноте.

Ситуация, описанная Ланцем, повторилась.

Кто-то спустился к дому, пнул лежавший на крыльце канат. Скрипнула незапертая дверь мастерской. Изнутри словно подали знак: царапнуло стекло.

Денисов начал бесшумно спускаться. Неизвестный отошел к убранному решеткой окну комнаты художницы, теперь он был рядом, тяжелый, высокого роста. Денисов услышал его прерывистое дыхание. Внезапно человек замер, он что-то почувствовал. Под ногой Денисова хрустнула ветка.

В ту же секунду раздался треск раздираемых кустов. Человек бросился вниз, к улице. Заскрипела галька. Близко, потом у самой калитки.

Когда Денисов выскочил на улицу, все было тихо. Мерно шумело море. У калитки валялся желтоватый, из плащевой ткани пояс, Денисов на бегу подобрал его.

Происшедшее не заняло и пяти секунд. Слева тянулась безлюдная, слабоосвещенная на всей ее протяженности улица Десантников, справа была набережная — темная в начале и залитая светом впереди, за калиткой Дома творчества.

Денисов выбрал набережную, черно-белую ее часть. Он бежал легко. Удары невидимых волн чередовались с движением балласта: камни на пляже скрипели, обдирая друг друга, словно уплотняемые щебнеукладчиком.

Он рассчитал верно: калитка Дома творчества была заперта, но бабуся бодрствовала:

— Седни последний день! Так и быть! — Она выдернула пробой.

Не разбирая дороги, касаясь невидимых голубых елей, сирени, вечнозеленого букса, через клумбы с благоухающими в ночи глициниями, как вихрь Денисов промчался к центральным воротам, выскочил наперерез.

Дальше бежать не пришлось. Высокий, в очках, блондин в светлой куртке, то и дело оглядываясь, вылетел прямо на него.

— Милиция! — крикнул Денисов. Он узнал человека, которого преследовал, по желтоватой плащевой ткани на куртке.

Бежавший остановился.

Это не был ни Николай — родственник художницы Роша, ни один из тех, кто с вечера приходил на дачу вместе с Ширяевой и Ведой.

Денисов видел его впервые.

X. «МИНУС ТКАНЬ…»

Салькова увели. Но Денисов уже знал, что попал в точку, когда спросил:

— Пистолет у тебя? Ты подобрал его на платформе? Рядом с трупом?

— Что ты, Денис! — Под едва заметным белым пушком лицо Салькова слегка побагровело. — Тебе-то уж я бы сказал!

Носильщика допрашивал следователь. Был самый момент снять трубку, набрать номер Лины; она, наверное, все утро ждала звонка — Денисов так и не выбрал времени позвонить.

«Так закрутило с вечера…» — приготовил он первую фразу.

Проверка ночной гостиницы в парке отстоя поездов дальнего следования на Каланчевке, переезды, разговор с Олегом Степановым, видевшим, как носильщик на платформе следил за погибшим; сигнал по аппарату «пассажир-милиция», неудачная поездка с Ниязовым на квартиру Салькова, а потом более успешная в Прокуратуру СССР в поисках свидетельницы, приезжавшей просить за мужа… -не верилось, что все это произошло в считанные часы, а с момента обнаружения трупа на вокзале — всего чуть более суток.

За дверью кабинета послышались голоса — оперативники из группы по борьбе с кражами поднимались к себе: проверка ячеек автоматической камеры хранения ничего не дала -Денисов уже знал об этом, — портфель погибшего найден не был.

Денисов снял трубку.

Первой звонить мужу, который забыл предупредить, что не приедет ночевать, Лина считала унизительным.

За окном снова моросило, как все эти дни. Видимый кусок неба над платформами — от элеватора до крыши центрального здания — с самого утра выглядел грязно-серым, словно в нем не переставая мыли кисти.

«Унылый фон всего этого дня…» — подумал Денисов, набирая номер. С другой стороны, он знал, преступления как раз и раскрывались в такие дни — скучные, невыразительные. Он скользнул взглядом по плану предстоящих на день мероприятий — от встречи с судебным медиком-экспертом до возможного визита к домашней работнице Сазоновых.

— Ти-ти-ти… — Номер Лины был занят.

«Звоните мне?» — Денисов положил трубку. В ту же секунду раздался звонок.

— Там этот носильщик, Сальков. Он на допросе у Королевского… — Звонил Бахметьев. Приказание носило характер просьбы. — Лучше, если сам доведешь с ним разговор до конца. У Королевского не пошло.

— Сейчас?

— Да, я сказал, чтобы его привели. Пока пистолет не уплыл. Потом снова передашь следователю. — Бахметьев положил трубку.

Носильщик уже входил в кабинет, его сопровождал Ниязов.

— Привет. — Сальков протянул руку, он проверял свое процессуальное положение: сотрудники милиции не обменивались рукопожатиями с задержанными, лишь со свидетелями.

— Привет. — Ладонь Салькова оказалась вялой, почти не напряглась в пожатии, да это и неважно было: встреча с Денисовым его не порадовала.

— Я не нужен? — Младший инспектор пошел к двери.

Денисов набрал номер в надежде, что он снова окажется занятым. Трубку сняла Лина:

— Я слушаю.

— Так неудачно получилось вчера. Да и утро кувырком. Ты извини. Как дела?

— Знаешь сам.

— А все-таки?

— Ты не один? — Она тонко чувствовала его. Даже по телефону.

— Был, пока набирал номер.

— Спешишь?

— Работы много.

— Занят — не звони! — Разговор получился тягостным для обоих.

Носильщик обо всем догадался, смотрел понимающе.

— Как Наташа? — Был один только способ призвать Лину к порядку.

— Тебя это волнует? Когда брала из сада, сказали: «Из носа шла кровь после обеда…» Второй раз! Сейчас и в начале лета. А мы врачу показывали?

— Может, перегрелась?

— Ну, Денисов, ты даешь! — На том конце провода Лина тоже была не одна, разыгрывала маленький спектакль. -«Перегрелась!» На улице холодина, того и гляди снег выпадет!

— Не понимают! — посочувствовал Сальков, когда Денисов положил трубку. — Моя Татьянка точно такая. Все они.

— В какой момент ты обратил внимание на погибшего? -спросил Денисов, становясь другим. Ни Лины, ни Наташи в этой его жизни не существовало. — Видел с вечера? В залах?

— Только на платформе. — Сальков тоже сразу подобрался, был начеку.

— При отправлении тамбовского?

— Вернее, когда уже отправился.

— У вагонов?

— С нерабочей стороны.

— На том месте, где его потом обнаружили?

— Да, примерно.

— Когда ты его увидел… Что он в это время делал?

— Просто стоял, смотрел.

— Куда?

— Можно сказать — «никуда»… — Сальков подумал. — Стоял так, что ни пройти, ни проехать. — Раньше носильщик об этом не говорил.

— Один?

— Да.

— Окликнул его?

— Сказал: дай место, мол. Он как стоял, так и остался стоять.

— Как же?

— Посторонил, — носильщик показал жестом, — тачку провел по краю.

— Дальше.

— Поставил тележку, пошел за проволокой.

— Электропоезд на шестом пути еще был?

— Был. — Сальков взглянул обеспокоенно, в белесых на красноватом лице глазках невозможно было ничего прочитать.

«Я для него менее удобен, чем следователь прокуратуры, который его не знает, — подумал Денисов, — и мне будет дано другое объяснение…»

Он не ошибся.

— Денис, — носильщик подчеркнуто-тягостно вздохнул. -Скажу, как было. Я проходил на посадке — пассажир этот стоял. Я на него внимание обратил: он был как пьяный или оглушенный.

«Женщина из прокуратуры тоже видела его, закрывшим глаза рукой…» — подумал Денисов.

Сальков искусно сплел правду и вымысел:

— Поставил тачку, пошел искать проволоку. А сам за ним слежу. Поезд ушел, а он, как стоял на платформе один, так и остался стоять. У элеватора меня парень окликнул, попросил закурить. Так все и было. Когда сцепку почтовых потянули, я потерял его из вида. И выстрела не слышал. Увидел только — лежит. Я к нему. Думал, пьяненький…