Молчи - Б. Т. Урруэла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они боялись этой женщины. Пугались.
Поэтому они ухаживали за девочкой, которую помнили, и игнорировали женщину прямо перед ними, ту, которая едва держала себя в руках.
— Нет, спасибо, мам, — сказала Шелби, сжимая кулаки.
Но она улыбнулась. Улыбка была фальшивой, почти болезненной. Она никогда не испытывала такого гнева и разочарования. Даже в Клетке. Она хотела кричать от этого проявления любви и нежности, но прошлая боль и пытки заставляли ее увядать и подчиняться. Кем она стала?
Ее мама стояла перед ней, пытаясь улыбнуться, но ее глаза наполнились паникой — она почти заламывала руки.
— Хочешь, приготовлю тебе макароны с сыром?
И, конечно же, еда. Ее мать готовила все любимые блюда ее детства, как будто это как-то поможет. Как будто, если съешь достаточное количество гамбургеров, сотрется то, что произошло.
Она вздохнула, глядя на маму, на постоянное остекленение в ее глазах, всегда на грани слез. Слезы матери когда-то заставляли плакать саму Шелби, но теперь они ее раздражали, сводили с ума. Оскорбляли ее собственные страдания. Но она не говорила, о чем думала, не знала, как это сделать.
— Конечно, мам. Макароны с сыром — очень здорово.
Мать улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз. Это была маска, которую она надевала перед Шелби.
Ее отцу было немного лучше, потому что он так сильно не старался. Мужчины, как правило, не так умело скрывали свои истинные чувства, как женщины. По крайней мере, для женщины из семьи О’Рейли. Они в раннем возрасте учились нравиться людям, чтобы выжить, им иногда приходилось притворяться… Ради семьи, ради хрупкого рассудка. Они были мастерами обмана во многих отношениях.
Мужчины О’Рейли были лучше в других вещах, например, скрывать своих монстров, но не свои чувства. Ирландская кровь, текущая в их жилах, смазанная небольшим количеством виски и эля, изливала секреты, чувства и тревоги. Ее отец не был исключением. Он не пил, как его отец — её покойный дедушка, — и скрывал это от нее большую часть ее детства, но в любом случае это никогда не беспокоило ее. Ей нравилось, что он был открытым и честным.
Вот почему она предпочитала быть рядом с отцом. Он не притворялся, даже не пытался. И он не заставлял ее чувствовать себя какой-то хрупкой безделушкой, бегая вокруг нее на цыпочках и разговаривая с ней, как с ребенком. Она чувствовала себя более комфортно в отвратительной честности, а не в синтетической доброте и теплоте, которые ее мать использовала в качестве щита.
Но они оба старались. Они оба любили ее. Со стороны Шелби было жестоко испытывать такое всеохватывающее раздражение по отношению к родителям, которые любили ее, горевали о ней, никогда не теряли надежды… Особенно мама.
У Жаклин и Орион этого не было.
У них никого не было.
У них не было никого, кто бы подготавливал им ванны, готовил еду. Их семьи исчезли.
На мгновение Шелби ощутила укол ревности. Она знала, что это ужасно — желать такого одиночества, чтобы ее родители просто взяли и исчезли. Даже если всего на мгновение. Здесь было душно, в этом доме, который ничуть не изменился. Ее комната — словно святилище человека, которым она когда-то была. Она жила в районе, где соседи стремились увидеть ее, поболтать с ней, передать подарки, сверкая своими жалкими улыбками. Если ей придется подделать очередную благодарность еще одному соседу, она подумала, что могла бы просто убить их прямо на месте.
Ожидание давило на нее со всех сторон, тяжелое, удушающее. Конечно, ее родители не видели ее отчаяния, ее клаустрофобии, ее страданий. Они были хорошими людьми, хорошими родителями, хотя и немного властными — она знала это. Она видела, как ослабли нити, удерживающие их обоих вместе. Ее мать всегда была сильной. Немногословной. Дисциплинированной. Она избегала всех стереотипов о мягкости и изяществе, которыми должна обладать мать. А отец был мягким человеком. Несмотря на его рост — она всегда считала его очень большим в детстве, хотя на самом деле он был среднего роста, — на его сильный подбородок, его густые и мужественные усы, она всегда обращалась к нему. Он говорил тихо, никогда не повышал голоса и с радостью позволял жене командовать собой.
Все изменилось. Ее мать больше не была такой сильной и непреклонной, какой была раньше. Она подготавливала ванну и готовила макароны с сыром. Отец сидел в кресле рядом с ней и читал книгу. По крайней мере, делал вид, что читает. Шелби знала, что он просто использовал это как предлог, чтобы побыть с ней в гостиной. Она никогда не была одна.
Они наблюдали за ней. Возможно, потому, что хотели впитать в себя все потерянные годы. Но она была уверена, это в основном потому, что они чего-то ждут. Чтобы она раскололась. Но если она действительно сломается, они разобьются вдребезги. Она никогда не умела читать людей. Она говорила не те вещи в неподходящее время, даже в Клетке. И это лишало ее всех социальных навыков, которыми она могла обладать.
Но она не была идиоткой. Она все замечала. Ее родители не смогут заставить ее сделать то, чего она хочет. Например вырвать себе волосы. Выпить целую бутылку того Фаербола, который дала ей Эйприл. Разбить все зеркала в доме, чтобы больше не смотреть на себя. Разгромить комнату, которая больше не принадлежала ей — она принадлежала Шелби, давно потерянной, давно умершей, трупу в Клетке, в доме ужасов. Ей до боли хотелось сорвать плакаты со стен, поджечь свое цветастое одеяло и выкинут все мягкие игрушки, которые ее мать искусно разложила на кровати.
Но, конечно, она этого не сделала.
Она ела макароны с сыром. Принимала ванны. Притворялась, что смотрит дурацкие фильмы, которые включала ее мама.
И чувствовала, что медленно сходит с ума.
Некоторое время спустя, когда она ощущала, что доспехи вот-вот отлетят, а ее яростная бомба уже в середине взрыва, она начала писать и продолжала писать, писать и писать, пока не заполнила четверть блокнота на спирали. Позже она поняла, что большая часть написанного была полным мусором, но не могла отрицать, что чувствует себя лучше.
* * *
Нужно было так много наверстать.
Так много поесть, посмотреть, почитать, попить… употребить.
Она не это планировала.
Жаклин не думала, что кто-то когда-то планировал стать зависимым. Люди
