Нестрашная сказка. Книга 2. - Вера Огнева

Король в самом начале поездки наказал, чтобы всуе его титул не поминали. Меньше помпы, ближе путь. А с другой стороны, испокон считалось, что государь всюду у себя дома, переездные и пропускные подати платить не обязан. Более того, не обязан платить за гостеприимство, буде то замок или придорожная корчма. В окрестностях столицы так все и обстояло. Только ковров под копыта лошадям не стелили. Чем дальше, тем проще становился быт. На скудных подворьях Гуго запретил какие бы то ни было поборы. Он сам расплачивался за себя и за своих людей. Но вот незадача, мелких денег хватило как раз до здешних мест. В кошеле его позванивали только золотые монеты, платить которыми за перевоз, означало полную чушь. Король не был скупым, но и транжирой — тоже. Хотя конечно: овес, три медяка за свидание…

Гуго чуть натурально не покатился из седла от хохота, чем сильно удивил оскорбленных на его счет гвардейцев. Но — дисциплина! Молчали в тряпочку, наблюдая, как сюзерен роется в карманах.

Половинка манкузии, именно той, которой без малого пятьсот лет, завалялась с давних времен. Катан принес, Гуго сунул в карман, да так и таскал с собой. Ее не осмелились стянуть, когда одежду чистили и меняли. Забавная половинка монетки исправно кочевала по карманам.

— Этого хватит?

— Дай погляжу.

Старик, оказавшийся ростом коню под брюхо, скатился со своего насеста и протянул морщинистую лапку. Гуго аккуратно вложил в нее монету.

— О, ты гляди! Не, такую не возьму. Мне сдать нечем. А лошадку не отдам. Она у меня ученая.

— Вези, дед. Не нужна сдача. Купишь своей лошадке шелковую попону, а коровке венок из флердоранжа. То-то быку радость.

Перевозчик пожевал губами, странновато зыркнул и велел, заводить коней на паром, да держать, а лучше привязать покрепче. К чему такие предосторожности выяснилось, когда, убедившись, что все исполнено в точности, старик заливисто свистнул. На той стороне случилось шевеление. Это лошадка, прятавшаяся в тени дерева, показалась из-за него, повернулась к реке крупом и пошла себе, упираясь копытами в утоптанный грунт. Действительно — ученая скотинка! Она не дергала, шагала размеренно и медленно, преодолевая немалую напругу. Паром пошевелился, снялся с места и пошел поперек тихого, почти неощутимого течения от одного вязкого берега к другому.

— Женщину что ли ищешь? — тихо прошелестел сзади старческий голос.

Гуго вздрогнул, до того неслышно подкрался дед и сейчас стоял, сопел, снизу вверх заглядывая в глаза высокого пассажира.

— С чего ты взял?

— Помстилось, откажись я вас перевозить, ты бы меня сначала прибил, а потом вместе с конем в нашу топь-то и кинулся. Только не выплыть тут. Омута хуже стремнины утащат, коряги еще… не о том я. Четыре лета назад женщина одна на коне приехала. С ребенком. Малец в люльке у седла привязан. Сама до глаз замотана в шаль. Дала мне такие же желтые полмонеты. Перевези, говорит. Я ей: давай мелкую. Она: нету. Поехали. И не лошадь у нее была вовсе.

— А кто?

— У прежнего короля жена имелась. Так с ней пригнали единорогов. А они что, такие ж звери. У ихнего самца и самочки должны гулять для продолжения рода. Думаю, как раз ее я тогда и перевозил. Особа царских кровей!

— Кто? — оторопел Гуго.

— Да лошадь эта! Белая. Шкура — шерстинка к шерстинке. Прям, сияние от нее исходило.

— А от женщины?

— Тоска смертная. Уродство свое под платком спрятала, а горе куда денешь? Все за ребеночка хваталась. Подойдет, подержится за люльку, и вроде ее саму маленько отпустит. А глаза такие… смотреть и смотреть в них. Был бы я молодой, ушел бы за этими глазами. Все бросил. На том берегу я ей полушку вернул. Она спорить не стала, забралась на своего коня и дальше поехала. Только на ее полушке лучи от солнца разбегались, а на твоей кусок бороды да нос крючком. Я тогда еще подумал, какое горе должно случиться, чтобы на солнышко рука поднялась?

— Нужда заставила, — задумчиво произнес Гуго. — Какие у нее были глаза? Черные, карие, зеленые?

— Серые с голубинкой, как талая вода. Ростом невысока и хромала.

— Шрам на виске…

— Значит, угадал я, женщину ищешь. Езжай в Тал. Если кто о ней знает — только Тэсс.

Баронский замок стоял в конце долины на небольшой возвышенности. Долину окружали ровные, будто по лекалу выведенные холмы. Лес остался только на склонах. Земля в низине вся оказалась распахана. Ровные наделы радовали рачительный королевский взор. Дома стояли вольно, далеко друг от друга, не мешая возделанным полям, выпасам и садикам. Север, больших садов тут никогда не разводили, но с десяток яблонь росли в каждой усадьбе. Вообще весь вид навевал такие покой и умиротворение, что боязно было спускаться вниз, будто своим явлением потревожишь сказку.

Гуго не торопился. Рассматривал долы и веси с вершины холма. О сих местах доходили противоречивые сведения. Катан докладывал, что на севере королевства живут трудно. Но не все. Не все! Тогда еще на юге-то до порядка далеко было, а глава тайной стражи сообщал, будто среди северной скудности, затерялись благословенные земли, текущие сметаной и сидром.

— В замок едут, — подал голос Арно.

Гуго и сам заметил, что практически на всех дорогах и дорожках движение шло только в одну сторону. Подводы, одноколки, пешие и конные тянулись к замку. Идиллия упрочивалась равномерным подчиненным движением. Люди, стало быть, ввечеру собирались на замковый двор. Не иначе праздник у них…

— Покойник у них, — прошелестел за спиной молодой гвардеец. Высказываться в полный голос при короле он робел. Стоявший слева Галл утвердительно кивнул. Над главной башней замка реял черный флаг.

В груди тревожно ворохнулось. Ехал, надеялся, злился на себя, собирался выяснить все до донышка. А оно его тут будто дожидалось. Они сейчас спустятся в долину, въедут в замковые ворота и как раз попадут на тризну по женщине с изуродованным лицом?

Король двинул коня вниз по дороге. Не к лицу взрослому мужчине фантазировать как юной сопливке. Что будет, то и будет.

Тяжесть на сердце сторожила каждый удар, поддевая: опоз-дал, опоз-дал, опоз-дал…

Баронесса Тесс Тал лежала на высоком столе посередине зала до шеи укрытая белым покрывалом. В открытые окна свободно струился сиреневый вечер. Колыхались портьеры. По углам стояли зажженные треножники с погребальным маслом. Барон Тал сидел в изголовье, опустив голову на руки. Двое подростков девочка и мальчик стояли за его спиной. Из-за неверного, колеблющегося света, казалось, их фигуры двигаются, волнуются, как черное отражение в текучей воде. И тот же свет оживлял лицо покойной, будто, она старается донести до них нечто. Челядь жалась у стен. Во дворе тихо переговаривались селяне.

Гуго с гвардейцами поднялись по лестнице и вошли в зал. Барон Тал оторвал голову от сложенных ладоней. Ни интереса, ни испуга, ни тем более радости. Светом выхватило неподвижную маску боли.

Гуго подошел к скорбному ложу и склонил голову. Тэсс Тал показалась ему очень молодой. Почти ровесницей ее дочери. Смерть разгладила мелкие морщинки, которые должны быть у столь зрелой женщины. Брови оказались сведены. На лице сохранилась легкая гримаса удивления и возмущения. Или то была игра света?

— Кто вы? — безразлично спросил барон.

— Я король Гуго. Примите наши соболезнования.

На лице Петера почти ничего не отразилось. Разве легкое недоверие. Утром жену принесли мертвой на растянутом плаще. А вечером почтить память прибыл сам король. Пусть. Окажутся ли гости теми за кого себя выдают, скоро выяснится.

— Позовите Экстензио, — тихо приказал он в темноту. Кто-то молча отделился от стены и исчез за порогом зала.

Барон Петер Тал не бывал в столице и королей, что прежнего, что нынешнего в глаза не видел. Зато бывал его эконом.

Тощий невысокий Экстензио походил на аптекаря. Очки чуть не свалились с носа, когда он узнал, кто перед ним, и попытался встать на колени, как того требовал этикет. Гуго поднял руку, останавливая его порыв. Барон Тал встал и молча поклонился. Ни опять же страха, ни подобострастия. Все та же боль с толикой удивления.

— У нас горе, — произнес он вместо приветствия. — Если Вы не против, я провожу Вас в комнаты, где можно отдохнуть.

Было видно, как трудно дается ему речь. Не до короля с его визитами в данный момент. Не до гостей. Вообще не до чего.

По внутренней лестнице они поднялись на второй этаж. В гостевом покое Петер извинился, что не может принять короля подобающим образом, и уже собрался уйти, да Гуго задержал.

— Ваша жена болела?

— Нет.

— Что же случилось? Я спрашиваю не из пустого любопытства. Мы прибыли не с обычным визитом. Мне необходимо было переговорить с баронессой Тал. Что с ней произошло?

Было видно, что Петер выжимает из себя каждое слово. Но спрашивал сам король.