Пожинатель горя - Сергей Владимиров

— Вы с Алей не родные сестры? — вдруг спросил я.

— А разве… — Наталья Семеновна щелкнула кошельком, так и не достав деньги. — Хотя после всего того, что я вам рассказала, глупо что-то утаивать. Да и какая здесь тайна? У нас общий отец, но Аля его совсем не помнит. Я вначале проговорилась, что мать хотела видеть моим мужем военного. Это вывод на основании ее печального опыта. Отец был снабженцем, часто ездил в командировки. Во всех городах у него были женщины, он даже не пытался скрывать этого. Мама страдала, я отца ненавидела. Однажды он уехал в очередную поездку и не вернулся. Прислал короткую телеграмму: «Не ждите. У меня новая семья». Адрес где-то в Саратовской области. Он не попросил прощения, не вспомнил обо мне. Мне исполнилось уже восемнадцать лет, когда нам сообщили, что он разбился на машине вместе со своей молодой женой. Той было немногим больше двадцати.

Отца привезли хоронить сюда. И тут я узнала, что у отца осталась годовалая дочь, моя сводная сестра Аля. Родители его молодой жены отказались брать на воспитание девочку, они были изначально против брака дочери. А моя мама все еще любила отца и удочерила Алю. Я тоже привязалась к ней, хотя характерами мы были совершенно разные: я — более замкнутая, Аля — веселая, открытая. Но мы друг друга всегда уравновешивали. Я унаследовала внешность матери, Аля — отца. Он был чистокровный русак, голубоглазый блондин. Нашей Кристине тоже передалась внешность деда.

— А характер?

— Вы намекаете на распущенность? Да как вам не стыдно! — взвилась Наталья Семеновна. — Она была очень разборчива. И насколько я знаю, у нее не было связей с мужчинами. Она ставила перед собой другие цели. Ее любили и уважали абсолютно все. И она отвечала тем же. Кристина — прекрасная дочь, не смейте очернять ее память!

Накануне Фирсов говорил мне совершенно противоположное. Кто-то из них мне лгал, или у каждого был свой взгляд на внутрисемейные отношения, своя правда. Мне предстояло отыскать истину.

Действо шестнадцатое. Галкин скелеты извлекает и…

Поручение было мерзким: выступить посредником между брошенной женой и загулявшим мужем, и я бы ни за что не согласился выполнять его, если бы какое-то шестое чувство не подсказывало мне, что все здесь не так-то просто. Из шкафа Фирсовых вывалился первый скелет, и мне казалось, что это только начало.

В отличие от Ланенского-старшего, который подыскал для своей красотки жилье новое и престижное, Владимир Михайлович оказался гораздо скромнее: многоэтажка все в том же рабочем районе, всего в двух остановках от дома, где он жил вместе с супругой. «Должно быть, чтобы не тратить лишнего времени на дорогу и, скоренько обделав свои похотливые делишки, поспевать домой к ужину», — мысленно съязвил я. Подъезд был точной копией фирсовского подъезда: темноватый, слегка замызганный; сознательная молодежь боролась здесь со СПИДом с помощью презервативов и одноразовых шприцов, кои в изобилии оставляла на месте спаривания и торчания. Вот и нужная квартира. Железная дверь, на нее уж не поскупились, да и как иначе, раз живешь по соседству с любителями вот таких рисковых развлечений. Похоже, Вероника, с которой мне еще только предстояло познакомиться, еще не обладала аппетитами Инги, но тоже строила планы относительно безбедной красивой жизни.

Я позвонил в дверь и встал под глазок, очень сомневаясь, что мой силуэт будет различим в темноте. Такого я никак не ожидал. Дверь, сопровождаемая взволнованным: «Володя, где ж ты был, она уже несколько раз звонила сюда», распахнулась почти настежь, и в проеме возникла напряженная, тоненькая как струнка невысокая девушка в велосипедках и длинной навыпуск спортивной майке. У нее была фигура подростка, стрижка под мальчика, резковатые черты лица и большие темно-серые глаза с пронзительными зрачками, прямой сверлящий взгляд которых не знал притворства и фальши. На коварную соблазнительницу Вероника никак не тянула.

— Кто вы такой? — Девушка отступила назад, но в ее хрипловатом и по-своему красивом голосе испуга не ощущалось.

— Мне нужен Владимир Михайлович, — уклонился от ответа я.

— Мне он тоже нужен, — быстро проговорила девушка. — Откуда у вас этот адрес?

— Мне его дал он.

— Не врите. Он никому не мог его дать. Разве что своей жене, чтоб особо не волновалась. Вас послала она?

С опозданием я показал девушке свои документы.

— С Фирсовым нас связывала работа, — ответил я.

— И что вы хотите от Владимира Михайловича теперь? В «Миллениуме» он больше не работает. Мы начинаем новую жизнь.

— Так сразу? Он еще не разобрался со старой.

— Я так и думала. — Серые глаза прищурились, схоронившись в густых пушистых ресницах. — Старая карга принялась бить в набат, чтобы разжечь костер затухающих чувств? Вот только чувств-то никаких нет. И вряд ли когда были. В самое ближайшее время он подаст на развод. Оставит все ей, чтобы не зачахла от жадности. Нам от всего этого семейства ничего не надо, пусть не думают, что все на свете можно купить.

— Не много ли вы на себя берете, Вероника? — Мне нравились напор и прямолинейность девушки, но немного охладить ее пыл не мешало.

— Я ничего не беру на себя, — независимо ответила она. — Первым пошел на сближение Владимир Михайлович, и я ответила ему взаимностью, потому что очень сильно уважала его и была благодарна. Потом возникла любовь, и никто не смеет осуждать нас. Но его методично обрабатывали дома, этой корыстной Наталье очень хотелось видеть в муже тряпку и бесплатное приложение. Но он не был тряпкой, иначе бы я никогда не полюбила его. Сейчас он отсутствует. Но и когда он появится, ответ будет тот же. Володя теперь только мой. Так и передайте его жене.

— Откуда ж ты взялась, такая быстрая? — ухмыльнулся я.

— А действительно, — мгновенно среагировала девушка. — Кто я такая? Не красавица, ростом и формами на модель никак не тяну. Для Натальи я грязная шлюха и охотница за богатством. Разлучница и совратительница. Да разве я подпустила бы Володю к себе, если бы не видела, как он несчастен. Прежде всего в личной… интимной жизни. Если бы она давала ему хоть чуточку тепла и ласки… Да что сейчас! Нормального секса у Володи не было и раньше. Наталья либо фригидна от природы, либо презирает всех мужчин без исключения за их мужскую сущность, на ее языке — кобелизм. Володя рассказывал, что это у нее с детства, вроде бы отец по бабам бегал, и в Наталье это отложилось. Заходите, — внезапно пригласила она. — А то соседи уши греют. Я вам расскажу немного о себе, передадите потом Наталье, пусть знает, к кому от нее муж сбежал.

В прихожей было не развернуться. Обои старые, выцветшие и подпорченные, голая тусклая лампочка свисала с залитого верхними соседями потолка.

— Если она вам сказала, что он мне квартиру купил, то это ложь, — прокомментировала Вероника. — Помог лишь с обменом, чтобы я поближе к нему перебралась. А как уйдет от жены, сюда же поселится. В однокомнатную. И никаких хором нам не надо. Быть вместе — этого достаточно.

Комната действительно оказалась всего одна, заставленная старой мебелью, и тоже с незапамятных времен не знавшая ремонта. Новенькой оказалась лишь детская кроватка, в которой мирно посапывал малыш.

— Наш сын, — шепнула девушка, и остренькое личико ее вдруг смягчилось, тоже стало детским, трогательным и беззащитным.

Вероника предложила мне сесть в продавленное кресло и тут же протянула наклеенный на картонку небольшой снимок. На нем были запечатлены трое: двое мужчин и женщина, все в военной форме. Они улыбались в объектив, но улыбки были сдержанными и напряженными, недавние испытания читались в морщинках мужчин, в плотно сжатых губах женщины.

— Мама, папа, а это… — Девушка погладила землистое широкоскулое лицо человека, которого я знал как отставного полковника ВДВ, начальника службы безопасности «Миллениума», а она как своего любовника и отца своего ребенка. — Они все вместе воевали в Афганистане, мама была военным хирургом. А еще их связывала дружба, настоящая, с незапамятных пор. Сначала погиб папа. Его БМД подорвался на фугасе, весь экипаж сгорел заживо. Потом не стало мамы. Снаряд попал в палатку полевого госпиталя, одна огромная воронка и… вроде бы это называется фрагменты тел. Их обоих привезли хоронить в цинковых гробах. А что в них было на самом деле, никто и не знал. Я в то время жила у бабушки, папиной мамы. Она и раньше часто болела, а последнее известие… Выкарабкалась с того света лишь потому, что надо было поставить на ноги меня. Конечно, одна бы она не справилась. И тут появился папин сослуживец Владимир Михайлович. Он часто навещал нас, помогал материально. Я росла, видела, что он настоящий мужчина, мечтала о таком же в будущем. Потом… В наших отношениях с Владимиром Михайловичем возникла какая-то неловкость. Я уже не была ребенком, которого он брал на руки, водил кататься на карусели. Я стала девушкой. И он не знал, как относиться ко мне теперь, стал сторониться, всячески избегать. Я видела, что нравлюсь ему как женщина, а он нравился мне как мужчина. Когда между нами это случилось в первый раз… — Вероника вдруг напряглась, забрала у меня фотографию. — Вам и его жене знать это совершенно не обязательно.