Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Мано Зиглер

Рис. 18. «Фольцваген-82» – «кюбельваген»

На другом краю леса мы обнаружили дом, перед которым собрались люди. Мы побежали туда, крича:

– Вы видели, как упал самолет? Где пилот?

– Он сидит в доме, – прокричал кто-то в ответ.

Сейчас было не время для глупых шуток. Но совсем скоро я обнаружил, что это была не шутка. Фритц то улыбался, то морщился, когда кокетливая деревенская девушка перевязывала ему ногу. В этот момент появилась другая симпатичная девушка, которая, выйдя из кухни, несла горячий кофейник. Эта картина не поддается описанию.

– Фритц! А ты, оказывается, счастливчик, каких еще поискать! Ты в порядке?

Он улыбнулся и махнул рукой, чтобы я сел рядом с ним, а сам обратился к одной из девушек:

– Мисс Хильда, не будете ли вы так любезны принести еще одну чашку кофе для Мано, ему нужно перевести дух!

– Я спросил, как ты себя чувствуешь, Фритц! – закричал я.

– Ну, и хорошо, и не очень! – ответил он. – Я потерял очки, когда падал, И теперь уверен, что мне будет очень трудно подобрать взамен, чтобы сидели так же удобно. И еще моя нога. Может, сильный ушиб, а может, вообще перелом!

Потом подоспела «скорая помощь», и молодой доктор торжественно заявил, что у него серьезное растяжение сухожилия, а пожарные затушили догорающую «комету». Фритц рассказал, что до того, как он выбросился с парашютом, он попытался открыть фонарь кабины обычным способом, но его заклинило от поднявшейся температуры. Тогда он освободился от пристегнутых ремней и с силой сдвинул «крышу». К этому моменту каждая секунда была на счету, и теперь ему нужно было прыгать. С того места, где я стоял на поле, мне показалось, что Фритц вылетел с довольно большой высоты, но он сказал, что прыгнул в тот момент, когда находился примерно в сорока метрах от верхушек деревьев. Он летел прямо на самолет, но ему несказанно повезло, потому что он зацепился за ветки.

– У меня ощущение, будто я спрыгнул с колокольни, вцепившись в зонтик, – сказал он, – но я говорю, мне повезло, и Хильда с Аннелиз вовремя помогли мне, благодаря чему я, собственно, нахожусь здесь. А ты, кстати, еще не начал собирать гвоздики для меня?

Вернувшемуся на аэродром Фритцу сделали рентгеновские снимки, которые показали перелом кости. Таким образом, наш Фритц выпал из летной жизни, как минимум, на несколько недель.

Сирены, возвещающие о воздушном налете, завыли в тот вечер, когда мы только что закончили празднование «дня рождения» Фритца. Зенитная артиллерия подняла стволы пушек, а мы, надев свои кожаные регланы и оставив после себя беспорядок, кинулись по местам. Нигде не было видно ни одного огонька света, только в небе сияние прожекторов вырисовывало те здания, что побольше. Два длинных луча света пересеклись, держа в образованном ими проеме крошечный истребитель серо-стального цвета. Разрывающиеся снаряды полетели с земли и воздуха, паля по вражеским самолетам. Случайно шрапнель взрыхлила землю прямо около нас, но мы не отреагировали, так как в этот момент настоящая драма разыгрывалась над нашими головами. Еще несколько прожекторов сейчас добавились к остальным.

– Кто-то должен подняться на «Me-163» и положить конец этой игре в кошки-мышки, – воскликнул кто-то из наших. – Но, пытаясь приземлиться в темноте, вы разлетитесь на маленькие кусочки по сторонам!

Казалось, зенитки палят по самолетам безрезультатно, но вот, наконец, вражеский истребитель стал падать, загоревшись.

Затем появился парашютист, медленно раскачивающийся в воздухе, а лучи прожекторов уже снова шарили в ночном небе, выискивая очередную жертву.

Глава 16

НАШИ РЯДЫ РЕДЕЮТ

К вечеру следующего дня я выбрал время, чтобы навестить Фритца Кельба. Я не сильно удивился, когда открыл дверь и увидел его, передвигающегося по комнате, вместо того чтобы лежать в постели.

– Какого черта ты собираешься делать, Фритц?

– Я просто разминаюсь. Не могу же я все время лежать. Какие уже только глупые мысли не приходили мне в голову, пока я валялся, и знаешь, до чего додумался? А ведь завтра Франц Рюселе займет мое место, если я останусь здесь и не вернусь в строй как можно быстрее!

– Ну, так что в этом такого? – спросил я. – Позволь ему попробовать, а сам спокойно выздоравливай.

Наконец, я убедил его вернуться в кровать, но Фритц все равно чувствовал себя неспокойно.

– Эта кровать не влияет на меня благотворно, Мано, – сказал он. – Я уже начал думать, что у меня нервы не в порядке. Я лежал здесь, думая про себя, что до сих пор нам всем немало везло, но ведь когда-то… – Он щелкнул пальцами. – Мы совершаем ежедневно по одному, а иногда и по два тренировочных полета. Сначала все идет превосходно, потом начинается жуткая вонь, но ты все равно не можешь бросить самолет. Потом опять происходит то же самое, и, если ты не отнесешься к этому серьезно, как я вчера, ты поймешь, что удача может и изменить тебе в один прекрасный момент! Знаешь, Мано, временами я чувствую себя так, будто хожу по лезвию ножа, и тогда у меня даже ладони холодеют. На самом деле я не уверен, что во всей нашей стране дела обстоят лучше сейчас, и еще вопрос, чем вся эта война закончится?

Депрессивное состояние Фритца было заразительно, и я стал убеждать себя, что он не прав. Постепенно я решил уводить его от гнетущих мыслей, и мои старания дали результат, так как очень скоро он вновь обрел спокойствие и снова сделался веселым парнем. Когда я собрался уходить, он сказал:

– О, чуть не забыл, Мано. Франц Медикус хочет поговорить с тобой. У него какие-то неприятности со своими подопечными.

Я позвонил в комнату к Францу Медикусу, и он сказал, что придет прямо сейчас, чтобы поговорить со мной.

Он выглядел расстроенным, и я спросил у него, что случилось.

– Jo mei, Mano, – заговорил он на баварском диалекте, – может быть, у этих юнцов кишка тонка для такого самолета, как «комета», но после вчерашнего представления Фритца сразу шесть или даже семь человек решили оставить это место службы; такими темпами у меня никого не останется к следующей неделе.

– Сколько сейчас осталось человек? – спросил я требовательно.

– На данный момент двадцать восемь, но завтра?.. Я подумал, может, тебе удастся провести с ними вразумительную беседу. У тебя как-то лучше получаются такие разговоры; может, и на этот раз получится уговорить их.

– Хорошо, Франц. Передай, чтобы все были завтра в 8.30 в столовой. К этому времени мы со Шпёте закончим свои дела, и Франц Рюселе, возможно, выполнит тренировочный полет в 9.00, так что как раз будет подходящее время узнать, кто уходит, а кто хочет остаться.

Вопрос, касающийся нашего «молодого поколения» пилотов «комет», был щекотливым. Заставить их летать на «Me-163» было невозможно, да и непорядочно. Никого нельзя было посадить в самолет через непреодолимый страх. Мы все это прекрасно понимали, и Шпёте в первую очередь. Он никогда никого не вынуждал лететь на «комете» – только если человек добровольно делал этот шаг или не имел возражений. С другой стороны, проблема набора молодых пилотов становилась все более актуальной. Очень скоро могло настать время, когда нам могли понадобиться сотни летчиков, в случае успешного апробирования нового оружия.