Евроняня - Наташа Нечаева

– Вероника, – ЕВР нежно схватил ее за плечи, – вы принесли мне счастье! – Уселся на диван, усадил ее рядом. – Вам, конечно, знакома такая фамилия – Ркацители?

Увы, это алкогольное имя было Нике совершенно неведомо, но что ж теперь на всю Песчанку об этом кричать? Девушка согласно кивнула.

– Вчера ко мне домой заявился Хреновский. Ради вас, кстати, но об этом – потом! С ним был Зураб Ркацители!

ЕВР замолчал, будто заново переживая волнительные моменты недавней встречи, а Ника с обидой подумала: вот когда один из политических лидеров страны ради нее бросает Россию и летит сломя голову в дом ЕВРа, об этом, конечно, можно сказать вскользь, сославшись на потом. А когда какое-то неизвестное лицо кавказской национальности по имени Зураб приходит вместе с ним, так это – глобальное событие!

– Этот великий человек сразу, с первого взгляда, обратил внимание на мои работы! – ЕВР просто расцветал на глазах, как пион в вазе. – Его поразили масштабность моего видения, глубочайшее проникновение в суть вещей, но главное – он был совершенно покорен цветовым решением моих полотен!

«Ясно, – подумала Ника. – Еще бы! Видел бы этот Алиготе их раньше…» – Вероника, – ЕВР смущенно взял девушку за руку, – надеюсь, вы не будете на меня сердиться? У меня не хватило духу признаться, что основной цветовой элемент в полотна внесли вы… Зураб так восхищался, а я так давно ждал признания…

– Успокойтесь, Евгений Викторыч! – Ника ласково и длинно посмотрела на ЕВРа. – Это же ваши работы. Ваш пот, ваша кровь. Ваши ум, честь и совесть. А я… я просто внесла в них немножко души. Вашей души, которую вы ото всех скрываете!

ЕВР молча и благодарно влажнел глазами. Данный поворот темы представлялся совершенно неожиданным, а оттого еще более приятным. Ника же, сама от себя не ожидавшая такого неслыханного благородства, уловив реакцию ЕВРа, мысленно поставила себе в личной книге рекордов и достижений жирный плюс. Подумала и пририсовала второй.

– Этот гениальный художник, этот скульптор космического масштаба сегодня приедет к нам сюда, чтобы поговорить со мной о персональной выставке. Вероника! – ЕВР торжественно встал, а поскольку Никина ладошка по-прежнему находилась в его руке, ей пришлось встать тоже. – Я хочу, чтобы в этот исторический для меня момент вы были рядом!

– Только в этот момент? – уточнила девушка. – Потом – не надо?

– Надо! – уверенно кивнул ЕВР. И Ника счастливо поняла, что настал тот самый миг, которого так ждала. – Все время надо, пока они не уедут! – закончил ЕВР.

– Кто они-то? – уныло спросила няня, тягостно тоскуя, что ЕВР ее снова не понял. Долдон несчастный!

– О, я не сказал! Простите! – Ропшин снова лобызнул ладошку, теперь уже вежливо, холодновато, будто деловому партнеру. – Зураб приедет вместе с Хреновским. Пойду переоденусь! Встречу, так сказать, коллегу по цеху в общепринятой униформе!

Ладно, – подумала Ника. – Встретим и этого алкоголика, и этого депутата. Раз ЕВР помчался переодеваться, значит, и мне не грех.

К моменту приезда дорогих гостей суета, организованная безмерно счастливым хозяином, достигла апогея. Жан в четвертый раз переставлял приборы на столе, дети, принаряженные, умытые, скучали на диване. Марфа без конца оправляла на себе восьмомартовское платье, Петруша вертел шеей, жестко упакованной в новую белую рубаху, и ныл, что неудобный смокинг сильно давит ему на больную руку. Даже собак принарядили! Дарику нацепили ярко-красную бабочку, а к рыжей шерсти Анжи удивительно подошел ярко-зеленый пластиковый бантик от торта, завалявшийся с прошлого лета в Марфиных игрушках. Сам ЕВР, заламывая талантливые руки, прыгал от одного окна к другому, боясь пропустить торжественный въезд гостей.

Ника после долгих раздумий облачилась в длинное, почти до пола, черное платье с фигурным, в форме сердца, декольте и ослепительно-белой розой на плече. Дети, увидев ее, восторженно ахнули, а хозяин, остановив свое броуновское движение, застыл как громом пораженный. Открыл было рот, чтобы изречь что-то соответствующее моменту, да как всегда не успел: под окнами раздался тягучий и противный автомобильный гудок.

Двойняшки, собаки и Жан выстроились в одну торжественную линию по центру, чтобы дружно поприветствовать дорогих гостей. Ника же пикантно уселась в светлое кресло, выгодно оттенявшее ее стройный силуэт.

Первым, понятное дело, ворвался Хреновский. Мгновенно углядел сидящую в кресле Нику, не обратив никакого внимания на торжественную шеренгу встречающих, стремительно пересек гостиную и бухнулся перед ней на колени.

– Фемина! Красавица! Белиссимо! Шарман! Файн! Зе бест!

– Здравствуйте, Зураб Ркацетелевич! – дружно грянули дети. – Рады вас приветствовать… – И недоуменно сникли, увидев, что Жан трагически машет руками.

Мажордом, как персона, политически подкованная, понял, что это никакой не скульптор, а самый настоящий Хреновский.

Собаки тихонько завыли.

– Молчать! – махнул в их сторону, не оборачиваясь, видный депутат. И тут же продолжил: – Вера! Я не могу спать! Не могу есть! Я не могу спасать Россию!

Ника с сомнением поглядела на его сытое лоснящееся лицо, прикинув, что для спасения России не грех и похудеть, дабы быть поворотливее.

Хреновский набрал в грудь очередную порцию воздуха…

– А вот и мы! – радостно и громко провозгласил ЕВР, вводя под руки крупного седого старика явно кавказской наружности.

Жан сделал детям знак рукой.

– Здравствуйте… – тихонько пискнула дисциплинированная Марфа.

Петруша гордо промолчал, Дарик оглушительно тявкнул.

– Готовились-готовились к встрече великого человека, а как увидели – засмущались! – по-прежнему радостно улыбаясь, объяснил ситуацию ЕВР. – Знакомьтесь, это мои дети – Марфа и Петр, Жан, наш мажордом, а это – наша няня Вероника Владиславовна.

Старик церемонно поклонился, скользнул взглядом по двойняшкам, подозрительно покосился на собак и как крючками зацепился глазами за Нику.

– Зураб! Это она! – неловко и тяжело поднялся с колен Хреновский. – Какой типаж! Разве это не лицо всей России? Чистое, одухотворенное, патриотическое! Ты просто обязан ее написать! Я плачу!

– Напишу! – пообещал Ркацители. – Я всех напишу. Очень хороший ракурс, ты на коленях перед всей Россией. Это символично. Только… – Он задумался. – Где-то я уже это видел… А! Вспомнил! Это же моя скульптура – Ленин на коленях перед мировой революцией…

– Склеротик, – махнул рукой Хреновский. – У тебя наоборот – Ленин душит гидру мировой контрреволюции…

– В чем разница? – высокомерно осведомился Ркацители. – Главное, какой смысл вкладывает творец в свой шедевр. Когда я для Америки ваял Петра Первого…

– Ой, я вас узнала! – громко обрадовалась Марфа. – Вас по телевизору часто показывают! Вы все время Петров делаете! Я нашего Петьку вами пугаю: говорю, будешь зазнаваться – таким же станешь!

– Да, деточка, это мои работы, – самодовольно погладил Марфу по голове скульптор. – Разбираешься в искусстве, умница! Как, говоришь, тебя зовут?

– Марфа! – подсказал счастливый ЕВР. – В честь знаменитой Марфы Посадницы. А это сын – Петр. – Он выдвинул перед собой мальчика. – В честь нашего общего кумира, великого реформатора Петра Первого.

– О! – важно удивился скульптор. – Весьма похвально! Назвать детей в честь лучших представителей нашей национальности!

ЕВР благодарно и согласно кивнул.

Ркацители, повесив голову набок, внимательно разглядывал детишек. Отошел влево, потом вправо. Быстрым движением схватил двойняшек за руки и переставил к окну. Увидев, что вечернего освещения недостаточно, пошарил глазами вокруг, нашел выключатель, щелкнул клавишей. Гостиная озарилась ярким праздничным светом огромной хрустальной люстры.

– Вот! – патетично и громко воскликнул мэтр. – То, что нужно! Я буду их лепить!

Почтительное молчание было ему ответом. Собравшиеся понимали, что присутствуют при уникальном событии – рождении новой шедевральной идеи.

Первой не выдержала Анжи. Она громко, во всю пасть, зевнула и подошла к скульптору. Подняла любопытную рыжую голову, высунула длинный ярко-розовый язык и выразительно произнесла: «Ав».

– Собаки? – вопросительно поднял кустистые брови Ркацители. – Неожиданный ход. Надо подумать.

Он стоял посередине комнаты, высокий, крупный, седой, сам – живая скульптура, и напряженно размышлял.

– Да! – снова вскрикнул он. – Я скажу новое слово в прочтении русской истории! Петр Первый и Марфа Посадница. Символ нерушимого единства партии и народа.

– Какой партии, НДПР? – заинтересовался Хреновский.

– Молчи, невежа! – прогремел художник. – Марфа Посадница была представительницей одного из первых прообразов политических партий. Петр же, наш великий и могучий Петр, делал все для того, чтобы русский народ встал на одну ступень с образованными народами Европы.