Операция «У Лукоморья…» - Олег Шелонин

Пламя, взметнувшееся над посадом в том месте, где должна быть банька, оборвало монолог безутешной Василисы. Около осевшего строения замелькали чьи-то голые фигурки.

– Что-то я на них рубах не заметил,– ехидно проблеял бородатый козел, стоящий рядом.

– Тьфу, срамота! – сердито сплюнула рысь.

– Ты бы, Жан де Рябой, захлопнул рот,– утробно прорычала Василиса.– А то я третий день одними ягодками питаюсь, как бы не оскоромиться! Пока сила Кощеева на посад наседает, ты больше травку щиплешь да защитников наших срамотишь! Самого-то до конца баталии в посад и калачом не заманишь.

– Не боярское это дело – горницу прибирать.

– А с ворогом воевать? Тоже не боярское?

– Как воевать в таком виде прикажете? Ни сабельку в копытах, ни меч вострый не удержишь!

– А Никита Авдеевич? А домовой наш? У тебя хоть рога на лбу, а у них, окромя клюва и шпор, да черпака кухонного, никакого оружия нет. Однако сдержали натиск чудища поганого. Вторую ночь выстояли, а бог даст, и третью продержатся. Уйди с глаз моих долой!

Посрамленный Жан де Рябье поспешил ретироваться.

– Что же там все-таки творится? – прикусила от нетерпения губу медведица.

– Давай мы на разведку сбегаем? – свесилась с ветки Малашка.

– Мы мигом! – Глаза Парашки маслено блестели.

– Я вам сбегаю, бесстыжие! Сама схожу,– решилась Матрена.

– Ой, одеваются! – разочарованно процокала Парашка.

– Ой, Горыныч летит! – испуганно пискнула Малашка.

– Нет, мамка, никуда ты не пойдешь,– вздохнула Василиса.– Не ровен час, опять бой зачнется. Ежели с тобой что… я себе этого не прощу.

– Воды! – Чебурашка чуть не плача сбивал пламя со вспыхнувших бревен.– Посад спалим!

Илья с Соловьем-разбойником носились между колодцем и развалинами баньки с ведрами. Виновница переполоха сидела в сковородке, с удовольствием взирая на дело лап своих. Когда с Лиха слетели очки, панический вопль Чебурашки заставил ее выпрыгнуть из печки. Путь отступления лежал через рухнувшую кровлю и стены.

– А говорили, топить нечем,– наивно укорила она Илью.

Капитан молча погрозил ей кулаком. Скоро очаг возгорания был потушен. Илья облегченно вздохнул и только тут заметил, что вся его команда имеет довольно импозантный вид.

– А одежка наша? – испуганно вопросил он.

Соловей молча протянул ему драную, всю в подпалинах гимнастерку, которой он только что тушил огонь.

– А остальное?

Соловей виновато кивнул на развалины.

– Ну нет! Вы как хотите, а я в таком виде к Яге не полечу! – решительно сказал Илья.– Она хоть старушка и древняя, но все равно женщина. Вдруг прельстится…

– Папа, не сумлевайся! Неужто мы в посаде добрую одежу на тебя не найдем? – тряхнул гребешком Никита Авдеевич.

– А на меня? – робко спросил Соловей.

– Всех оденем,– успокоил Чебурашка и зашнырял по кладовым, гремя ключами.

Вскоре команду Ильи было не узнать. Лихо, Соловей и сам капитан красовались в белых расписных рубахах до колен, перехваченных в талии алыми кушаками. Кушаки повязали не так просто. Они поддерживали портки из добротного зеленого сукна, заправленные в красные сафьяновые сапоги.

– Лепота,– завистливо вздохнул воевода,– витязи как на подбор.– Он грустно посмотрел на свои перья.

– Посторонись! – второй раз за этот день прозвучала команда сверху.

– Наконец-то,– облегченно вздохнул Илья, как только Горыныч спустился на землю.– Грузим подарки – и к Яге! Чертей нашел? Ждать их к ночи?

Головы дружно кивнули в ответ:

– Папа, давай по стопочке на дорожку…

– Никаких стопочек!

– Мы ж не долетим,– огорчилась Центральная.

– Если нахрюкаемся – не долетим. Это ты точно сказала.– Илья сочувственно посмотрел на дракона.– Ладно, доставишь к Яге в целости и сохранности, хлопнете по стопке. Лихо! Остаешься здесь за коменданта. Как кто посторонний появится, очки долой и залпом пли! Грузимся!

Сборы были недолгими. Бадейку с Мурзиком прикрепили к спине Горыныча, закрепив ее веревками. Ведра плотно закрывались крышками, заливались растопленным воском и водружались на дракона. Пользуясь тем, что капитан отвлекся, давая последние инструкции Лиху, «стопочек» наготовили столько, что Илья только плюнул с досады, но менять ничего не стал. Время было дорого. Саламандру запихали в кастрюлю и закрепили ее в хвостовой части дракона. Все, за исключением Лиха, вскарабкались на Горыныча.

– Взлет! – последовала лаконичная команда. Горыныч взмахнул крыльями.– Я вас по дороге одной песенке обучу, чтоб лететь веселее было.

Перегруженный Горыныч с трудом преодолел силы земного притяжения. Так до конца и не протрезвевшая, несмотря на терапию Лиха Одноглазого, команда Ильи полетела вербовать новых рекрутов в растущую не по дням, а по часам армию.

14

– Ну-ка, повернись, сзади подровнять нужно.

– Может, хватит, Ген? Корзина уже почти доверху… – Медведь умоляюще посмотрел на зелененького домового, деловито щелкающего большими садовыми ножницами.

– Почти, да не совсем. И потом, тебе перед Машей не стыдно будет таким лохматым щеголять? Глянь, какая у тебя невеста красивая. Цени, модельная стрижка называется.

Миша посмотрел на невесту и застонал. Маша, держа в вытянутой лапе маленькое ручное зеркальце, пыталась рассмотреть свою спину обалдело выпученными глазами. Модельная стрижка домового превратила ее в этакого толстого гигантского пуделя.

– Я что, такой же буду?

– Нет, еще красивей,– успокоил Гена,– я тебе баки попышнее оставлю. Вот теперь другое дело.– Домовой подхватил наполнившуюся корзину и потащил ее в избушку на курьих ножках.– На сегодня свободны,– крикнул он через плечо.– Передайте папе, чтобы завтра серых прислал. Волчья шерсть кончается.

Медведи облегченно вздохнули и рванули в сторону леса, окружавшего полянку с трех сторон.

– Ну ее к лешему, эту безопасность,– рыкнула на бегу Маша.– Охотников здесь, конечно, нет, но это еще не повод последнюю шкуру с нас драть.

– Надо из этого леса когти рвать,– мрачно согласился Миша.

– Так куда ж теперь? – огорченно рявкнула Маша.– Засмеют ведь. Подождем до зимы, пока шерсть отрастет.

Гигантские пудели скрылись за деревьями.

Гена пристроил корзину в углу избушки, кинул взгляд на веретено, тяжело вздохнул и, махнув рукой, двинулся к столу. Последнее увлечение Яги прибавило ему забот.

– Работа не волк, в лес не убежит,– пробормотал он.– Пока чаю не напьюсь, никакой пряжи, пусть Ягуся хоть на уши встанет.

Приняв такое решение, Гена наполнил пузатую чашку ароматным чаем и на грохот в печной трубе даже головы не повернул. Только снова вздохнул и потянулся к ватрушке. В печи кто-то заворочался и принялся колотить в печную заслонку.

– Лети назад и зайди через дверь, как положено.– Гена вытянул зеленые губы, свернул их трубочкой и осторожно подул на чай.

– Гена, поимей совесть! – вздохнул невидимый собеседник.– Можно подумать, ты не знаешь, что уважающая себя ведьма признает только одну дверь– печную трубу!

– А уважающий себя домовой не позволит хозяевам пачкать пол сажей.– Гена невозмутимо отхлебнул из чашки.– Вкусно,– причмокнул он от удовольствия.

– Я его, можно сказать, из болота за уши вытащила,– послышалось сердитое бормотание в печи,– из грязи в князи, так сказать, а он…– В печи опять завозились, труба загрохотала.

– Тоже мне честь великая,– фыркнул Гена и строго добавил: – Ноги у порога вытри!

Снаружи послышалось шарканье, дверь открылась, и в избушку вошла всклокоченная старуха в грязной, вымазанной сажей одежде. В руках ведьма держала не менее всклокоченную и грязную метлу с прилипшей к ней соломенной трухой.

– Опять крышу зацепила,– вздохнул Гена,– а ремонтировать кто будет? Сколько раз говорил – черепицей крыть надо! И метлу сюда приволокла. Что, за порогом оставить нельзя?

– А сопрут? – воинственно вопросила ведьма.

– Кто, медведи? Очень она им нужна. А человеческим духом вокруг версты на три не пахнет. Всех распугала.– Гена наконец соизволил повернуться к Яге.– За порог эту грязь!

– Это не грязь, а мой конь боевой! – решительно заявила Яга, вскочила на метлу и, сделав пару лихих виражей по горнице, подлетела к печке.

– Тогда место ему в стойле,– флегматично хмыкнул домовой.

– Вот его стойло! – отрезала ведьма, пристраивая метлу за печку, и задернула шторку.

– Чистая работа,– одобрил домовой, оглядывая пол.– Ни одной угольной крошки не оставила.

– Опыт. Более трехсот лет летного стажа что-то да значат… – За шторкой послышалась возня и звяканье рукомойника. Баба Яга готовилась к трапезе.

– И так каждый день. И зачем тебе это? – недоуменно протянул Гена.

– Ностальгия. Тебе этого не понять, зелененький ты мой. Нет в тебе романтики! Ты у меня прагматик до мозга костей.

– Ностальгия,– фыркнул домовой,– атавизм это, а не ностальгия. А от твоей романтики у меня все руки в волдырях. Каждый день ворох стирки. Хоть бы дождь пошел, что ли!