Вестник в Новороссии (СИ) - Роман Вадимович Беркутов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, поэтому мы намереваемся возводить кварталы за пределами города, — Максим на карте показал на оранжевую полосу, которая брала столицу в круг, — это полоса новых домов, за ними будут новые заводы, чтобы соответствовать вашему закону о грязном производстве.
Николай Павлович кивнул и пододвинул к себе эскиз.
— Пятиэтажные дома? Полностью из кирпича?
— Нет, там будут бетонные перекрытия, — объяснил Максим.
— Это как? — Николай Павлович пролистал до чертежа типового дома, где отмечались не только новейшие перекрытия, но и единое отопление, — Это что?
— Батареи, по ним будет идти горячая вода.
— А это что за столбы? Телеграфные, а не много? — император показал на один из эскизов, где художник, по имени Вадим Беркутов, изобразил внутренний двор и вид с главной дороги.
— Ну почти, — соврал Максим. Вадим говорил, что это на далёкое будущее, чтобы полностью избавиться от свечей и так далее, но Максиму было честно не до этого. Компания влезла в сотни сфер, только начав углубляться в большинстве из них.
— Интересно конечно. А как дела с вашей телеграфной линией?
— До Риги и Хельсинки работают. До Москвы еще тянем.
— И как, не воруют? — император откинулся на спинку кресла и улыбнулся в усы.
— Пытались, — честно признался Максим, а потом вспомнил, как очень злой Кондрат несколько раз всем недалеким объяснял, что у Вестника лучше не воровать.
— Вижу, вижу, что воруют, — с нескрываемым чувством превосходства заявил император, — такова уж натура людей. Это ладно. Я подготовил указ и его осталось только подписать.
Николай Павлович выжидательно замолчал.
— И о чем указ?
— О защите коммуникационных линий и сообщений! Приравняем телеграф к государственной связи.
— Государственной? — нахмурился Максим.
— Не полностью. Но только вашей он оставаться тоже не может, — заявил Николай Павлович, — сколько вы на бирже заработали? А? Молчите?
Он заулыбался.
— Мне с сотню кляуз уже принесли, что вы обкрадываете честных торговцев, — Николай засмеялся, — это интересно удумали.
— Мы не можем полностью передать линии, — твердо заявил Максим.
— Я и не требую передать. Просто протяните дополнительные, три государственные и две коммерческие.
Максим закашлялся.
— Вы знаете, СКОЛЬКО это будет стоить?
Николай Павлович подался вперед.
— Ну хорошо, а сколько?
— Две государственные, одну коммерческую и одну частную. Пятая линия останется нашей без права на пользования кем-то кроме нас.
— На одну линию меньше?
— Не только, — Максим достал из портфеля документ с предложением. Когда император ознакомился с расценками и возможностью шифровать коммерческие и государственные линии, то поднял очень удивленный взгляд.
— Вы знали?
— Нет, — соврал Максим и захлопал глазами, как невинная гимназистка старшеклассница.
— Кхм, допустим. Как дела у Вадима? Он пока не хочет писать мне лично.
— Думаю, что он даже не знал о такой возможности, — Максим сам-то не верил, что общается напрямую с императором, — я могу отправить ему письмо с строительной бригадой, которую мы отправляем на юг.
— Из училища бригаду? Строительное…
— Там только мещане! — поспешил заверить Максим.
— Знаю. Сам напишу. Уговорил я нашего казначея выделить деньги на заводы. Но больше землей, — император достал из стола приказ, — отдадите это Егору Францевичу, он позаботиться о переводе средств. Мне нужна эта взрывчатка. Хотя, это я сам напишу. Ступайте.
Максим уходил из дворца на ватных ногах. Его поражали серьезность и размах происходящего. Со стороны все выглядело как постоянная игра в кошки-мышки с чиновниками, на каждом этапе большой стройки жилых кварталов. Это если не вспоминать про верфь, которая заработала в полную силу и переделывала под паровой двигатель уже третий корабль. Слаба Богу, что он не один отвечал за компанию и остальным приходилось крутиться не меньше. Не удивительно, что Вадим так быстро сбежал на юг — подумал Максим и усмехнулся.
* * *
По крупным галькам на берегу Финского залива осторожна шла босоногая девочка. Она старательно искала что-то на берегу, заглядывая под большие камни и мусор, который вынесло на берег.
— Зоя! Зоя, смотри что я нашел! — за ее спиной закричал мальчик. Сын местного рыбака и ее старый друг.
— Что там? — повернулась Зоя и пошла посмотреть, хорошенько запомнив, где она остановила поиски.
Мальчик сидел на большом камне и грел босые ноги в теплой воде. В руках же он держал длинную тонкую палку и тыкал ей в нечто желеобразное и похожее на черное сердце. Зоя застыла не веря, что наконец нашла! Она шагнула в сторону сердца и протянула руку.
— Зоя, ты чего я же первый нашел? — зашумел мальчик и встал на камень. Он важно надул губы, чтобы показаться взрослее.
— Дима, Димочка, оно мне очень-очень нужно! Я искала его несколько месяцев! — чуть ли не плача заявила Зоя, — отдай его мне, и я тебя поцелую!
— Да так бери, чего я… — парень отвернулся, уж очень его смущали набухающие слезы на маленьком личике.
Зоя шмыгнула носом и взяла сердце, но сразу чуть не выплюнула скромный завтрак. Сердце, как и все предыдущие части, напоминало склизкое желе, больше похожее на моллюска, только без запаха. Зоя завернула сердце в сарафан и быстрее побежала домой.
В скромной бревенчатой избе горел слабый огонек. Это горящая лучинка освещала комнату. Зоя остановилась перед дверью. Сердце ее бешено билось, но она глубоко вдохнула и вошла. Внутри лучинка освещала скромную комнату: печку, лавку и стол, на котором стояла скромная снедобь из куска черствого хлеба. Зоя только вошла, как на печи в тени проскользнуло движение.
— Ты пришла? — раздался тихий, слабый голос.
— Да мама, я пришла! И ты не поверишь, но я наконец нашла! — Зоя подбежала ближе, чтобы скорее показать маме свою находку.
С печи спустилась очень бледная женщина с запутавшимися волосами. Уже три месяца, как она заболела и не ела ничего, кроме странной жижи, которую Зоя изредка находила на берегу. После болезни она не узнавала, когда-то энергичную маму. Бледная тень, так говорил в деревне и называли ее проклятой.
— Покажи, золотце, — прошептала женщина и протянула худые руки, кожа на который облепила проступающие кости.
— Вот, — заявила Зоя и положила черное сердце маме в руки.
Женщина ответила не сразу. Зоя заметила, как у мамы затряслись плечи, как при плаче, поэтому она отшатнулась, когда раздался смех. И не тихий, каким обычно был голос мамы, а громогласный, от которого затряслось единственное окно.
— Наконец! Наконец! — заявила «мама» и вцепилась в сердце зубами, поняла, что зубами не помочь и принялась всасывать его, как того самого моллюска.
Зоя заметила, как женщин менялась: уходила бледность, исхудалое лицо возвращало красоту. Девочка зажала рот и отшатнулась. У мамы загорелись глаза разными цветами. В них проступила
