Война на пороге (гильбертова пустыня) - Сергей Переслегин

Она попала на этот концерт в дурацком Ленинграде. Который недолюбливала с той самой поездки... Впрочем, сейчас ее жизнь изменилась к лучшему.

Молоденькая японка, похожая на зеленую стрекозу, раскачивалась в такт виртуозному Темирканову и играла так, что у Гурии два раза наворачивались слезы, а у Владлена был отрешенный вид, словно он сам сочинил эту хачату- ряновскую игрушку 40-х годов и теперь недоумевает, что сделала с ней в XXI веке маленькая японская ведьма в зеленом при полном зале...

— Я слушала японское соло с русским оркестром, — сказала Гурия вечером Игорю, — это нечто, мне показалось, что Вавилонская башня собирается под чьей-то палочкой. И это не русская дубина...

— Не фантазируй!- ответил Игорь,— Приезжай. Бубуш- ка привезла мне Мишку, а у него какие-то пузыри на щеках. Что-то мы не то съели.

— Дураки! - сказала Гурия и повесила трубку. Владлен сидел рядом и смеялся. Белка умильно строила ему глазки. Белка работала редактором, она не вышла замуж и бросила своего мальчика из военмеха, а в остальном — не изменилась.

— Японцы скоро окучат нас всех, сударыня, вы были нашей последней крепостью..., — Владлен поклонился Гурии. Белка вытаращилась.

— Белка! Ты баддеешь! Может быть, я вас оставлю обсуждать наши японские сказки, а сама посплю и поеду с утра в Москву лечить аллергию у Мишки? Не верь ему только, Белка! Он влюблен в жену своего шефа...

гильбертова пустыня

- Это ради карьеры, — отозвался Владлен, — ничего личного.

- Паяц, — заключила Гурия, - впрочем, мне все равно, я только хочу сказать вам, Белла Арнольдовна, что манерам всю эту гвардию научила я. До этого они с женщинами не знались, собирались «голубым клубом» и говорили о трупа- ках. В общем - некрофилы...

- То-то за одного из них ты вышла замуж, — фыркнула Белка.

- Ну, это из-за карьеры, - рассмеялась Гурия. «Она, пожалуй, подойдет Гному. Владлен для нее слишком шикарно. Жаль, но - так», - подумала она.

- Дурочка! Не ходи с ним, - заявила Гурия. — Вместо личного счастия ты будешь открывать новые проблемы пресловутого Гильберта и искать критические когнитивные технологии, которые спасут нашу цивилизацию от вымирания. Этот Гильберт — не маг и чернокнижник, как ты подумала, а ученый математик, который задает людям задачки с того света.

- Вы преувеличиваете, Анастасия, — отозвался Владлен. Внутри у него все смеялось, - и роль Гильберта в истории, и нашу мужскую упертость.

Фотография на стене (4)

2005 год

Еще совсем недавно, между событиями на Украине, Польшей и Нижним, в случайный счастливый выходной, Первый сидел в кресле на веранде, там пахло дымком... Непревзойденная редкость бытия. Тихо и комары. Он читал текст, подсунутый Машкой. Сама она ушла в комнаты второго этажа и затихла где-то с Маринкой в делах и детях. Ее муж, огромный немой мужик, вызывал у Первого чувство судьбы. Он возился с огнем и шашлыками во дворике. Похоже, в мужской работе всех видов он не знал себе равных. Он выбрал себе самую крошечную женщину-майора из всех знакомых Первому майоров и, похоже, совершенно доволен этим. Начальство более чем приветствовало этот союз

Сцльи Елтл Цц&смльм.

бывшей таможенницы с известным разведчиком. Разведчик был на пенсии с 37-ми лет, и не было видно, что тяготился этим. Он был похож на тургеневского Герасима, идеальный вариант для уникальных операций, которых на его счету было три, и все успешные. Первый не знал даже того, в какой стране Герасим проявил свой немой талант.

Текст, лежащий перед ним, был странным, как, впрочем, и то начало, которое Маша показывала ему полгода назад. У Первого было такое впечатление, что он читает и в это время уже — все кончено — он не успел предвосхитить, а остальные еще что-то празднуют. Дурацкое чувство непризнанного Мага.

«Роджер был в восхищении. Он бш готов возложить лавры, но не видел здесь никакого оным аналога. Он еще не забыл своего Доннерджека, потому что не знал, что по правилам здешнего миропорядка должен был забыть земную жизнь через сорок дней после того, как покинул тело. Честное слово, если бы здесь был какой-то "управляющий орган ", все новички выполняли бы правила. Но управляющих он не встретил, монстров и незнакомых структур было сколько угодно. Своих — никого. Способы передвижения он плоховато, но освоил. И тут такое? Музыка сфер, завернутая в адекватную упаковку и посылаемая на землю, словно DVD какое, или какой и у них там сейчас новый стандарт?А он-то, дурак, на земле решил воплотиться в текст. Вот лох-то бездумный! И как он этими текстами с небес разговаривать будет, ждать, пока Мухаммед отыщется ? Так это эпох пять прохлаждаться в стратосфере нужно. И не докричаться можно. А этот япошка, надо же. Залег в музыку и созывает своих фавнов прямо на Земле. Те пляшут, вот тебе и роль личности в истории, не чета нашим.

Процедуру знакомства и встречи Роджер еще не отработал, то есть были попытки задружить с монстрами, но искрило, жгло и отпущенная ему вечность, что-то вроде земной жизни, стремительно растрачивалась. Хотелось, прежде чем распасться, поиметь какой-то иной контакт, ну хоть взаимообмен произвести, что-ли.

Сквозь ядро потек в него джаз, бодрый, как Америка 60-х. Это был добрый знак коммуникации, если бы Роджер мог, он

гильштш пустыня

бы прослезился. Желязны подобрался поближе и ответил парой блюзовых композиций, решив, что такой способ общения ему приятен, и уже можно спросить музыканта «кто ты ?» не таясь, потому что едва ли будет делать из этого тайну существо, не чуждое земной музыки, но уже покинувшее землю и, возможно, давно. Предчувствуя легкую беседу со смехом и искорками воспоминаний, он подлетел совсем близко к объекту: прозрачному, плотному, перевитому кольцу с хвостом, словно завязанной на манер скрипичного ключа нотной записи. "Что ж!Эстетично", — подумал Желязны и вспомнил, что о своем образе за этот земной год он так и не позаботился и торчал во все стороны сгустками волокон вокруг слабо прикрытого от воздействий ядра.

— Янки!—уловил Роджер что-то вроде речи, — Русвельта! Капута! — словно в детском дурном стишке услышалось ему, стало тревожно, оболочка вокруг ядра неплотно с зазорами, но села в оборону, обнаружив даже некоторую связность, прикрывая запасы бесконечности, включив локацию, в общем, приняв тот немудреный набор мер, которому молодой небесный объект учится рефлекторно, обнаружив вокруг плотное движение и разносортное существование, небесных тел разной тяжести, плотности и амбиций.

- Поздно! Защита сработала поздно. Нырять через время он еще не умел. Во все небо распласталось перед ним изжелта туманное облако, жуткое, как раздутый под микроскопом кишечник больного дисбактериозом. Если этот музыкальный придурок носит с собой эгрегор уровня 17, тоя, похоже, сейчасумру дважды. Его приняли за Рузвельта?Вот это новость. Интересно, за какого? Масса обволакивала.его, и он вспоминал машинально, обрывками, хотя ему казалось, что он снова в теле человеческого существа. Группа Лэнгли... ВоттеиЛэнгли. "Вот идет веселый Дигель... вдоль по рейнским берегам". Желязны не отреагировал на то, что отсос бесконечности включился, и отростки, ставшие его временной и полюбившейся плотью, пусть и немного электрической, мягко отрывались и уползали в область громадины вселенского желудка. Правильно! Если кровь выпускать в ванную и медленно, это совсем не больно, как уснешь. Вот гады! Неужели они оставят мне сознание и память! Сволочи! Кто ж это, черт вас возьми, и разнеси в прах эту мер-

Ctfuui TftfrtMvu** EMM Ацлсмльм

зятину!Азии -и—мо-о-о-в, где ты, старый пердун, ты что нам обещал Второе, мать твою, основание и-и-и...

Эгрегор, который объект "Адмирал" 1943-го года издания, призвал на деструктуризацию зазнавшегося янки, в сущности, представлял собой японскую национальную идею, обросшую за годы пребывания в стратосфере моллюскообразным панцирем из бесконечностей случайных лохов, которые, балансируя на обрывках воспоминаний о своих жизнях на земле, стремились всю свою бесконечность утилизировать на пользу какого-нибудь знакового ряда, который вдруг да и проявится озарением на грешной планете Земля. Эгрегор собирал души без особого разбора. Национальный признак интересовал структуру в последнюю очередь. Воспоминания об американском, российском и германском прошлом падали вниз и сгорали в атмосфере, создавая в головах людей, на земле живущих, чувство обреченности за тот или иной народец. Эгрегор был коллекционером. Особливо японский. В стратосфере ему мало кто мешал. Российский брат по структуре и задачам таскался где- то по высшим сферам, возрождался и трансгрессировал сквозь черные дыры, связь с русскими душами не поддерживал и только вываливал иногда на головы несчастных "прихожан"мусорные сказки о Марсе, судьбе-индейке, миссии махатмов у Ленина и величии русского Духа.

Ямамото, став текстом музыки, давно понял, что русские победили их, японцев, и улетели полвека назад, а оставшиеся души — пусть поделят по-братски более приземленные властители. С американским нацпроектом они играли в небесный биллиард и выигрывали случайно перехваченных душ другу друга.