Столыпин - Святослав Рыбас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тут очень важная для понимания реформы точка: помещичье землевладение тоже разрушалось, исчезало. Никакие «трактора в сараях» не могли остановить этого процесса. Античная, дворянская Россия должна была пройти через неизбежное обновление, чтобы стать – нет, не «новой Америкой», а новой Россией.
«В нашей округе крестьянам было экономически трудно покупать земледельческую утварь. Вложенный капитал был бы слишком велик на среднего размера деревню в 21–22 двора, следовательно – капитал должен быть кооперативный, который мог бы давать напрокат нужное оборудование на несколько деревень. Но кооперативные магазины и лавки в селах скоро стали успевать, и крестьяне мало-помалу стали склоняться и к найму оборудования. Мой отец на сходе предложил, чтобы кооперативы купили бы веялки, молотилки всякого рода, паровики. И в 1911 году крестьяне решили попробовать. Первым стал покупать кооператив в деревне Хмелите, а за ним и другие. Поддержали первыми, конечно, однодворцы. Их становилось все больше и больше после столыпинских реформ, и тогда дело, конечно, ускорилось».
Что мы слышали о «столыпинских кооперативах»? А ведь сельская кооперация стала бурно развиваться именно тогда, без насилия, свойственного сталинскому «кооперативному плану».
Но вернемся в Петербург осени 1906 года. Столыпину удалось сделать невозможное – разорвать заколдованный круг. До него проведение реформ неизменно сопровождалось ослаблением власти, а следовавшие затем суровые меры останавливали реформы; власть качалась и была малопродуктивна.
Столыпин укреплял власть и не останавливал реформы.
А. И. Гучков, председатель ЦК «Союза 17 октября», заявил в печати, что глубоко верит в Столыпина. И далее, касаясь военно-полевых судов: «У нас идет междоусобная война, а законы войны всегда жестоки. Для победы над революционным движением такие меры необходимы. М.6., в Баку резня была бы предотвращена, если бы военно-полевому суду предавали лиц, захваченных с оружием».
Все смешалось: землеустройство, взрывы, грабежи, экономическая необходимость, охрана… Закон о военно-полевых судах вводил особые суды из офицеров, ведущих такие дела, где преступления очевидны. Предание суду происходило в течение суток после акта убийства или вооруженного грабежа, разбор дела не мог превышать двое суток, а приговор приводился в исполнение в 24 часа.
Часовой «с кремневым ружьем» стал защищаться.
Общество с нарастающим возмущением смотрело на умножившиеся террористические акты. Людей убивали чуть ли не ритуально, только «за должность», границы между политическим и уголовным убийством становились неощутимы. Шайки уголовников прикрывали свои преступления «нуждами революции».
Даже такие идеалисты террора, как Борис Савинков, понимали, что движение разлагается. В его романе «Конь бледный» персонаж, признающий, что «для дела» можно убивать, приходит к оправданию убийства ради собственных интересов (устранения мужа возлюбленной) и в конце концов кончает с собой.
«Революционное движение породило полную разнузданность подонков общества», – писал «Вестник Европы».
В борьбе, под грохот бомб и треск револьверов, той осенью создавалось новое законодательство. Правительство проводит несколько важных законов: о свободе старообрядческих общин; ограничении рабочего дня и воскресном отдыхе приказчиков; отмене преследований за тайное преподавание в Западном крае (то есть разрешалось в частном порядке обучение на польском языке).
Загадка Реформатора, останавливающего вздыбившуюся страну, была доступна далеко не всем. Большинство его сотрудников подчинялись ходу событий, твердили еще плохо выученный урок, и только некоторые понимали подводные течения. А. В. Кривошеин, В. И. Гурко, А. И. Лыкошин, А. А. Риттих были его ближайшими помощниками. Но В. А. Маклакова, члена Второй, Третьей и Четвертой Думы от кадетской партии, союзником Столыпина назвать трудно. Поэтому его объяснение загадки вдвойне интересно.
«Напряженная борьба с внешними проявлениями революционной стихии не помешала, однако, Столыпину в исполнении другой главной задачи: подготовке тех законопроектов, которые должны были обновить русскую жизнь, превратить Россию в правовое государство и тем подрезать революции корни. 8 месяцев, которые были ему на это даны роспуском Думы, потеряны не были.
Объем работы, которую с этой целью правительство в это время проделало, делает честь работоспособности бюрократии. Эту работу невозможно определить объективным мерилом. Я пересчитывал законы, которые с созыва Думы правительство в нее почти ежедневно вносило. В первый же день их было внесено 65; в другие дни бывало и больше; так 31 марта было 150. Но такой подсчет ничего не покажет. Законы неравноценны; наряду с «вермишелью» пришлось бы ставить и такие монументальные памятники, как организация местного суда, преобразование крестьянского быта и т. п… Достаточно сказать, что не только 2-я Дума, но 3-я и 4-я до самой революции не успели рассмотреть всего, что было заготовлено именно в первое междудумъе.
Важнее, чем количество, общее направление законопроектов, их соответствие поставленной цели.
Я раньше указывал, что идеи либерализма не были исконным кредо Столыпина; он необходимость их понял, но все же считал второстепенными. Главную задачу свою для торжества правового порядка он полагал не в провозглашении их; подход к этому у него был другой. Чтобы правильно понять его, полезно сделать одно отступление… Без него вся политика Столыпина не будет понятна.
Если Столыпин и признавал значение «свободы» и «права», то эти начала он все-таки не считал панацеей, которая переродит наше общество. Громадное большинство населения, то есть наше крестьянство, по его мнению, их не понимает и потом в них пока не нуждается. «Провозглашение» их не сможет ничего изменить в той среде, где еще нет самого примитивного права – личной собственности на землю и самой элементарной свободы – добром и трудом располагать по своему усмотрению и в своих интересах. Для крестьян декларация о крестьянских свободах и даже введение конституции будут, по его выражению, «румянцем на трупе». Если для удовлетворения образованного меньшинства он эти законы вносил, то копий за них ломать не хотел, только когда желательность их поймут и оценят крестьяне, сопротивляться им будет нельзя и не нужно. Главное же внимание его привлекало пока не введение режима «свободы» и «права», а коренная реформа крестьянского быта. Только она в его глазах могла быть прочной основой и свобод, и конституционного строя. Это было его главной идеей. Не дожидаясь созыва Думы, он по 87 ст. провел ряд законов, которые подготовляли почву к дальнейшему…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});