«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

Оператор эсминца заметил на радаре зеленую кляксу — это была лодка Шепке. Всплытие, обычно вводящее в заблуждение «асдик», для нее, с появлением такой штуковины как радар, оказалось роковым.

— Молитесь, суки! — сквозь зубы процедил Шепке. — Сейчас покажем вам, что такое артиллерийская дуэль с немецкой подлодкой. К палубному орудию! — прокричал он матросам. Ботинки артрасчета застучали по палубе. Пушка ожила, она почти мгновенно развернулась на англичанина, но острый нос эсминца «Вэйнок» уже нацелился в середину лодки. На баке раздались крики ужаса. Кто-то из матросов прыгнул в воду.

— Лево на борт! Самый полный вперед! — Шепке был верен себе. Он был невозмутим. Как будто это не английский эсминец двигался на него, а учебный корабль на Балтике. Он верил в успех, и, казалось, еще совсем немного, и этот успех наступит.

— Отставить панику! — выкрикнул Шепке. — Они промахнутся! Пройдут за кормой! Кормовой — товьсь! — «Вот сейчас мы посмотрим, кто кого!»

В темноте ночи было трудно определить точный курс эсминца, и на секунду Шепке показалось, что он действительно проходит за кормой, не причиняя никакого вреда лодке. «Слава богу! Обошлось…» — мелькнуло в голове. И вдруг ограждение прямо перед глазами разорвалось, нос стал быстро сминать обшивку рубки. От сильного удара Иоахима сбило с ног. Он повалился на ограждение перископа. Жуткий пресс эсминца продолжал крушить обшивку, как будто она была картонной. Через несколько мгновений все было кончено. Шепке, все еще в сознании, с раздробленными ногами вывалился за борт. Он пытался плыть, оставляя вокруг себя кровавое пятно. Волна накрыла его, смыв с него фуражку. Она еще какое-то время качалась на волнах, затем намокла и пошла ко дну. Никто больше не видел ее владельца. Из экипажа U-100 англичане выловили шесть человек. Шепке среди них не было.

Ночью в Корневель пришла радиограмма от Кречмера: «Два эсминца… глубинные бомбы… 53 000 тонн, захват… Кречмер». Ее истолковали как «Потоплено 53 000, в том числе два эсминца. Атакован глубинными бомбами. Сохранил боеспособность. Кречмер».[59]

Через некоторое время английские газеты сообщили, что захвачен в плен экипаж U-99 Кречмера.

Выход Ройтера задержали еще на двое суток — на всякий случай. И этот случай произошел. К вечеру второго дня на лодке прогремел взрыв, который повредил ГОН[60] и прочный корпус. Это был очевидный акт саботажа. Не водород же сдетонировал! Мог бы и водород, но так и не «вдруг»! Хорошо еще никто из экипажа не пострадал. Такая авария в море — 100 % уничтожение лодки со всеми, кто на борту. Лодка встала на прикол надолго. Гестаповцы начали трясти обслугу. Но еще до них бурную активность в расследовании инцидента проявил Рёстлер. Методы его были таковы, что гестапо пришлось его усмирять. Однако «душка-Ганс» все-таки успел пристрелить одного француза.

— Вы следуете букве закона, а есть еще и дух закона. И согласно этому духу предатель должен быть наказан, причем неотвратимо наказан, независимо от процессуальных тонкостей! — не унимался он.

«Вот тебе и адмирал Кречмер, хорошо хоть остался жив — но адмирал ему теперь точно не светит… стало быть, и мне банкиром не быть… И теперь понятно почему… Сука, поймать бы этого предсказателя — ведь наврал, специально все наврал. Чтоб денег получить… Цыган херов!»

— Ну… не факт… — заметил Рёстлер, слегка успокоившись. Неужели Ройтер произнес все это вслух. Или партайгеноссе просто взял и угадал его мысли?

— Мы захватим Англию, освободим Кречмера, и он еще послужит фюреру, — высказался, как обычно, в своем духе Рёстлер. — Так что зря вы поносите медиума… зря… еще не вечер…

Ройтер грустно покачал головой.

— Не знаю. Такое впечатление, что вы присутствовали при этом гадании.

— Да что гадание, что вы такое особенное могли спросить у этого «дельфийского оракула». Один — карьерист, другой — романтик, третий — пылкий влюбленный, которого застают в борделе. (Ройтер вспыхнул и набрал в рот воздуха, чтобы что-то возразить, но не успел.) Нет, конечно, грустно, — продолжал Рёстлер, как бы не слыша его, но, с другой стороны, — ты можешь праздновать победу — ты теперь первый в подплаве по сумме потопленного тоннажа…

— Знаешь, я бы дорого дал за то, чтобы быть последним…

Не вязалось это как-то все одно с другим. Шепке — и вдруг мертв. Это было какой-то глупой шуткой. Вполне в стиле Шепке, с другой стороны… «Все будет чики-пуки!» Ой ли?.. Что осталось от этого веселого неунывающего парня? Остались этюды, наброски и портрет Вероники… Да-да. Но больше такой портрет никто не нарисует. Больше не будет ничего. Надо будет передать все это во Фленсбург. Скоро май, на День Матери[61] он обязательно должен появиться дома. Но как им объяснить? Иоахим погиб, а ты? Триппер фальшивый лечил? — ай, молодец!

— Что теперь? — пробормотал Ройтер.

— À la guerre comme à la guerre, — прищурился партайгеноссе. — Уж не хочешь ли ты сказать, что смерть друзей помешает нам достичь великой цели? Смерть друзей — это жертва на нашем великом пути.

— Нет, конечно. Но Шепке жаль, он бы много мог сделать и для Рейха, и для фюрера… Он был очень талантливый художник.

— В этой войне мы потеряли многих талантливых людей, к сожалению. Наша цель оплачивается дорогой ценой. Но придет время, и благодарные потомки вспомнят всех их. Когда-нибудь в Германии будет заложен огромный линкор с новейшим вооружением, и будет он называться «Иоахим Шепке».

Ройтер не стал ждать так долго. На следующий день у парящего орла на его «парусе» клюв и лапы были покрашены в красный цвет, символизируя кровавую добычу, и к композиции добавилось Flensburg rächt sich[62] — каллиграфически выписанное готической вязью. Возможно, это было чересчур брать на себя заявления от имени целого города, но Ройтеру было все равно. Теперь он твердо знал, за что сражается.

Глава 17

«ОТСТАВИТЬ „ОТКРЫТЬ КИНГСТОНЫ“!»

Mit Gewitter und Sturm aus fernem Meer —mein Mädel, bin dir nah!Über turmhohe Flut vom Süden her —mein Mädel, ich bin da![63]

Благим порывам по отношению к семье несчастного Шепке не дано было осуществиться, потому что 15 мая 1941 года Ройтер вышел на боевое дежурство. Он задумал немного отклониться от курса, чтобы отдать последний долг другу. Так и было сделано. Они шли в квадрат, где последний раз выходил на связь Шепке. Двум смертям все равно не бывать. Опять же, дальше фронта не пошлют… Да и надоело все это. Почему именно он за все в ответе? Ну, пустил себе пулю в лоб старый идиот. Так сам и виноват. Эка невидаль — жена изменила… Что за сопли штатские! Конечно, Веронику жалко. Ей вообще в чутком пиру похмелье: ни мужа — ни меня — ни хрена, короче, у бабы не осталось. А почему, собственно, «ни тебя»? Да потому что ты — в море. А, как известно, все люди на земле делятся на три типа — живые, мертвые и моряки. То есть ты, получается, «соскочил». Да уж… что и говорить, — замечательно! Соскочил… В ад!..

Примерно так он рассуждал в короткие минуты, когда мог себе это позволить. Вскоре они достигли искомой точки, Ройтер построил команду на баке. После короткой речи из носового орудия было сделано три выстрела осветительными. На этом официальная часть и закончилась. Ройтер велел разойтись и вышел на нос. Команда поняла — началась неофициальная церемония прощания друзей — и не мешала. Командир достал специально припасенную для этого бутылку травяного шнапса и, отпив большой глоток, вылил остаток в серые волны. «Эх, Шепке, Шепке… хорошо, наверное, тебе ТАМ. Вотану[64] скоро, очень скоро, понадобятся хорошие подводники, а пока развлекайся…» Он размахнулся и забросил пустую бутылку подальше в серые буруны. Море шевелилось острыми краями невысоких волн, красный закат вполнеба освещал высокие горы лиловых туч на горизонте. «Как же красиво-то, твою мать!.. — подумал Ройтер. — Жалко, что я не могу нажраться как свинья…» — и через минуту скомандовал:

— Ложиться на прежний курс! Квадрат BE 38…

Надвигался нешуточный шторм. Все вокруг говорило о том, что в скором времени небо рухнет в океан.

На следующие сутки, когда шторм уже был в самом разгаре, ему пришло радио от командующего. Сообщили приоритетные цели — крупные английские военные корабли. Собственно, грузовики он топить и так не торопился. Тем более что и не было их. Жесточайший шторм и туман не позволяли эффективно патрулировать на поверхности, и он отдал приказ на погружение… Ройтер никогда не шел наперекор погоде. Раз туман, так лучше ориентироваться по гидрофону, по крайней мере, не столкнешься ни с чем. Да и зачем сношать людей? Когда надо будет, они не смогут выполнить задачу. В сильном тумане лодка слепа, а эсминец вооружен радаром и мощным прожектором. Ориентируясь по сонару, Ройтер прилежно патрулировал квадрат, время от времени всплывая, пока вдруг акустик не нашел прямо по курсу шум винтов групповой цели. Полночи они шли на предельной скорости и только утром погрузились. В 9.00, когда к шуму винтов еще добавились звуки артиллерийской дуэли, высунули перископ. А там бушевал ад. Океан бурлил от разрывов. Огромные волны накрывали трубу. В полумраке свинцового утра был виден силуэт красавца-«Бисмарка». Его-то уж ни с чем не спутаешь! Серое небо, серый туман, серо-черный силуэт, вокруг которого время от времени загорались ярко-желтые фонари орудийных вспышек. Создавалось впечатление, что корабль шел под всеми огнями. В первую секунду Ройтер не понял, почему у него на мачте белый огонь, да еще таких размеров. Потом догадался — мостик горит.