Вербалайзер (сборник) - Андрей Коржевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно вам, Анна Игнатьевна… Что там убирать – вчера ж убирались… Вот разве посуды опять накидали… Чаю вот со мной выпейте, садитесь.
Игорь Сергеевич не был настолько человеколюбив, чтобы испытывать душевное расположение к обслуживающим его людям, нет, просто вот так, когда лицо в лицо, становилось ему почему-то немного неловко. Впрочем, короткий этот импульс быстро всегда иссякал: «работай, негр, солнце еще высоко», «не умеешь работать головой – работай руками»…
Анна Игнатьевна пила чай, пришепетывала что-то тихой скороговоркой, Игорь кивал согласно, плохо на самом деле слушая. «А как опять сословия становятся… Вот она – Анна – настоящая городская мещанка, рабочие сами себя от всех отделяют, крестьяне там, обслуга – половые, хе-хе, половая обслуга, торговое сословие – вот я кто? – купец ведь, купец и есть, чего там… А Лика, к примеру? Вдова – Лика… Почти “Клико”, только денежки у нее нефтяные, а не шампанские…»
– Что вы там про депрессию, Анна Игнатьевна, простите, отвлекся…
– Да я говорю – трудно жить-то, пенсии маленькие, люди все угнетенные, грустные, в депрессии…
– Скажите, пожалуйста, – в депрессии… Неужто все – в депрессии? У вас, Анна Игнатьевна, образование какое?
– Учительское, пединститут, математику преподавала, – столько лет…
– А что ж ушли? А, ну да, родственники ваши… Вот насчет депрессии – это вы загнули. Какая такая депрессия, – ну, пенсионеры, да, конечно, а молодежь, а сорокалетние – да наоборот же, все чего-то суетятся, работают, зарабатывают, дачки строят, слава богу, на партсобрания ходить не надо больше, – все бодрячком, я же тоже вижу.
– А вы-то сами, – с некоторой даже злостью от невозможности показать обиду, наклонив голову – глаза убрать зыркнувшие, спросила Анна Игнатьевна, – вы-то сами – чего печальный?
– Ничего я не печальный – чего мне печалиться? Видите же – болею я, нездоровится – и все…
«Что я с ней разговариваю, к чему, что я с ней здесь сижу, Господи боже ж ты мой – чепуха какая! Делать больше нечего – лекции ей читать…»
– Ну ладно, Анна Игнатьевна, засиделись – давайте, и я пойду к себе – поработаю, и вы – тоже, принимайтесь.
Работать, уйдя к себе, Игорь Сергеевич не стал, а включил компьютер, вошел в Сеть, набрал «авиабилеты в Осло». Рейсов было довольно много, удобных – не очень: либо с двумя пересадками, в Стокгольме и Копенгагене, 08.55–13.25, прилетаешь рано, а лететь – долго; либо прямой «Джибути» из Домодедово, 14.40–15.15, Домодедово – через весь город или полкольца пилить, тоже – нет, а вот – аэрофлотовский, из Шереметьево, 21.00–22.20, два часа – этот. Он заказал бизнес-класс на тридцатое.
29.12.07, утро – день
– Сережка, тормозни, не убегай! На пару минут задержаться можешь, нет?
– Ну пап, ну некогда мне, я же опоздаю, – с утра физика, а я и не читал еще, ну…
– Да ладно – полвосьмого! Щас – добреюсь, айн момент, погоди, мне тебе сказать надо.
– Ну потом скажешь, – на самом деле сын Игоря Сергеевича никуда не спешил, он был в папу, на физику идти и не собирался, просто – трепотня с родителями, грузить, небось, начнет, ну его…
– Слушай сюда, Серега, тебе мать сказала, я уезжаю?
– Нет, а куда? Не навсегда – ну че ты, шучу, шучу…
– Скорее всего, на неделю, может, на две, ты тут – смотри-и…
– Чего смотреть-то, нормально все, не облажаюсь, не боись.
– Ты – вот что, вы там куда-то после Нового года ехать собирались? С кем, кстати?
– С кем – Петька, Зинин, Саныч, девчонок несколько – да мы ненадолго, так…
– Ну ладно, поаккуратней только, я там тебе на карточку к праздничку тысчонки три сбросил, – не зверейте только…
– Спасибо.
– Ну пока.
Ближе к полудню на улице пошел очень мелкий мокрый снег, – он был грязно-серым, еще и не упав на асфальты, таял почти сразу, лепил из-под колес жидкой грязью, – видимый сквозь толстые стекла кабинета город затягивало сумрачной сетчатой пеленой, дальние силуэты высоток вот-вот, казалось, качнутся и начнут пропадать, истаивать мартовскими длинными сосульками, обломившимися с карнизов и торчащими из сугробов остриями вверх. «Еще до марта-то – э-хе-хе, два месяца… Что бы ей в подарок-то? Ладно, поговорю – потом…»
Говорить с Ликой по телефону он все-таки не решился, – боязно было не узнать голос или, наоборот, почувствовать, что он, голос, и не изменился совсем, а остался молодым и мягким, и чуточку всегда недовольным как бы, «чем, Лика, чем?». Игорь Сергеевич отправил Лике SMS – попросил включить компьютер и чуть обождать.
«Здравствуй, Лика! Потрясен был твоим письмом совершенно, – надо же, ты меня не забыла. Вот написал, и понял, что неправильно, – я же тебя не забыл, – невозможно. У меня в целом все ничего, но и ничего же такого, чтобы было интересно, – рутина. Здоров, сыт, что называется, и пьян. Вот – праздники на носу, а что делать – ума не приложу, не греет ничего. А у тебя планы какие?»
«Приветик! Ну, уж и потрясен, ладно уж тебе. Я тут немного простыла, но теперь уже опять нормально, вчера даже на лыжах ходила, совсем мало, но продышалась. У нас Новый год и не отмечает никто особенно, Рождество только, да и то очень тихо, норвежцы спокойные такие, без экстремизма. А Новый год – ну, выпьем с прислугой бутылку шампанского, кофе – и спать. Потом, может быть, поеду куда-нибудь в теплые края, погреться. Целую».
«Здорово. Ты знаешь, я тут вот что подумал – раз ты Новый год встречаешь только с прислугой, может быть, я тебе составлю компанию шампанским чокнуться? Неприлично, конечно, но напрашиваюсь в гости. Примешь?»
«Чуть со стула не упала, что ты себе думаешь? Конечно, приезжай, только я ведь довольно далеко от Осло, ехать еще. И я ведь не успею себя нормально в порядок привести – загар, подстричься, макияж-маникюр, чернавкой перед тобой стыдно показываться. А когда же ты успеешь, сегодня ведь 29-е уже?»
«Если ты не против, я приеду поздно вечером 30-го, пока ты писала ответ, я посмотрел рейсы – аэрофлотовский прилетает в Осло в 22.20, никогда не понимаю, чье время, но вроде – норвежское. Ты мне скажи, куда добираться, или, может быть, ты меня еще и встретишь? Не выдумывай насчет “подготовки”, ты и так всегда хороша».
«Встречу, конечно, сам бы ты не добрался, – Хеугезунд на побережье, дорога не самая простая. Жду».
«Спасибо, Лика. До встречи. Целую. С наступающим Новым годом».
30.12.07, день – вечер – ночь
Вечную проблему убивания времени перед подготовленным или просто ожидаемым событием, когда ни о чем другом уже и думать не можешь, а чем-то занять себя надо, Игорь Сергеевич решил просто. Взятый из дому для вида саквояжик с привычным выездным набором одежи он кинул в багажник, чтобы там и оставить. Часа три ушло на покупку пары костюмов, нескольких рубашек, кой-какого белья и прочей мелочевки. Чуть больше времени отняли два хороших кожаных чемодана и, в магазинчике на Чистых прудах, полный комплект одежды «для зимних видов спорта», все отличное, удобное, хороших цветов, – «…тот спорт, которым я еду заниматься, – всесезонный… Хотя, кто ее, Лику, знает, как она теперь насчет этого? А и мне – как она на самом деле покажется, хотя сорок для ее комплекции – не возраст, норвежцы, правда, ребята здоровые, – развальцевал, небось, юрист благость Ликину, – э-э, да не в этом же дело…»
Толчея шереметьевских предновогодних залов, душноватая, пьяноватая и плавная, – так на поворотах рек в обратном течении струи движутся и навстречу друг другу, и поперек даже, то смыкаясь и перемешиваясь, а то расходясь резко, давая пенные всплески, – не зевай, пловец, не то враз хлебнешь водички пресной, пойдешь на дно раков кормить… Среди безразличного к нему многолюдья Игорь Сергеевич с удовольствием чувствовал себя почти невидимым, как незаметна собака в углу картины, на которой казаки пишут письмо турецкому султану. В скромном виповском салончике выпил пару доз дрянного аэропортовского виски – «где они его берут, специально для них гонят, что ли?» – прошел в самолет, долго умащивался в кресле, отвернулся к иллюминатору, попытался дремать.
На посадке – «темень-то какая вокруг города, вот уж точно – ни зги» – самолет скрежетнул тормозами, чуть пролетел юзом по прикрываемой поземкой полосе, затормозил благополучно, покатил к терминалу. Почему-то посадку в последние годы Игорь всегда переносил плоховато – голову будто ватой набивало, и не помогало ничего, кроме горячего душа часа через два и приличной дозы крепкого; так было и теперь: он сокрушенно потряс головой, поразевал на всякий случай рот – «чепуха какая» – и пошел к выходу.
Осло – не Москва, Лику среди встречающих на выходе он заметил сразу, а она его – нет, и несколько секунд, пока скользил еще ее взгляд, Игорь Сергеевич видел, как она высматривает его, – ему понравилось выражение Ликиного лица: оно, красивое лицо это, было слегка тревожным и немного влюбленным, «не в меня, нет, в память свою, и не обо мне память, а о себе – тогдашней», – хорошее было лицо, знакомое.