У входа нет выхода - Дмитрий Емец

Рина метнулась за Горшеней. Сашка нагнал ее. Опасаясь потерять Горшеню, они мчались по парку. Под ноги им бросались кусты. Неясная тень маятником раскачивалась между соснами. Белела скамейка. Прыгали в темноте пятна фонарей. Когда Горшеня проходил мимо ШНыра, что-то заставило Сашку оглянуться. На фоне освещенной прожектором стены он увидел скользнувшую тень. Светлое на светлом, белое на белом. Будто стеклом скользнули по бумаге.

Они домчались до конца аллеи и, влетев в молодые рябины, остановились. Лес казался монолитным. Различались только ближайшие стволы. Дальше шло что-то шепчущее, однородное, шевелящееся от ветра. Деревья касались друг друга ветками и чесались друг о друга, как дружелюбные лошади. Гроздь тяжелых ягод чиркнула Сашку по лицу. Он сорвал и машинально стал жевать. Рябина была горькая.

Рина вспомнила дуб и упавший березовый ствол.

– Кажется, я знаю, где он! – сказала она и пошла по тропинке.

Мокрые ветки, которые она задевала макушкой, брызгали в нее вчерашним дождем.

Сашка оглянулся. Ему снова показалось, что они здесь не одни, и там, в темноте, за ними крадется кто-то третий. Внимательный, зоркий, незаметный. Он остановился. Поймал Рину за плечо. Шепнул в теплое ухо, задев его носом.

– Подожди меня здесь!.. Шуми побольше! Топай, хрусти ветками! – Сашка нырнул в заросли и стал красться. Метров через двадцать, уловив неясный звук, перестал ползти и затаился.

Рина честно топала и ломала ветки. Со звуками она по неопытности перебарщивала. Казалось, будто где-то рядом сцепились два молодых лося. Тень вынырнула совсем не там, откуда Сашка ожидал. Гораздо ближе, из кустарника.

– Эй! – окликнул Сашка. – Стой!

Тень застыла от неожиданности. Луна залила светом белое лицо. Человек повернулся и ломанулся в кусты. Сашка вернулся к Рине.

– Ну? – спросила она.

– Витяра! Он за нами следил!

Рина вспомнила прирученные домашние угри, застенчивую улыбку и уши-баранки.

– Дурашкин домик! – сказала она и снова нырнула в бурелом.

Рина честно искала поваленное дерево, когда Сашка вдруг прыгнул на нее кошкой и сбил на землю. Совсем близко Рина увидела Горшеню. Великан лежал на животе, прижавшись ухом к земле. Их он не замечал.

Было холодно. Рина спрятала ладони в рукава и подняла воротник шныровской куртки. Горшеня все слушал. Вид у него был отрешенный, как у голубицы, высиживающей яйцо. Трепетность огромного, нелепого тела, вбиравшего звуки земли.

Неизвестно, что услышал Горшеня, но внезапно гигант заволновался, резко сел на корточки и стал разрывать землю руками. Сашка никогда не видел, чтобы так рыли. Это были лихорадочные, торопливые, но одновременно сосредоточенные и любящие движения. Три шныра с саперками не угнались бы за одним Горшеней. Легкая лиственная почва вылетала фонтаном. Буквально на глазах Горшеня погружался под землю.

Светало. Березовые стволы приобрели странную четкость и казались столбами света, поддерживающими низкое небо. Горшеня сидел на земле и, наклонив голову, что-то разглядывал. В руках он держал влажный короб, покрытый прилипшей землей. Внутри оказалась пропитанная смолой истлевшая тряпка. Горшеня бережно прижал ее к груди и стал нетерпеливо разматывать.

– Что там? – шепнула Рина, которой голова Горшени мешала видеть.

Как ни тих был ее шепот, Горшеня отлично его разобрал. Он вскочил, покачиваясь на длинных ногах, подлетел к Рине и без усилия вырвал из земли куст, под которым она пряталась. Сашка кинулся ее защищать, но Горшеня небрежно махнул рукой, и Сашка отлетел к поваленной березе.

Огромный, важный, он сурово нависал над Риной. Выпуклые пуговицы внимательно изучали ее. В них Рина видела свое перевернутое отражение. Рина обреченно пятилась, понимая, что ей не уйти.

И тут Горшеня сделал что-то совсем непонятное. Он грузно опустился, почти рухнул на колени и протянул Рине открытую ладонь. На ладони лежала укороченная нерпь того же типа, что и у Суповны. Серебристые фигурки на ней были знакомы Рине: кентавр, русалка, лев и сирин. Кроме того, со стороны пульса в коже был продавлен контур какого-то животного. Самой фигурки не было.

– Твоя! – сказал Горшеня и с необычайной ловкостью накинул нерпь на запястье Рине.

Она оказалась массивной. Рина ощущала исходившее от нее тепло. Сырость не повредила нерпи. Сохранилась она неплохо, если не считать шнурка, который окончательно расползся, и двух зеленоватых пятен плесени с наружной стороны.

– Кто просил отдать ее мне?.. И фигурки тут одной нет! Где она? – быстро спросила Рина.

Горшеня распахнул огромный рот. Верхняя часть горшка поднялась вместе с глазами. Рина не сразу поняла, что это улыбка. Гигант поднялся, отряхнул с тулупа глину и пошел в чащу, повторяя:

– Я Горшеня – голова глиняная, пузо голодное!

Глава 10

НОВАЯ ПОКЛОННИЦА ДИОНИСИЯ БЕЛДО

На войне ставят к стенке не того, кто убил мало врагов или стрелял из винтовки с закрытыми от ужаса глазами или тихо кричал: «Ура!» Ставят к стенке тех, кто дезертировал. Просто бросил свой пост и убежал.

В кабинете у Кавалерии сидел Афанасий и, показывая, что он тут свой человек, мизинцем гладил по носу Октавия. На правах старшего шныра он уже мог позволить себе некоторые вольности. Октавий милостиво принимал ласку, но стоило Афанасию заменить мизинец на любой другой палец, как пес морщился и ворчал.

– Император, вы жертва собственных капризов! При всем моем уважении, надо было назвать вас Тузиком. Простое, надежное, благодарное имя! – сказала Кавалерия и, взяв Октавия за ручку на шлейке, сдернула со стола.

– Прочь, животное! В будку и на цепь! – велела она.

Октавий ушел под ажурный столик и с оскорбленным видом улегся на подушку.

– Теперь главное! – продолжала Кавалерия. – Помнишь, ты говорил о встрече ведьмарей в психологической школе?

Афанасий перестал дразнить Октавия ногой под столом.

– Вы сказали: у нас нет цели, оправдывающей риск, – произнес он сладким голосом школьного ябеды, который с наслаждением сообщает любимой учительнице, что она села на булочку.

Кавалерия посмотрела на него умно и устало. Откинулась на спинку кресла, закрыла глаза. Веки у нее были подрагивающие, с голубоватыми жилками.

«Когда она ныряла в последний раз? Наверное, все-таки сегодня… Скулы как бумажные», – подумал Афанасий. Кавалерия дрогнула веками, не открывая глаз.

– Раньше все было ясно, – сказала директор ШНыра. – Ведьмари возникали из неустоявших шныров. Вся их элита – бывшие шныры, которые еще помнят стены, коридоры школы, как гремят поилки в пегасне… Это не то чтобы поддерживало баланс, но мы точно знали, что на одного шныра приходится примерно по три ведьмаря, считая по одному из каждого форта. Они даже сохраняли определенный трепет перед закладками. Уважение к ним, что ли… Пусть к этому трепету примешана ненависть, но все же базовое чувство именно уважение.