Алый чиж (сборник) - Андрей Анисимов

Мы рассказали маме, какие приметы и заметки делали по дороге в магазин, чтобы не заблудиться на обратном пути. Смеялись до слез. Каким придется заводить новый гардероб? Без резиновых сапог нам теперь не обойтись. К резиновым сапогам вполне подойдет телогрейка. Почему-то вспомнили, что деревенские зовут телогрейку фуфайкой, а чашку для чая – бокалом. Каждое слово друг друга вызывало смех. Нам требовалась разрядка. Слишком измотало нас напряжение последних дней. Опять мы просидели на кухне до глубокой ночи. Стелили матрасы прямо на полу новой квартиры. Мы укладывались спать впервые обеспеченными людьми. Это чувство было настолько ново и волнительно, что погружаться в сон было жалко…

Поутру, за завтраком, мы держали совет, как поступить с деньгами. Доллары жгли нам внутренности. В нашей семье деньги долго не держались. Мама имела право на звание самой безалаберной хозяйки Дома полярников. Она могла выйти в магазин за хлебом и вернуться назад, потратив всю папину зарплату на шкатулку Палеха или хрустальную вазу для цветов.

Получай родители зарплату, как все, два раза в месяц, денег до получки им бы никогда не хватало. Вести учет семейного бюджета родители не помышляли. Но деньги приходили постоянно. Кончилась папина зарплата, приносили пенсию маминому дедушке. Кончалась пенсия, наступали дни выплаты в Росконцерте. Сбережений не получалось. По этой причине мы глядели два десятка лет в черно-белый экран старенького «Темпа». Пользовались холодильником «ЗИЛ», еще от маминого дедушки. Ручка у холодильника давно отвалилась и агрегат открывался и закрывался специальным крючком из гвоздя. Мы с папой облизывались на «Волгу» соседа Щербакова. Особенно когда он снаряжал ее во дворе для поездки в отпуск. Щербаков – заядлый рыбак и каждый год ездил в одно и то же место, на Азов, где река Кубань, образуя лиманы и рукава, впадает в море. После возвращения семейство Щербаковых, сияя шоколадным загаром, угощало соседей вялеными лещами и восторженно делилось приключениями отпуска.

Мы с папой не признавали ровное песчаное дно Азовского моря. Но с каким наслаждением мы бы отправились на машине в Коктебель. Мы обожали нырять между скал в масках. Плавать под водой и разглядывать удивительную морскую жизнь. Пугать смешных злющих крабов, любоваться переливом медуз. Люди везли с юга фрукты, мы же тащили мешок с камнями. Как мы мучились, оставляя часть коллекции камешков – все собранное нам увезти не под силу. Вот если машина…

В нашей семье только мама не умела плавать. Она окуналась возле берега и с волнением дожидалась, пока мы вынырнем. Мама очень боялась глубины. Ей казалось, что там нас поджидают ужасные чудовища, вроде осьминогов и огромных акул. Коктебель вспоминался как рай. О поездке туда на собственной машине можно только мечтать…

В то утро все наши мечты могли стать явью. В жестяной коробке с надписью «Гречка» дремали новенькие зеленые доллары. Но мы в первый раз в жизни решили не поддаваться соблазну, а проявить волю. Мы вложили деньги в рост. На пять тысяч долларов мы купили акции «МММ», на пять тысяч открыли счет в банке «Чара». Мы приняли такое решение, рассудив, что если одна из фирм лопнет, мы подстрахованы другой. Проделав эту финансовую операцию, мы вздохнули с облегчением.

Теперь наш капитал рос с каждым днем. Укладываясь спать, мы знали, что стали богаче на сорок – пятьдесят долларов. Семья заболела золотой лихорадкой. Владельцы «МММ» и «Чары» стали для нас ближе друзей и родственников. Рекламу «МММ» мы смотрели как самый захватывающий остросюжетный фильм. Чтобы получать полное удовольствие, мы совершили единственную покупку – приобрели цветной «Панасоник». Мы не замечали, что братья из рекламы Мавроди, владельца «МММ», скорее смахивают на Шариковых из «Собачьего сердца» Булгакова. Мы видели в них наших сообщников, людей новой формации, предвестников всеобщего демократического рая. Сообщения, что наши акции растут на двадцать процентов в сутки, воспринимались нами нормальным и приятным ходом вещей. А как же иначе? Там наши деньги.

Мама, сославшись на самочувствие, отказала в занятиях Элеоноре. Зачем давать уроки сопливой девчонке, если мы теперь богачи. Другие ученики сами отвалились. Возить своих чад на окраину у родителей не хватало времени и сил.

Теперь посторонние занятия нас не отвлекали. У нас появились новые заботы. Раз в месяц нужно было отстоять очередь в банке «Чара», чтобы вынуть проценты и положить деньги снова. По вечерам с карандашом в руке подсчитывали суточный заработок. В коробке с надписью «Гречка» теперь хранились акции «МММ» и бумаги «Чары». Хотя мы ничем серьезным в то время не занимались, времени нам не хватало. Мы даже не успевали распаковать и расставить вещи. Книги продолжали покоиться в коробках. Я по узлам искал себе носки и полотенца. «Панасоник» в доме не выключался. Мы боялись пропустить сообщение о наших финансовых магнатах. У нас пропал аппетит. На кухонном столе заветривалась любимая нами икра. Мы то и дело отправляли в мусоропровод лежалые паштеты в заграничных упаковках. Папа осунулся, в глазах его появился нездоровый блеск, а щеки часто покрывались розовыми пятнами. Акции «МММ» выросли в три раза. Вклад в банке «Чара» удвоился. В разгар лета мы даже и не помышляли уехать на отдых.

Вокруг нашего дома продолжалась стройка. Поднимая жуткую пыль, мимо подъезда проносились самосвалы. Мама из магазина являлась запыленной, как из многодневного похода по пустыне. Я, ненавидящий нечищеную обувь, перестал брать в руки сапожную щетку. Нам теперь ничего не стоило позволить себе самый лучший санаторий в Крыму, но мы не могли удалиться от центра событий. Мы ловили и обсуждали все слухи.

В Москве стояла жара, но возле банка «Чара» и на Варшавке всегда толпился народ. С каждым днем народу становилось все больше. Желание быстро разбогатеть заставляло десятки тысяч людей каждый день покупать акции и нести деньги в банк. Москвичи продавали все, что у них было: квартиры, дачи, машины. Люди часами выстаивали в очередях, чтобы отдать свои деньги.

Главным нашим удовольствием стало составление проектов на будущее. Домик в Крыму ушел на второй план. Мы с папой задумались о строительстве загородного дома. Под Москвой стали продаваться участки. Днем мы скупали рекламные издания, а вечерами изучали предложения.

Папа всю жизнь мечтал построить дачу своими руками. А теперь, когда появилась реальная возможность для осуществления подобного плана, папа ушел в затею с головой. По мере увеличения нашего капитала план менялся. Проект дачи перерастал в замысел загородного дома для проживания круглый год. Снова мы сидели до ночи на кухне и спорили. Мама только успевала выбрасывать окурки из пепельницы. Дым стоял коромыслом. Каким должен быть наш дом? Вокруг все больше бандитов. Загородный дом лучше построить как крепость. Огромный забор вокруг. Крепкие стальные ворота. Первый этаж папа предлагал лишить окон, а еще надежнее засыпать грунтом. Получится, что на пригорке стоит одноэтажный дом. На первом этаже, скрытом под землей, расположить кухню, ванную с бассейном, гараж и все хозяйственные службы.

Я убеждал отца, что сидеть в бункере целыми днями глупо. Если нас захотят ограбить, никакой грунт не поможет. Я понимал, что папа не так боится разбойничьих набегов, тут достаточно хорошей собаки, он подсознательно желает спрятать себя от глаз государства. Дом большой, а кажется маленьким. Для этого хорошо спрятать один этаж под грунт.

– Папа, перестань дрожать. Ты уже живешь на проценты, как капиталист, а мыслишь, как забитый советский служащий. Ты привык, что вам разрешали строить курятники на шести сотках. Вся страна отдыхала в курятниках. Что можно спросить с человека, если у него психология курицы? Сиди и жди, пока тебе отрежут голову и засунут в суп. Тебе непонятно, что этим власть давила в человеке чувство собственного достоинства?! Вот и добились. Работать по-настоящему и жить красиво народ боится. Лучше тихо украсть и скромно спрятаться.

Папа злился, говорил, что я не понимаю, где живу. Ему, засекреченному ученому, лучше знать, что к чему…

Мы ложились спать раздосадованные друг на друга. Папа злился на меня, я на него и на себя. Упрекая отца в трусости, я ловил себя на мысли, что спорю больше с собой. Я, может, в меньшей степени, но тоже испытывал страх и беспомощность перед принятием серьезных решений.

Но один из поступков, который я совершил неделю назад, давал повод для оптимизма. Папа этого сделать не мог, а я совершил – дал взятку чиновнику. Не знаю, как это получилось! Телефон на общих основаниях нам полагался через полтора-два года. Так официально значилось в открытке. Открытка пришла в ответ на наше заявление с просьбой о телефоне. Живя в стране не первый год, мы все понимали, что верить этому условному сроку надо с большими поправками.

Я набрался смелости и позвонил Вадику. В моем представлении Вадик мог все. Выслушав мои жалобные сентенции, Вадик спросил: