Люди Приземелья - Владимир Михайлов

Минуты тянулись медленно. По связи объявили, что первый пакет прошел. Тогда Холодовский неторопливо проговорил:

– Конечно, запас времени у нас есть. Но он пригодится и в другой раз: мало ли что еще может стрястись! Метеоры, как известно, не диффрагируют. Поработаем пока в третьем секторе?

– Что же, сидеть и прятаться действительно нет смысла. Поработаем!

Кедрин последовал за ними. Выбираться из-за щита было неприятно, Кедрину хотелось стать маленьким-маленьким… Очередная деталь висела в пространстве, остановленная на полдороге: часть большого волновода накопителя. Гур равнодушно, как будто речь шла о порции салата за завтраком, проговорил:

– Твоя, Кедрин…

И они полетели дальше, к исходным позициям, за новым грузом.

Кедрин тащил часть волновода на место и утешался тем, что в этот отрезок трубы, на худой конец, можно будет влезть в момент возобновления метеорной атаки. Сварщики – из тех, кто пришел на помощь Особому звену, – уже настраивали свои полуавтоматы. Установщика не оказалось; Кедрин сам установил деталь на направляющие штанги и порадовался тому, как ловко это у него вышло, хотя и в первый раз.

Снова прозвучал тревожный сигнал, на спутнике начали отсчет минут и секунд. Кедрин хотел было кинуться под щит, но никто не торопился – и он не стал торопиться. Детали медленно плыли в пространстве. Отсчет кончился, и Кедрин ожидал, что сейчас по нему ударит частый дождь крохотных небесных тел. Но дождя не было. Даже в щиты, кажется, ничего не попало, и только раз сверкнула искорка – да и то очень далеко, в направлении спутника. Наверное, какой-то из метеоров врезался в цилиндр, но спутник этого не боялся.

– Вот так-то, мой бесстрашный друг, – промолвил Гур, подталкивая сектор главной защитной переборки. – В масштабах Приземелья нас все равно что нет – так что опасаться особо нечего. Между прочим, в космосе, как правило, вообще ничего не происходит.

– Значит, вы думаете, – сказал Кедрин, – на орбите Транса тоже ничего не произошло? И они зря молчат столько времени?

– Мало ли что я думаю… Возьми угол на себя, не то тебе придется повторить установку. Транс меня, конечно, беспокоит. Но не меньше тревожит то, что не видно пока транспорта с новыми автоматами. Мы ведь устанавливаем последние детали из резерва. Если Земля не успеет, начнутся простои. А время, как ты понимаешь, не ждет. Что они, заснули, что ли, там, на Планете?

Глава девятая

С орбиты Трансцербера по-прежнему не поступает никаких известий. На Земле и даже в Приземелье все увеличивается количество людей, полагающих, что известия о «Гончем» никогда больше не дойдут до обитаемых планет.

Но на Звездолетном поясе все пока думают иначе. Они знают: не так-то просто осилить человека, даже когда его отделяют от родной планеты миллиарды километров. Пусть люди молчат; они живы. Наверное, просто переводят дыхание…

Меркулин устало глядел на экранчик. На матовой поверхности застыли цифры, но директор института не видел их. В последнее время такое случалось с ним все чаще; вместо цифр на экране виделось совсем другое.

…Полет подходил к концу. Пеленгатор улавливал все более четкие сигналы спасателей Службы Жизни, безошибочно выделяя их из плотной массы другой информации, заполнявшей эфир. Автопилот поднял лодку вверх, перевалил через окруженный стеной сигналов запретный энергетический канал – настоящую реку энергии, текущую к распределительной станции. Затем лодка, выпустив тормозные щитки, заскользила к земле.

Густая поросль деревьев набегала снизу. Она перестала быть ровной, проявилась ее волнообразная поверхность. Затем открылась маленькая полянка; на ней виднелся оранжевый аграплан Службы Жизни.

Рядом копошились люди. В их суете было что-то тревожное. У Меркулина упало сердце, но он тотчас же успокоил себя: это ощущение следовало отнести скорее за счет стремительной потери высоты.

Неподалеку от аграплана воздушное суденышко остановилось, зависло над землей и медленно встало на лапы. Мотор умолк; в следующее мгновение, щелкнув, выключился и автомат, сделавший свое дело. Меркулин одобрительно кивнул и выбрался из машины.

Полянка оказалась не такой уж маленькой; застревая ногами в высокой траве, Меркулин не сразу достиг небольшого домика, окрашенного снаружи идиллической розовой краской. Очевидно, именно в этих стенах происходило таинство реанимации – воскрешения.

Монументальный мужчина, весь в белом и блестящем, показался на пороге домика и остановился в дверях. Он мрачно поглядел на подоспевшего Меркулина и опустил глаза. Меркулин хотел, минуя его, пройти в домик; медик отрицательно качнул головой и протянул руку, указывая направление. Меркулин медленно, с тяжким предчувствием, повернулся.

Сбоку стояли носилки на низких ножках. Они были накрыты белым, и под этим белым проступали очертания… Меркулин подступил к носилкам, замер, потом через силу сделал еще шаг. Белое покрывало было натянуто не до самого верха, остался незакрытым желтый лоб, веки и виднеющиеся из-под век полукруги радужной оболочки и зрачки – неподвижные, неживые и странно внимательные.

Усилием воли, потребовавшим физического напряжения, Меркулин оторвал взгляд от этих глаз, повернулся и стал смотреть на медика, который все еще возвышался в дверях. Меркулин сумел даже покривить губы улыбкой (движение это вызвало боль, как если бы пришлось силой раздирать сросшиеся губы), прежде чем спросил:

– Это… он?

– Да, – последовал краткий ответ.

– Жив?

Медик угрюмо качнул головой.

– Как же это?

Медик повторил безнадежное движение и переступил с ноги на ногу. Чувствовалось, что он хотел уйти – и не мог.

– Он чрезвычайно нужный работник…

Меркулин произнес эти слова и взглянул просительно, словно главным сейчас было: чтобы этот медик и остальные работники Службы Жизни (они за это время успели подойти и полукругом выстроиться за спиной прилетевшего), чтобы все они поняли, каким нужным работником был Коренюк, неподвижно лежавший сейчас под белым покрывалом, сколь многое сейчас зависело от него. Как будто нужно было лишь убедить их – и в следующую минуту Коренюк, зевнув, закроет эти свои страшные глаза, а потом откроет настоящие, умные и живые, и эта страшная сказка окончится.

Но спасатели молчали, так что нельзя было даже сказать – слышат ли они и понимают ли. Потом из-за спины стоявшего в дверях появился другой медик, маленький и сухой, лицо его было натуго обтянуто старой кожей. Он сначала пошевелил губами вхолостую, словно разгоняя их, чтобы без запинки произнести надлежащее. На полянке вдруг оказалась такая тишина, точно здесь никогда и не шумели деревья.

– К сожалению… – старик начал формулой, древней, как медицина, – к сожалению, на этот раз мы оказались бессильны. Исключительный случай, этого давно не случалось. Мы опоздали. – Он широко развел руками и долго держал их растопыренными, пропорционально своему недоумению и редкости приключившегося. – Да…

– Как это произошло? – Меркулин с удивлением услышал, что говорит чужим голосом, хриплым и дребезжащим.

– Он шел напрямик через лес. Не знаю почему. Торопился? И упал в глубокую яму. Когда-то это был колодец, веке в девятнадцатом или двадцатом, а возможно, и раньше. Неудачное падение, переломы. Большинство – не столь опасно, но шейные позвонки… Мы могли бы исправить и это, – с жалкой гордостью сказал старик. – Но при падении он повредил медифор. К тому же – яма… Мы приняли сигналы искаженными. Пришлось долго искать; наступили необратимые изменения, хотя медифор и понизил температуру до возможного в этих условиях предела.

Старик перевел дыхание и уже другим, не столь официальным голосом продолжал:

– Отвратительное состояние бессилия… – Он кивнул в сторону аграплана, – Машина набита всем, чем угодно: приборы, устройства, сердца, легкие, печени – все, вся мудрость и могущество медицины, и вот… Он совсем умер, – неожиданно детским оборотом закончил старик, и заметно было, что, выговорив страшную новость, он почувствовал облегчение.

Меркулин кивнул.

– Ему было тридцать лет… – зачем-то сказал он.

Маленький медик хотел что-то произнести, но вместо этого сошел с крыльца и пробормотал: «Свертываемся. Уничтожьте это». Его коллега, тяжело ступая, направился к аграплану, вытащил из кабины баллончик; возвращаясь назад, отстранил неподвижно стоящего на том же месте Меркулина. Раздалось громкое шипение. Розовый домик опал, съежился, как будто был сделан из снега, дымные струйки поднялись к вершинам деревьев. Медик тщательно собрал в мешочек пепел – наверное, чтобы ничто больше не напоминало о происшествии.

– Всего лучшего, – сказал медик. – Мы летим. Если хотите осмотреть колодец – он там, в чаще, метрах в четырехстах. Его уже засыпают.

Меркулин рассеянно кивнул. Дверцы аграплана захлопнулись. Он взвился – бесшумно ушел вертикально вверх; потом траектория его стала изгибаться туда, где в высоком небе висел вакуум-дирижабль, пост Службы Жизни. Один из многих, висевших на равных расстояниях надо всей планетой.