Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов

которую записали на фирме грамзаписи «Мелодия» накануне. Зрители ждали Пугачеву, но ее все не было. На поле продолжал бегать колорадский жук, мычал и мяукал одновременно. Высшей наглостью стали его призывы к зрителям аплодировать, когда он одной рукой зажал микрофон, другой хлопал по кулаку. Это транслировалось на экран. Дальше ни музыки, ни мяуканья Зятька слышно не стало. Все утонуло в миллионе децибел сплошного свиста и рева толпы. Букашка в прикиде колорадского жука все пятнадцать минут бегала по футбольному полю. Молчали, глядя на него, только милиционеры, оцепившие футбольное поле. Смотрели очень хмуро.

* * *

Квартира Аллы на Брестской улице располагалась на шестом этаже, под крышей. У подъезда дежурили десятки поклонниц, мужчин почти не было. Стены подъезды от первого до последнего этажа были исписаны словами и клятвами вечной любви к Алле. Квартира певицы была спроектирована необычно – ей всегда хотелось чего-то особенного. Ванная, туалет и кухня составляли ее середину, словно дырка от бублика. Вокруг «дырки» меняли друг друга спальни, столовая, большая гостиная, куда приглашали на ночные посиделки друзей Аллы. С каждым годом их становилось все больше. Появлялись и особо крутые.

Зятька привезли ровно в девять вечера. Оделся он скромнее. Черный пиджачок без ватной подкладки на плечах, серые брючки и красная майка-футболка. Он поднялся до квартиры, позвонил в дверь. Ему открыла вечная помощница Аллы – Люся. Она отправила Андрея в туалет, велела помыть ручки и уж только тогда идти к гостям. Он вошел, открыл кран умывальника и сел на край ванны разглядывать сверкающий кафель, унитазы и красивые халаты, что висели на позолоченной вешалке. Решив, что времени «на помывку» прошло достаточно, он закрыл кран, вышел из огромного «санузла» и вновь угодил в руки Люси. Та провела его в гостиную.

Застолье у Аллы в квартире практически не прекращалось. В том смысле, что десятки молодых дарований, типа Жанны Агузаровой или казахского коллектива «А'студио», не говоря о сердечных друзьях, композиторах и поэтах, всегда летели к ней почитать стихи или сыграть на рояле новую мелодию. Иногда это происходило одновременно. Здесь часто и рождались хиты. И все эти ангельские создания всегда хотели жрать и пить. Поэтому у Люси в холодильнике обязательно было в запасе что-то дежурное. Чаще всего она варила макароны, которые обожала Алла, и нарезала докторскую колбасу. Водка в морозильнике – само собой.

Этим вечером за столом сидели Илья Резник, Женя Болдин и Олег Непомнящий. Из тех, кого Андрей еще не видел или не знал заочно, как поэта Резника, – волосатый брюнет в белом пиджаке и черной рубахе. Рядом с ним мужчина в коричневой кожаной куртке, похожий на большого начальника.

Алла сидела за столом в круглых розовых очках на носу, что-то рассказывала. Ее старались перебить муж и директор. Все смеялись, но разом умолкли, когда Люся завела Андрея в гостиную.

– Ну что, чучело! Живой еще? – спросила Алла и рассмеялась своим низким грудным голосом с легкой хрипотцой. – Штаны успел поменять?

– Да что вы, Алла Борисовна, конечно, успел. Весь стадион будет штаны менять, – ответил он с лисьей улыбкой, высматривая место за столом. Люся уже тащила раскладной стул, и мужчина, прохожий на начальника, и тот, что был в белом пиджаке, отодвинулись друг от друга. В это пространство и уместился раскладной стул вместе с будущим зятем генсека. Аккурат напротив хозяйки.

– Андрюшенька, это Владислав Андреевич Старков, главный редактор самой крупной газеты в Советском Союзе – «Аргументы и факты». – Алла указала ладонью на главреда, и Разин пожал его руку.

– У нас в Тюмени все пропагандисты по вашей газете лекции читают. Я с ними пол-Сибири объездил, – вновь повторил он, уже Старкову.

Тот вежливо кивнул. Интерес к будущему зятю Горбачева был явно острее при его отсутствии. Без него можно было постебаться. К тому же Алла намекнула, что этот Разин оказался у Аллы «по линии КГБ». Так что расспрашивать и говорить лишнее при нем лучше не надо.

– Это Филипп, – продолжила Алла Борисовна и кивнула в сторону брюнета, – он болгарин, шибко пляшет и поет.

Как и ты – про любовь. Тебя на стадионе подцепила, а этого красавчика в Ленинградском мюзик-холле. На вырост, так сказать. Вы мне понравились. – Филипп, не отрывая больших коровьих глаз от Аллы, торопливо пожал руку Андрюши. – Филя здесь тоже первый раз, как и ты. Все просит спеть чего-нибудь дуэтом. Хитрый, дьявол. А может, мы с тобой споем? – она обратилась к отмеченному Богом детдомовцу, явно играя на публику.

Андрей тем временем по старой детдомовской привычке уже высматривал, чего бы ухватить со стола. Люся поставила перед ним тарелку с макаронами и натертым сыром, положила вилку и нож. Он наколол вилкой несколько кусков колбасы, сало и селедку. Болдин придвинул к нему рюмку и хотел налить водки. Но Андрей, хоть и круглая сирота, ни пить, ни курить почему-то не научился.

– Люся, можно мне чаю, – обратился он к домработнице и принялся за макароны с колбасой.

Пугачева сняла розовые очки. Поэт Резник что-то писал карандашом на салфетке, Киркоров продолжал пялить маслиновые глаза на Аллу, Болдин занялся любимым делом – разглядывал ногти, Старков о чем-то напряженно задумался. Директор Аллы вжал голову в плечи – безумно хотел спать. Все молчали. Зятек наворачивал макароны как ни в чем не бывало. Причем вилку держал тремя пальцами, оттопырив мизинец.

– Точно чучело! Откуда ты такой? – не удержалась спросить его Алла. Но ответа не дождалась.

– На кухне раздался отчаянный крик Люси. За ним громкий треск откуда-то сверху. Что-то тяжелое упало там же, откуда кричала Люся.

– Помогите кто-нибудь! – орала она за стеной.

Болдин и Непомнящий первыми бросились на кухню. За ними – остальные мужчины. Алла осталась за столом одна, налила себе полрюмки водки из запотевшей после холодильника бутылки, выпила ее и закусила кусочком селедки с черным хлебом. Кто хоть раз бывал на гастролях и жил в пропахших гостиницах с клопами, знают, что лучшего блаженства на этом свете нет. На кухне разливался хор голосов, один явно незнакомый. Наконец любопытство взяло верх, и Алла отправилась на шум вслед за всеми.

То, что она увидела в кухне, повергло ее в шок. На потолке зияла огромная черная дыра, сквозь которую виднелись стропила крыши. Из дыры свисали провода. На полу кухни посреди примолкших гостей лежал человек. Его куртка и брюки, в каких слесари ходят по домам чинить краны и унитазы, были напрочь измазаны известкой и чердачной пылью со стружками. Человек лежал на боку, поджав одну ногу.