Вольный стрелок - Ольга Миленина

— Ладно, одну сделаю. — Левицкий показал тоном и тяжелым вздохом, как нелегко ему выполнить мою просьбу. — Для тебя — сделаю. Давай так — ты мне позвони на днях, послезавтра, может, в субботу. Заедешь ко мне, я тебе отдам.

Заодно посидим, выпьем. Тут, кстати, один проект есть — хотел тебе предложить.

Есть идея газету сделать — на три года порядка пятнадцати миллионов баксов надо. Я все просчитал, бумаги тебе дам — может, закинешь кому? У меня тоже люди есть — я им отдал, думают пока. Тут человек соображающий нужен, чтоб на прибыль сразу не рассчитывал, — дай Бог через год на окупаемость выйти, на ноль, а прибыль в лучшем случае года через полтора пойдет. Я там все расписал — штат, зарплата, гонорарный фонд, производственные все расходы, — все как положено.

Тебя тоже хотел позвать — на ответсека. Трешка в месяц — нормально тебе будет?

— Неплохо-о, — протянула, поражаясь про себя тому, что человек, у которого в кармане нет и тысячи долларов, всерьез рассчитывает, что кто-то даст ему пятнадцать миллионов на новую газету. И чуть не хихикнула, представив, как Яшка в своих неизменных грязных джинсах и растянутом свитере, из-под которого высовывается давно не стиранная белая майка, приходит в какой-нибудь банк со своим, с позволения сказать, проектом — не сомневаясь, что к нему отнесутся как к серьезному деловому партнеру. — Конечно, давай — есть кое-кто на примете с деньгами. Да, кстати, — у меня как раз встреча завтра с одним человеком, и если бы ты мне до вечера бумаги передал, я бы сразу отдала. Бумаги — и карточки заодно, чтобы сто раз тебя не дергать. Ты как?

— Вообще мне все равно печатать надо с утра. — Яшка, подав мне блестящую идею, уже забыл, что не собирался спешить с нужными мне снимками. — Давай так — подъезжай с утра в лабораторию на Тверскую, я тебе отдам все.

Поговорим заодно, кофе выпьем где-нибудь…

— Да у меня же планерка… — Я постаралась произнести это как можно более огорченно. Понимая, что если мы встретимся, то он обязательно заведет разговор о том, кто мне заказал материал про Улитина и сколько заплатят за карточки. — А может, ты мне оставишь там — а я заберу? Часа в два — нормально?

— Ну до двух я, может, и сам там буду. — Похоже, Яшка не оставлял надежды со мной пообщаться — может, ему нужен был собеседник, готовый в течение пары часов выслушивать утопический план насчет новой газеты. Естественно, необходимой рынку и читателю, естественно, фантастически интересной и, естественно, платящей очень высокие зарплаты и гонорары, — раз Яшка лично составлял штатное расписание и расписывал деньги, то можно не сомневаться, что о себе он позаботился в первую очередь. — Если ты точно в два приедешь — я подожду…

— Да нет, скорее в три, — произнесла поспешно. — Да, точно в три. О черт, в дверь звонит кто-то — так договорились, Яш?

Минуту спустя, положив трубку и вздохнув с облегчением, я сказал себе, что день прошел не зря. И хотя я не знаю, что даст мне пара фотографий и полученная от Яшки информация, — но по крайней мере мое расследование вышло из тупика и двинулось дальше.

Я покосилась на лежавший рядом диктофон — перед тем как набрать Левицкому, я снова прослушивала то, что он записал в ресторане, и обдумывала материал о кино. Потому что связанное с Улитиным расследование было тем самым пресловутым журавлем в небе, а то, что рассказал моему диктофону Валерка, — не менее пресловутой синицей в руках.

Но сейчас я сказала себе, что предпочту выбрать журавля — который хоть и был пока слишком высоко и далеко, но казался куда более заманчивым и привлекательным. Тем более что у меня, возможно, был шанс до него дотянуться — шанс, который я просто обязана была использовать.

На часах было уже половина первого — и хотя ложусь я поздно и у меня была еще пара часов на то, чтобы посидеть с сигаретой и подумать над следующими ходами в расследовании, я решила, что на сегодня хватит. Потому что позади был длинный и, в общем, плодотворный день — и я вполне заслужила то, чтобы отвлечься от работы, и налить себе полную ванну, и полежать часок в пене. И, разложив свои жирненькие ножки по бортикам, собственными пальцами компенсировать себе то, от чего добровольно отказалась, уйдя из ресторана в одиночестве.

И если господин Улитин так и не соблаговолит совсем убраться из моей головы — то пусть посмотрит. Меня это не смутит — а ему, наверное, будет приятно…

Глава 10

В зале остро пахло потом и еще чем-то — такой характерный запах для спортзалов, в которых занимаются единоборствами.

Хорошо знакомый мне запах — потому что в свое время, когда я неожиданно для самой себя заинтересовалась спортом и перешла в спортивный отдел, в котором проработала почти три года, я по таким местам поездила вдоволь. Стадионы, залы, манежи, корты — когда-то это были для меня родные, можно сказать, места.

И хотя женщин в спортивной журналистике тогда, в начале девяностых, практически не было — на телевидении одна была, и пара человек в газетах, писавшие исключительно о женских видах типа фигурного катания и гимнастики, — меня это не смущало. Не смущали запахи зала и раздевалок, мат во время тренировок и вечное поправление теснящихся под экипировкой половых органов, сморкание и плевки.

И меня никто не смущался — при мне ругались, порой не обращая на меня внимания, при мне могли переодеваться, меня периодически зазывали в сауну, со смехом, конечно. Потому что я была своей — потому что я была в теме, я хорошо писала, я всегда находила такой поворот, чтобы скучное интервью, которое тот или иной спортсмен давал уже сотни раз, отвечая заученно на банальные вопросы, получалось оригинальным. А репортаж с соревнований всегда был насыщен драматизмом, чтобы читатель почувствовал, каково там было — на ринге, поле, катке или корте.

Помню, многие спортсмены боялись даже интервью давать — был у них печальный опыт, когда журналисты их слова перевирали, перепутывали, дописывали что-то от себя. Просто дилетантов было много — которые, неплохо разбираясь, к примеру, в футболе или хоккее, в остальных видах спорта не понимали ничего, и потому и статьи такие получались. А бывало, что и вообще в спорте были по нулям — и ничем, кроме желания прославиться, не обладали.

Помню, кстати, как один известный телеведущий как-то с Арвидасом Сабонисом в прямом эфире беседовал — так сразу понятно было, что в баскетболе он нуль, не удосужился хоть попросить кого-то ему рассказать, что за спорт и с чем его едят. А я, перед тем как поехать, скажем, на чемпионат по карате, подшивки поднимала, изучала историю данного вида, запоминала имена лучших бойцов — и в материалах не путала названия ударов, — яе писала «маваша-гири» вместо «маваси-гери», это удар такой ногой в голову.

И хотя к спортивной журналистике я уже много лет никакого отношения не имела, здесь я чувствовала себя своей. И мое присутствие здесь воспринималось нормально другими — может, потому, что я вытащила диктофон, демонстрируя всем свою профессиональную принадлежность. И не пялилась на полуголых мужиков — а сейчас тут борцы тренировались в обтягивающих до неприличия трико, в которых почему-то у всех без исключения оказывались огромные члены, прямо как у порнозвезды Рокко Сифреди. Это при том, что процент таких половых гигантов, в общем, невелик — из личного опыта могу сообщить.

Тренировка в принципе кончилась — по крайней мере тот, кто был мне нужен, уже ушел в раздевалку, попросив меня подождать его прямо тут и сказав, что через двадцать минут вернется. И я сидела, искоса наблюдая за оставшимися на ковре энтузиастами, вспоминая старые времена — и человека, связанного тесно с теми самыми временами. Того, благодаря кому я здесь оказалась — и кого, извиняюсь за тавтологию, обещала отблагодарить, если услышу то, что мне надо.

Правда, я не знала, что хочу услышать, — в любом случае тот, к кому я приехала, вряд ли мог знать, кто убил Ули-тина. И потому по возвращении я смело могла сказать, что, к сожалению, никакой информации не получила — а значит, и про обещание можно забыть. Да и знала я к тому же, что Ленька это просто так сказал — про то, что я обязана буду ему отдаться. Это просто привычка у него такая.

Ленька Вайнберг — в редакции личность известнейшая. Пришел в газету еще черт знает когда, по-моему, в том же году, что Наташка Антонова, а до этого уже успел институт закончить и пару лет в многотиражке одной поработать. И сразу в спортотдел — который возглавил и лет десять им рулил, сделав из него один из ведущих в газете.

Не только в том плане, что в крошечном этом отделе из всего-то четырех человек всегда пили больше, чем в других редакционных подразделениях, даже насчитывающих человек по пятнадцать, — и отчаянно занимались сексом прямо на рабочем месте. Но и в том, что в неспортивной газете, традиционно отдающей под спортвыпуск одну полосу в неделю, материалы Ленькиного отдела выходили ежедневно. Потому что Ленька обладал гигантскими связями в футбольно-хоккейном мире — а следовательно, организовывал такие интервью, которые другим газетам не снились и читателями воспринимались с огромным восторгом, — и умел классно писать.