Колхозное строительство 3 - Андрей Готлибович Шопперт

эту ленту с речами министров. Газеты и листовки взяла на себя Болгарская сторона. Билеты печатает СССР. Прибыль распределяется следующим образом. 30 % на призовой фонд. 30 % СССР. Остальные 40 процентов делят поровну министерства Культуры и Финансов Болгарии. Советская сторона предоставляет в качестве одного из призов недельный тур по СССР с посещением Москвы и Ленинграда для двадцати пяти человек.

Все остались довольны. Вот ровно через неделю и пройдёт первый розыгрыш. Сейчас сценку с «пленниками» дублировали болгарские актёры.

Уже пожали руки и почти разошлись, когда Пётр задал Гарбузову вопрос.

— Василий Фёдорович, деньги для Болгарии ведь печатаем мы?

— Понятно, — хмыкнул финансист.

— А почему бы не предложить перейти им на рубли?

— Ты про присоединение. В 1963 году Тодор Живков настойчиво просился в СССР. Но тогда только закончился Карибский кризис, да и ещё две проблемы существовало. Во-первых, даже мирное присоединение иностранного государства должно было создать большую оппозицию среди его граждан. С Венгрией-то намаялись. Во-вторых, присоединение Болгарии сильно бы осложнило отношения со странами НАТО, включая Грецию и Турцию.

— Ну, наверное, хотя, что бы они могли нам сделать, пару лишних пушек к границе подтянуть. Но ведь деньги это не присоединение.

— А зачем? — сдвинул брови Гарбузов.

— Американцы создают долларовую зону, а мы будем рублёвую.

— Вопрос сложный. Приведение цен к одному стандарту, зарплаты. Даже и не знаю. Не мой вопрос. Это в Политбюро должны решать. Существует переводной рубль.

— А и ты подумай Василий Фёдорович.

31

А что, если Ленин лежит в мавзолее потому, что его заколдовала злая фея, и если его поцеловать, то заклятие спадёт и СССР вернётся?

Советский Союз. На завод пришло оборудование из Армении.

Установка не собрана до конца, на дне коробки — пакет с болтами, бутылка армянского коньяка, и записка: «Извини, дарагой, не успел!»

Петрос Мкртчян дозрел. На встречу заговорщиков у него на рынке он притащил троих товарищей. Художником был армянин. Кузнецом дагестанец. Стеклодувом русский. Правильно, самая тяжёлая работа как всегда старшему брату. Что ж, на то он и старший. В селе Захарьинские Дворики на юге Москвы нашлась буквально в прошлом году закрытая кузня. По этой причине разрушить и растащить по кирпичику ещё не успели. Попытки-то были, но их с ружьём пресекал бывший кузнец. Он тоже согласился войти в артель в качестве сторожа и электрика.

Оставалось чуть. Нужны были матрицы для литья висюлек и плафонов всяких. Их Пётр хотел взять на себя, но Петрос его остановил.

— Пётр Миронович, тут есть одын мой знакомый, который хотэл бы поучаствовать в этой авантюре. Он директор завода. Матрицы будут. Нужны или чертежи или эскизы.

Штелле открыл свой волшебный портфель и вынул папку.

— Здесь эскизы на пятнадцать люстр с прорисовкой всех деталей.

— Хорошо. Значит, половину работы сделали. Художник настоящий, член Союза художников. Ваган Алварян. На русский переводится как «Божественный избранник». Пётр Миронович, на тебе договор с председателем колхоза. Он что-то воду мутит. И денег не берёт, и разрешения тоже не даёт. Чего хочет, нэ говорит. Боится, может.

— Договорились, пообщаюсь. А оборудование какое-то нужно.

— Нэ переживай. Тот дирэктор всё достанет. Хотя. Он что-то про цветное стекло говорил, мол, искать надо, — директор рынка сделал неопределённое вращательное движение кистью.

— Ладно, поищу.

— Тогда почти всё. Осталось паи разделить.

— Паи?

— Ну, кто, сколько вложит, и кто, сколько получать будет от прибыли. Что она будет, нэ сомневаюсь.

— Нет. Я же говорил, Петрос Мушегович. Мне не надо денег. Мне нужно будет несколько люстр для себя и потом если будут нужны, то я их буду покупать.

— Я так директору и сказал. Он волноваться стал. Почему дэнег не надо? — изобразил удивление на лице и развёл руки Мкртчян.

— Мне хватает тех, что за песни и книги платят. С лихвой хватает. А вот если надо вложиться, то в разумных приделах вложусь.

— Пятнадцать тысяч рублей.

— Завтра.

— Хороший ты человек министр, ловкач плохой. Тогда всё. Будем делать нашу жизнь светлей! Это тост. Надо чуть обмыть дело, а то не сделается.

До председателя колхоза добрался на следующий день к вечеру, то одно, то другое, то снова одно за другим.

— Марсель Тимурович? — в светёлке (иначе и не назовёшь) сидело трое: мужичок в пиджаке не по росту и две женщины, одна стучала на машинке, вторая вязала.

— А ты кто, уважаемый?

— Ну, здравствуй, труженик. К тебе я. Зовут меня Пётром. Прошу не бить колом.

— Шёл бы ты лесом, Петя, — насупился Тимурович и красные глазки в кучку собрал. Злится.

— Твоя взяла, Марсель Тимурович. Я министр культуры СССР. Вот удостоверение. Я хочу у вас в старой кузне открыть художественную мастерскую. Всё строго по закону. Мне доложили, что вы палки в колёса нашей экономике вставляете! — подскочили обе бабёнки, что-то прорычали и ломанулись изь «кибинета».

— Тёмные личности приходили, неруси, — совершенно не испугался грозного начальства председатель.

— У нас многонациональная страна, да и ты не из великодержавной нации.

— А какая мне с того выгода. В смысле не мне, а колхозу. И так в долгах, как в шелках. А тут ети, — ну, торг это хорошо. Это мы умеем.

— А что надо?

— Свинарник надо починить. Коровник надо починить. Трансформатор нужен новый. Пару тракторов, молотилку. И сто человек работящих мужиков, — весело. И это в двадцати километрах от Красной площади. Ну, может, в тридцати.

— А есть, кому чинить?

— Нетути.

— А трактористы?

— Пропойцы.

— Трансформатор будет. Трактора французские будут. Пару тысяч наличкой на ремонт коровника дам.

— А пошли ко мне в бухгалтера.

— А пойдём!

32

Песня — это когда слова положили на музыку. Современная песня — это когда положили и на музыку, и на слова.

Два мужика на концерте: — Ах, какая музыкальная палитра! Только глиссандо на восьмушку запаздывает…

— Из всего, что ты сказал, я только про пол-литра понял.

— Вот, Пётр Миронович, как заказывали.

— Посмотрим, посмотрим. Да вы присаживайтесь, товарищ Кондаков.

Директор ГБЛ Кондаков Иван Петрович торжественно сунул Петру под нос небольшую пачку листов и гордо прошествовал в другой конец кабинета, сел за самый крайний стул.

— Иван Петрович, давайте поближе, а то не услышим друг друга. Хотя ладно, я сейчас Тамару Филипповну позову, она будет вам мои слова передавать, а мне ваши, — Штелле сделал вид, что сейчас будет звать секретаршу, даже воздуха в полную грудь набрал.

— Ну, зачем же! — директор Ленинки вскочил и через долю секунды уже сидел в непосредственной