Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках - Валерий Шанин

Мнения разделились: одни считали, что мы можем остаться спать прямо в мечети, другие возражали. Переводчицей выступала Нурсанти – студентка с факультета иностранных языков местного университета. Проблема была в том, что имама, который и должен устанавливать порядки, в мечети не было. Пришлось сторожу брать ответственность на себя.

– Вы можете остаться спать здесь, – заключил он, а прихожане шумно его поддержали.

Вскоре нас разбудили. Среди уже известных лиц появился еще один персонаж – серьезный бородатый мужик.

– Приехал мулла и сказал, что в мечети вам спать нельзя, – Нурсанти ввела меня в курс дела. – Вы нас извините, но вам придется встать. Мы перевезем вас в другое место.

Нас отвезли в какое-то пустующее офисное здание, где мы и провели остаток ночи.

Христиане – братья и сестры

Пару раз мы подъезжали на пикапах и легковушках, но все же больше рассчитывали на грузовики. Вечер застал нас в Банко. Мы попытались и оттуда уехать, но к нам прицепился полицейский, навязчиво пытавшийся посадить на автобус. Объяснить, что у нас на это нет денег, не удалось. Пришлось сделать вид, что мы специально приехали из России для того, чтобы посетить такой замечательный индонезийский городок, к великому нашему сожалению, не отмеченный ни на одной туристической карте и не описанный в путеводителях.

В Банко мы все мечети обходили стороной.

– Не подскажете, как мне найти христианскую церковь? – спросил я прохожего.

Он испепелил меня взглядом.

– Да вы что! Это же мусульманский город!

Наверное, так же после 11 сентября реагировали бы жители Нью-Йорка на иностранца, спрашивающего, как пройти в мечеть.

Может, в Банко на самом деле нет христиан? Мы настроились на ночлег под открытым небом и пошли на выезд из города. И совершенно случайно я увидел на склоне холма кладбище с крестами. Значит, здесь должна быть и церковь! И уже с новыми силами я продолжил опрос местного населения. После того как десять человек подряд заверили, что в городе живут только мусульмане, мой энтузиазм заметно охладел. Но я упорно продолжал приставать с расспросами. И моя настойчивость была вознаграждена. Интеллигентный мужик в очках, к тому же говоривший по-английски (возможно, и христианин), подтвердил:

– Действительно, у нас на окраине города есть одна маленькая церквушка, – он показал нам направление.

Церковь спряталась в коротком узком переулке, между пожарной частью и… мечетью. Нашли мы ее с огромным трудом. Но, когда постучали в дверь пасторского дома, не пришлось ничего объяснять. Христиане, живущие в меньшинстве в мусульманском окружении, относятся к единоверцам, как в первые века христианства, как к своим братьям и сестрам.

Вечером к пастору Ангжиату Пурбе на регулярную встречу по изучению Библии собралась группа прихожан – почему-то только мужчины. Я попытался выяснить:

– Какая у вас церковь?

– НРКБ.

– А она католическая или протестантская?

Прихожане посмотрели с таким удивлением, что возникло неприятное ощущение, будто они впервые услышали о том, что не все христиане братья и сестры (а уж если бы я сообщил о том, как в Ольстере протестанты и католики друг друга готовы удушить голыми руками, то это наверняка расценили бы, как злостную клевету). О том, что мы попали в протестантскую, а конкретнее – в лютеранскую церковь, мы узнали только на следующее утро от пастора.

Три дня в Джакарте

Автостоп на Суматре оказался занятием очень утомительным. Как и в Китае, нам не давали подолгу стоять на одном месте. Но не потому, что быстро увозили. Местные жители из окрестных домов собирались вокруг и помогали нам «остановить автобус». Все водители легковых машин рассчитывали, что мы заплатим за проезд. Я пытался объяснить, что у нас нет денег. Но мне не верили! Как же так?! Европейцы, и без денег! Приходилось рассказывать легенду о том, что нас якобы обворовали. Но и это мало помогало!

На третий день мучений неожиданно повезло – попали в грузовик, идущий прямо до Джакарты. Следующие два дня ехали, останавливаясь только у придорожных забегаловок пообедать и на стоянках – переночевать. На ночь водитель оставлял нам кабину, а сам уходил спать в другой грузовик (они двигались втроем).

Двухдневная поездка дала прекрасную возможность узнать жизнь индонезийских дальнобойщиков. Во многом она схожа с жизнью их российских коллег: дороги безобразные – асфальт есть, но с ямами и выбоинами. Неудивительно поэтому, что нам несколько раз пришлось останавливаться на шиноремонт. Самописцев, как в Европе, в индонезийских грузовиках нет. Но больше трех часов подряд мы ни разу не ехали. Регулярно останавливались позавтракать, пообедать или просто попить чаю. Или опять же на шиноремонт. Полиция сплошь коррумпированная – останавливают на каждом посту, документы проверяют не всегда, а вот бакшиш требуют: стандартная такса – 2000 рупий.

Через пролив между Суматрой и Явой паромы ходят круглосуточно. Едва один отходит от причала, как его место тут же спешит занять следующий. Погрузка и выгрузка идут практически без перерыва. Но и при этом на причале образуется длинная очередь из грузовиков и автобусов. Мы встали в хвост и настроились на длительное ожидание. Только через несколько часов удалось въехать на паром, и еще примерно через час мы были уже на Яве.

Джакарта – индонезийский Ибу-Кота (Мать-город) – не только столица Индонезии, но и крупнейший мегаполис всей Юго-Восточной Азии. 22 июня 1527 г. его захватил мусульманский принц Фатахилла из султаната Бантам. Тогда город и получил свое нынешнее название – Джакарта, что в переводе означает «Окончательная победа». То, что победа не была окончательной, уже в 1619 г. доказали голландцы. Они разрушили город до основания, а на руинах стали строить Батавию – столицу Голландской Восточной Индии: проводить каналы, возводить дома в классическом голландском стиле – попытались воссоздать уголок своей родины, второй Амстердам.

Все бы было хорошо, но они не учли азиатского представления о гигиене: каналы, в которые местные жители стали сбрасывать мусор и нечистоты, стали рассадниками малярии и дизентерии. Вскоре весь город, за исключением нескольких центральных улиц и престижного района Ментенг, застроенного особняками и виллами, стал похож на огромную клоаку. Капитан Кук, возвращаясь в Европу после триумфальных открытий в Австралии и Новой Зеландии, за время которых он потерял всего одного члена экипажа, зашел в Батавию на стоянку. И здесь от дизентерии и малярии умерло сразу 27 матросов. Вот вам и Новый Амстердам!

Мы приехали в один из трущобных пригородов Джакарты, вид которых наверняка не сильно изменился с момента визита капитана Кука. Хижины построены из подручного материала: досок, кусков фанеры, листов гофрированного железа, шифера, картона, пластика… – все идет здесь в дело. А вот и знаменитые голландские каналы, ставшие индонезийской канализацией. Грязную вонючую воду разглядеть можно с большим трудом – почти вся поверхность закрыта пластиковыми бутылками, полиэтиленовыми мешками и всем тем, что «не тонет»… Вдоль берега тянется ряд туалетных домиков – они установлены на помостах прямо над водой, никаких выгребных ям не нужно. Между ними – помосты для стирки белья, тут же местные жители умываются, чистят зубы. Это не просто совмещенный санузел, а объединение водопровода с канализацией. Райское место!

Первую ночь в Джакарте мы провели на стоянке дальнобойщиков. А на следующее утро ее хозяин повез нас в центр города, прямо к дверям российского посольства.

Консул, едва увидев нас, сразу же спросил:

– Что случилось? Паспорта украли?

Судя по тому, что нам уже рассказали о Джакарте, украсть их здесь могли запросто. Но у нас был вопрос важнее.

– А ходят ли российские грузовые суда из Индонезии в Австралию?

Консул в этом вопросе разбирался не лучше, чем его коллега в Сингапуре. Он, естественно, летал на самолете, так же, как и все российские специалисты и пока еще редкие туристы. Помочь он нам не мог, но совет все же дал:

– Я, конечно, не могу запретить вам ехать в Западный Тимор, но не советую. Обстановка там очень неспокойная. А о Восточном Тиморе и речи быть не может.

На центральной площади Джакарты – Медан Мердека (площадь Свободы) отгрохали помпезный монумент-музей Монас (Национальный монумент). Его венчает 137-метровый обелиск из итальянского гранита с позолоченным «Факелом Независимости», а перед входом, куда тянется длинная очередь, как в Мавзолей Ленина, стоит конная статуя национального героя – принца Дипонегоро. Тут же перед входом раскинулся стихийный рынок.

В северо-восточном конце площади видны купола и минареты мечети Истикал – одной из крупнейших в Юго-Восточной Азии. Прямо напротив мечети стоит католический кафедральный собор, неподалеку от него протестантская церковь Святого Эмануэля и англиканская церковь Всех Святых. Как в них относятся к «братьям-христианам», мы так и не узнали. На несколько дней нам предоставили приют в Российском культурном центре на улице Дипонегоро.