Аскетические творения - Марк Подвижник

17. Сидящие страха ради иудейска в Галилее в горнице, дверем затворенным[548], т. е. по страху от духов злобы, безопасно живущие во стране откровений, на высоте Божественных созерцаний, затворив чувства, как двери, принимают приходящее недоведомым образом Божие Слово, Которое является им без чувственного действия, и возвещением мира[549] дарует им бесстрастие, а дуновением[550] — разделения Духа Святого, и подает власть на лукавых духов[551], и показывает им знамения[552] Своих тайн.

18. Земля Халдейская[553] есть житие в страстях, в котором созидаются и получают поклонение идолы грехов. Месопотамия же[554] есть житие, которое приобщается обоим противным нравам. А земля обетования[555] есть состояние, исполненное всякого блага. Итак, всякий, кто, подобно ветхому Израилю[556], возвращается к ветхому своему навыку, опять низвлекается к рабству страстей, лишаясь данной свободы.

19. Замечания достойно, что никто из святых, как мы видим, не сходил в землю Вавилонскую: ибо неприлично и несогласно с разумным пониманием, чтобы любящие Бога избирали вместо благого худшее. Если же некоторые из них, вместе с народом, неволею были отведены туда, то под сими мы разумеем тех, которые не по выбору более предпочтительного, а потому, что сего требовало спасение [ближних], ради руководствования нуждающихся [в нем], оставляют высшее слово ведения и проходят учение о страстях. Посему и великий апостол решил, что полезнее пребывание его во плоти[557], т. е. ради учеников для нравственного их научения; хотя он имел и совершенное желание разрешиться[558] от нравственного научения других и быть со Христом в превысшем мира и простом созерцании мысленном.

20. Отходит от плоти[559] тот, кто от деятельного навыка пришел к навыку ведения, восхищаемый, как облаками, высшими разумениями в прозрачный воздух тайного созерцания, чтобы возмог быть с Господом. Непременно же отходит от Господа[560], кто не может бесчувственных действий чистым умом созерцать, по мере сил, высшие разумения и не вмещает простого слова о Господе без гаданий[561].

21. В Священном Писании мы видим, посредством различных гаданий, облекаемого плотию Бога и Слово Божие; но еще не видим мысленно бесплотного и простого, единого и единственного Отца, как мысленно увидели Его в бесплотном, едином и единственном Сыне, по сказанному: «Видевый Мене виде Отца» и: «Аз в Отце, и Отец во Мне»[562]. Следовательно, нужно много разума, чтобы, проникнув сперва сквозь покровы речений [сказанных] о Слове, мы таким образом возмогли чистым умом узреть Его, стоящего обнаженным и показывающего Себя человеком. Посему благочестиво взыскующему Бога необходимо не быть связану ничем из сказанного, чтобы он в неведении вместо Бога не принял [сказанного] о Боге, т. е. чтобы он на преткновение себе (ἐπισφαλῶς)[563] вместо Слова не возлюбил только сказанное [в буквальном смысле] в Писании и чтобы Само Слово не удалилось от ума, который, держа одежды, мнит держать Самое бестелесное Слово, подобно той египтянке, которая удержала не Иосифа, но одежду его[564], и тем древним людям, кои, пленившись одним видимым благолепием, в неведении послужиша твари паче Творца[565].

22. Когда ум отвергнет многие лежащие на нем мнения о словах истины, тогда является ему ясное слово истины, дает ему залоги истинного ведения и прежде принятые им мнения снимает, как чешую[566], с зрительных сил, как было с божественным и великим апостолом Павлом. Ибо мнения, [прилепленные] только к одним изречениям Писания и пристрастные созерцания в чувстве видимых вещей, действительно суть чешуя, лежащая на презрительной силе души и удерживающая прехождение к чистому слову истины.

23. Кто доблестно победил страсти телесные, и довольно подвизался против лукавых духов, и изгнал их умышления из страны души своей, тот должен молиться, чтобы ему дано было чистое сердце и дух правый обновлялся во утробе его[567], т. е. чтобы он совершенно избавился от злых помыслов, и по дару благодати исполнился божественных мыслей, и таким образом соделался мысленным миром Божиим, светлым и великим, состоящим из нравственных, естественных и богословских созерцаний.

24. Сердце чистое[568] есть то, которое представило Богу память совершенно безвидную[569] и не имеющую образов и готово принять одни напечатления Божии, от которых оно обыкновенно делается светлым.

25. Некоторые из любознательных спрашивают, каким образом будет различие между вечными обителями и обетованиями? По определенному ли месту или по мысленному представлению духовного различия, обособляющего качество и количество каждой обители? И одним кажется [справедливым] первое, другим же второе. Но познавший, что значит сказанное: «Царствие Божие внутрь вас есть»[570] и: «Обители многи у Отца»[571], — приимет второе.

26. Кто божественным желанием победил душевное расположение к телу, тот сделался неограниченным[572], хотя он и находится в теле. Ибо Бог, привлекающий вожделение желающего, без сравнения превыше есть всего и не попускает желающему привязать вожделение свое к чему-либо из того, что после Бога. Итак, да возжелаем Бога всею крепостию вожделения нашего, и сделаем, чтобы наше свободное избрание не было одержимо ничем телесным, и поставим себя расположением [душевным] превыше всех поистине чувственных и мысленных вещей; и [тогда] мы волею не примем никакого вреда от естественной жизни относительно того, чтобы быть с Богом, неописанным по естеству.

Вопрос. Во всякое ли время входит человек в сие состояние?

Ответ. Благодать непрестанно пребывает с человеком и от юного возраста вкоренилась в нем, как закваска, проникла его и, как бы нечто естественное и сросшееся с ним, становится соприсущею ему; и хотя едина есть благодать, но действует она многообразно, как хочет, промышляя о пользе человека. Иногда огнь возжигается и разгорается более, иногда же тише и умереннее. Самый свет по временам более возгорается и сияет, иногда же удаляется, и бывает сумрак. И светильник всегда горит и светит; когда же бывает очищен, то издает более света, т. е. становится более явным в причастии любви Божией[573]; иногда же и соприсущий свет тускнеет. Некоторым же во свете явилось знамение креста и впечатлелось во внутреннем человеке. Некогда [случилось], что человек в молитве пришел как бы в исступление и видел себя стоящим в алтаре в церкви, и приносимы были ему три хлеба, как бы на елее заквашенные, и чем более он вкушал их, тем более они умножались и увеличивались. И в другое время являлось как бы некоторое светлое одеяние, какого нет на земле в веке сем и какое не может быть сделано руками человеческими. Подобно тому как Господь, с Иоанном и Петром восшедши на гору, преобразился, и ризы Его быша блещащася[574], таково было то одеяние, и ужаснулся человек, облеченный в него. В иное опять время [сей свет] непрестанно виден был в сердце и отверз внутреннейший, глубочайший и сокровенный свет, открылся новый, светлый мир вместе с Господом хвалящийся и славословящий, так что человек тот, весь поглощенный оною сладостию и созерцанием, уже не владел собою, но был как безумный и иноязычник миру сему, по причине преизобилующей любви и сладости и сокровенных тайн, и, в то время освободившись, скоро достигнул совершенной меры, и был чист от греха. Но потом благодать скрылась, и пришло покрывало противной силы. Является сие отчасти, как бы человек стал на одну степень ниже меры совершенства, т. е. должно было ему, так сказать, пройти двенадцать степеней и таким образом достигнуть в совершенство; и в некоторое время он доходил и достигал оной меры и входил в совершенство; но потом опять умаляется благодать, и он снисшел одною степенью и стал на одиннадцатой. Если же кто богат благодатию, тот всегда ночью и днем стоит в совершенной мере, будучи свободен и чист, всегда плененный [благодатию] и вместе с тем носимый горе́. И теперь, если бы те дивные дарования, которые открылись человеку и которых он вкусил опытом, всегда сохранялись в нем, он не мог бы принять [на себя] служение слова или какую-либо тяготу [ближних] и не был бы в состоянии слышать что-либо или заботиться о чем-нибудь, хотя бы то касалось его самого, или о завтрашнем дне, а мог бы только лежать в углу где-нибудь, носимый горе и упоенный. Посему совершенная мера не дана ему, чтобы он возмог упражняться в попечении о братии или в служении слова. Однако средостение ограды разорилось[575]; только состояние его таково, как бы некая мрачная сила лежала над ним. Как легкий и тонкий воздух покрывает светильник, хотя он всегда горит и светит, так и в нем над оным светом лежит покрывало. Посему исповедую, что таковой[576] несовершен и не совсем свободен от греха, но, так сказать, и свободен, и не свободен. Средостение ограды разорено и раскопано, но в некоторой части не совсем разорено, и не всегда равна была его молитва. Бывает время, когда она более возжигается, и утешает, и упокоевает; но бывает время, когда она скрывается и бывает под мраком, как сама благодать устраивает на пользу человеку. Однако, входив в совершенную меру, и по временам вкушав оного века, и имея опыт [в сем], я еще не знал ни одного совершенного и свободного христианина. Но хотя бы кто-либо упокоевался в благодати и входил в тайны и откровения и в великую сладость благодати, однако вместе с тем и грех есть внутри него. Сии, по причине преизобилующей благодати и света [находящегося] в них, считают себя свободными и совершенными, потому что имеют действие благодати, однако по неопытности погрешают. Но я еще ни одного не видал свободного, хотя и сам в некоторое время отчасти входил в оную меру и могу усмотреть, какое устроение имеет совершенный.