Вторжение, которого не было - Кеннет Макси

“Я скомандовал: „Полный вперед”, — рассказывал Барлинг, — и приказал Фреду Томпсетту выпустить все ракеты, чтобы оповестить берег и другие катера о приближении неприятеля. Раздалось шипение красного трассирующего снаряда, выпущенного с немецкого судна. Я увидел взлетающие ракеты.[281] Снаряды не достигли цели, и нам удалось уйти. Затем, откуда ни возьмись, налетели эти огромные ревущие самолеты — те, которые перевозят парашютистов. Некоторые катера загорелись. Нам чертовски повезло, что мы уцелели”.

Другим, однако, повезло меньше: они оказались под огнем немецких эскортных кораблей и не смогли уйти. Были и такие, кто выходил в атаку в надежде нанести хоть какой-нибудь урон противнику или протаранить немецкий транспорт и тем внести посильный вклад в защиту своей страны.

В тусклом свете раннего утра можно было наблюдать бурную активность на море и на суше. Жители, решившие эвакуироваться в глубь страны, либо попадали в плен к десантникам[282], либо их обстреливали с воздуха. Некоторые владельцы личных автомашин, отправившиеся в путь до рассвета, были сейчас уже далеко от побережья. С ними ползли жуткие слухи. Как и во Франции, беженцы мешали движению на дорогах и ненамеренно сеяли панику среди мирного населения[283].

Наиболее стойкие, впрочем, не собирались покидать свои дома и с любопытством смотрели на вражеские корабли, которые отчетливо виднелись в утренней мгле за укрывающимися вблизи берега катерами береговой охраны. Солдаты готовились к бою, а гражданское население пыталось найти укрытие в глубоких пещерах, хрупких садовых домиках или просто под лестницами. Десятки уже лишились своих домов и столкнулись с неповоротливостью гражданских властей, которые не могли оказать никакой существенной помощи. Некоторые занимали брошенные дома, другие — пещеры. В магазинах оставалось полно продуктов, и недостатка в пище пока не наблюдалось, но из-за бомбежек не было ни газа, ни электричества, поэтому приготовить что-либо было практически невозможно. Люди пытались держать себя в руках; они жевали сухую пищу и собирались с духом для отпора[284] врагу, но никто из них не загадывал дальше завтрашнего дня, — впереди маячила пугающая неизвестность.

Большинство немцев, находящихся на кораблях, смотрели на туманные очертания вражеского берега, и им казалось невероятным отсутствие организованного сопротивления. Кораблям, перевозящим 6-ю горнострелковую дивизию, удалось сохранить правильный порядок движения, 17-я пехотная дивизия держалась вместе, но ее походный ордер развалился, суда перемешались. Хуже всего обстояло дело с минными заградителями, которые располагались по флангам. Перед рассветом, за несколько миль от Нортфоленда, они привлекли внимание бомбардировщиков береговой охраны. Британские миноносцы, которые в это время медленно и осторожно прокладывали себе путь к Дюнкерку в надежде перехватить врага, обратили внимание на взрывы бомб поблизости и присоединились к сражению, направив на немцев прожекторы и открыв огонь осветительными снарядами. Им удалось с близкого расстояния расстрелять два заградителя. Один из миноносцев резко взял в сторону, чтобы не наткнуться на шлюпки с уцелевшими моряками, и подорвался на мине, оставленной немецкой подводной лодкой. Это спасло 6-ю горнострелковую дивизию: поврежденному миноносцу было не до нее — он едва мог доползти до места стоянки, а остальные корабли предпочли сменить курс, чтобы не задерживаться среди минного поля, о котором у них не было информации.

Ниже по течению наблюдалась аналогичная картина. Миноносцы, направляющиеся из Портсмута, обнаружили и потопили минный заградитель около Гастингса, и, в свою очередь, были атакованы немецкими миноносцами. Получив незначительные повреждения, противники разошлись в разные стороны. Обе стороны опасались наткнуться на одно из своих же собственных минных полей. Дело было не в том, что английские офицеры опасались погибнуть в минуту величайшей опасности для родной страны. Они просто не хотели бесцельно и безрезультатно тратить силы. Разумным решением было постараться уцелеть, чтобы позднее нанести противнику ощутимый и решающий удар[285].[286]

Днем английские корабли, которых в зоне вторжения было немного, были вынуждены искать укрытия от неминуемых воздушных атак. Это было главным законом предстоящей кампании: господствуя на море в дневные часы, немцы могли надеяться до какой-то степени восстановить свои походные порядки. К счастью, минные тральщики, сопровождающие штурмовые части, не были повреждены и выдерживали график движения.

Большая часть десантных барж также укладывалась в расписание. Паромы типа “Зибель”, однако, отстали и не могли принять участие в обстреле берега.

Вся тяжесть дня легла на миноносцы, торпедные катера и сторожевики. Они должны были поддерживать порядок следования транспортов, пристально следить за кораблями противника и по мере сил пытаться подавить огонь береговой обороны. Вид двух старых линкоров[287], пробивающихся к мели Варн, наверное, вдохновлял пехотинцев, но моряки, понимающие свою уязвимость, ощущали неприятный холодок вдоль позвоночника.

Пять торпедных катеров на полной скорости неслись из Дувра, за ними следовала тихоходная подводная лодка Н-49. Прожекторы береговой охраны высвечивали приближающиеся немецкие корабли. Уцелевшие орудия Хайта, Фолкстоуна и гавани Дувра немедленно открыли по ним огонь. Как и планировалось, крупные корабли ввязались в перестрелку[288], а небольшие и более быстроходные поставили дымовую завесу, чтобы прикрыть беззащитные транспорты. В этот момент немцы, находящиеся ближе[289] к Дувру, заметили приближающиеся торпедные катера. Снаряды досыпались, как орехи, вода буквально закипела, и в этой обстановке ни одна из сторон не могла прицельно стрелять[290].

Наступивший хаос дополнило неожиданное вмешательство военно-воздушных сил. Бомбы, которые сбросили четыре “Гудзона” английской береговой охраны, возвращавшиеся после ночного патрулирования, не причинили немцам вреда. А с восходом в полную силу развернулись “Люфтваффе”. На смену машинам, прикрывающим высадку на суше, появились другие — предназначенные для охраны морских коммуникаций.

На береговые батареи непрерывно пикировали Ju.87. “Штуки” прекрасно справлялись со своими задачами. Одна бомба упала на заложенную мешками с песком шахту на дуврском холме со стороны Фолкстоуна. Взрывы раздавались рядом с позициями орудий, отвлекая внимание артиллеристов. Стороннему наблюдателю показалось бы, что смертоносная немецкая военная машина подавляет беззащитную жертву грубой силой, расчетом и неумолимостью. Шум авиационных двигателей, грохот взрывов, свист пуль, вой фугасных бомб, орудийные залпы, трескотня пулеметов — все это создавало немыслимую какофонию, которая пульсировала среди облаков дыма и пыли, порабощая волю и рождая мысли о страшной, неотвратимой угрозе.

Следует отметить, что независимо от общей цели каждый из участников выполнял свою собственную задачу.

“Мы взлетели в 03:45 из Линкольншира, — вспоминает офицер RAF Эрик Дервент, который был пилотом на одном из двадцати четырех “бленхеймов”, атаковавших, по приказу командования, флот вторжения, — и взяли курс на Лондон в надежде встретить эскорт истребителей, о котором нам сообщили. Удача отвернулась от нас. Мы шли на бреющем над Гастингсом, намереваясь неожиданно для противника появиться со стороны Франции, отбомбиться и уйти на север. Наши же орудия наугад обстреливали нас. Мы спугнули Do.17, который попался нам по пути, и стали свидетелями того, как “харрикейны” атаковали парочку Ju.88. Вскоре мы увидели врага: целую армаду судов и кораблей всех видов, размеров и конфигураций, вытянувшуюся в сторону Франции, насколько хватало глаз. Времени для тщательного выбора цели не было, так как на[291] нас уже наводили зенитки. Оставалось просто выбирать тесно идущие суда и целить в середину. Я увидел, как один из наших упал. Сбросив бомбы на какой-то миноносец, я, вслед за ведущим, спустился чуть ли не к поверхности воды, чтобы избежать артиллерийского обстрела. Пара судов была охвачена пламенем, в воздухе еще висели остатки дымовой завесы. Где-то к востоку от Дувра мы с напарником заметили тяжело идущие Ju.52. Мы открыли огонь, и мне, кажется, удалось сбить один из них. Но затем, откуда ни возьмись, появились “мессершмитты”, которые сидели у нас на хвосте до самого Кента, где нас снова обстреляли свои. Нам повезло: мы вернулись. Эскадрилья не досчиталась четверых”.

Истребители RAF, преследовавшие транспортные самолеты и бомбардировщики, иногда расстреливали суда противника, но очень редко вступали в воздушные бои с “мессершмиттами”. Ju.88, которые летали бомбить аэродромы, на обратном пути иногда отбивали атаки на десантные Ju.52. Людям на судах очень трудно было отличить в воздухе “своего” от “чужого”. Однако они почти не подвергались нападению с воздуха, хотя много раз видели, как падают свои и вражеские самолеты.