Аня из Зеленых Мезонинов - Люси Монтгомери

— За консерваторов, — ответил Мэтью, не задумываясь. Голосовать за консерваторов было частью его религии.

— Тогда я тоже консерватор, — сказала Аня решительно. — Я очень этому рада, потому что Гил… потому что некоторые мальчики в школе — либералы. Я думаю, что мистер Филлипс тоже либерал, потому что отец Присси Эндрюс голосует за либералов, а Руби Джиллис говорит, что, когда мужчина ухаживает за девушкой, он должен соглашаться с ее матерью в вопросах религии, а с отцом — в вопросах политики. Это правда, Мэтью?

— Мм… не знаю, — сказал Мэтью.

— А вы когда-нибудь ухаживали за девушкой, Мэтью?

— Мм… нет, кажется, никогда, — сказал Мэтью, даже не задумывавшийся о таких вещах на протяжении всего своего существования.

Аня размышляла, подперев подбородок руками.

— А ведь это, должно быть, довольно интересно, как вы думаете, Мэтью? Руби Джиллис говорит, что когда она вырастет, то постарается, чтобы у нее было много поклонников, которых она будет сводить с ума и водить за нос; но мне кажется, это было бы слишком беспокойно. Я предпочла бы иметь одного, и в своем уме. Но, конечно, Руби Джиллис знает гораздо больше об этих делах, потому что у нее столько взрослых сестер, а миссис Линд говорит, что дочки у Джиллисов идут нарасхват, как горячие булочки. Мистер Филлипс заходит домой к Присси Эндрюс почти каждый вечер. Он говорит, что помогает ей готовиться к экзаменам, но Миранда Слоан тоже собирается поступать в учительскую семинарию, мне кажется, что ей помощь гораздо нужнее, чем Присси, потому что она гораздо глупее, но он никогда не ходит помогать ей по вечерам. В этом мире, Мэтью, очень много такого, что я не совсем понимаю.

— Ну, я и сам не все понимаю, — признался Мэтью.

— Ну вот, мне надо доделывать уроки. Я не позволю себе открыть эту новую книжку, которую мне дала Джейн, пока все не выучу. Но это ужасное искушение, Мэтью. Даже когда я поворачиваюсь к полке спиной, я все равно словно вижу эту книжку. Джейн говорит, что плакала над ней до изнеможения. Я люблю книжки, над которыми плачешь. Но я думаю, мне лучше отнести эту книжку в гостиную, запереть на ключ в шкаф, где стоит варенье, а ключ отдать вам. А вы не давайте мне его, Мэтью, пока я не сделаю уроки, даже если я на коленях буду умолять вас. Хорошо говорить, что будешь противиться искушению, но гораздо легче ему противиться, когда под рукой нет ключа. А может, мне сбегать в подвал и принести яблок, Мэтью? Вы любите ранет?

— Мм… не знаю, я не против, — сказал Мэтью, который никогда в рот не брал этих яблок, но знал Анину к ним слабость.

Когда Аня с тарелкой коричневато-желтых яблок торжественно появилась из подвала, неожиданно послышались торопливые шаги на обледеневшей дорожке перед кухней. В следующий момент дверь распахнулась, и в кухню ворвалась Диана Барри, бледная и запыхавшаяся, в небрежно накинутой на голову шали. Аня от удивления выпустила из рук свечу и тарелку, и все вместе — тарелка, свеча и яблоки — с грохотом покатилось по лестнице в подвал, где все это, испачканное растопленным стеарином, нашла и собрала на следующий день Марилла, возблагодарив провидение за то, что дом не загорелся.

— Что случилось, Диана? — воскликнула Аня. — Ты, наконец, уговорила маму?

— Ох, Аня, пойдем скорее, — умоляла Диана в волнении. — Наша Минни ужасно заболела… У нее круп. Это молодая Мэри Джо говорит… А папа с мамой уехали в город, и некому поехать за доктором. Минни ужасно плохо… и Мэри просто не знает, что делать… и… Ох, Аня, мне так страшно!

Мэтью, не говоря ни слова, взялся за шапку и пальто, проскользнул мимо Дианы и исчез в темноте двора.

— Он пошел запрятать гнедую, чтобы ехать в Кармоди за доктором, — сказала Аня, торопливо натягивая капор и пальтишко. — Я в этом уверена так, будто он мне об этом сказал. Мы с Мэтью — родственные души, и я могу читать его мысли, и слова не нужны.

— Боюсь, он не застанет доктора в Кармоди, — всхлипывала Диана. — Я знаю, что доктор Блэр уехал в город на митинг, и доктор Спенсер, наверное, тоже. Мэри никогда не видела больных крупом, а миссис Линд тоже уехала. О, Аня!

— Не плачь, Ди, — сказала Аня бодро, — Я точно знаю, что надо делать при крупе. Ты забываешь, что у миссис Хаммонд три раза были близнецы. Если нянчишь три пары близнецов, то, разумеется, приобретаешь большой опыт. У них у всех по очереди был круп. Подожди минутку, я возьму бутылочку с ипекакуаной…[5] а то у вас дома может и не оказаться. Ну, пошли!

Взявшись за руки, девочки выбежали из дома и поспешили по Тропинке Влюбленных и через заледеневшее поле, потому что снег в лесу был слишком глубок, чтобы можно было добраться кратчайшей дорогой. Аня, хотя и искренне огорченная болезнью Минни, не могла остаться равнодушной к романтичности всей ситуации и приятному чувству от возможности еще раз разделить эту романтичность с родственной душой.

Ночь была ясной и морозной. Тени деревьев казались эбеново-черными, а покрытый снегом склон — серебряным; крупные звезды сияли над тихими полями; тут и там стояли темные островерхие ели с припорошенными снегом ветвями, и ветер свистел в них. Аня думала о том, как восхитительно бежать и мельком оглядывать всю эту таинственность и прелесть вместе со своей задушевной подругой, с которой так давно была разлучена.

Минни, трехлетняя малышка, действительно была очень больна. Она лежала на диване в кухне, метаясь в жару, а ее хриплое дыхание было слышно во всем доме. Молодая Мэри Джо, полногрудая и широколицая французская девушка из Крик, которую миссис Барри наняла на время своего отсутствия приглядеть за детьми, совершенно потеряла голову и была не в состоянии ни подумать о том, что нужно делать, ни сделать, даже если бы знала, как поступить.

Аня принялась за дело умело и быстро.

— У Минни несомненно круп. Случай тяжелый, но я видела и хуже. Прежде всего нам потребуется много горячей воды. Я уверена, Диана, что воды в чайнике не больше чашки! Вот, я его наполню. Мэри, вы могли бы подложить поленьев в печку? Я не хочу ранить ваши чувства, но мне кажется, что вы и сами могли об этом догадаться, будь у вас хоть капля воображения. Теперь я раздену Минни и уложу в постель, а ты, Диана, постарайся найти мягкую фланелевую одежду. Прежде всего я хочу дать ей дозу ипекакуаны.

Минни не хотела принимать лекарство, но недаром Аня вынянчила три пары близнецов. Ипекакуана была благополучно проглочена, и не один раз в эту долгую тревожную ночь, когда обе девочки терпеливо ухаживали за больной Минни, а Мэри, добросовестно старавшаяся сделать все, что могла, развела и поддерживала в печи такой сильный огонь, что пламя даже гудело, и кипятила столько воды, что хватило бы на целую больницу страдающих от крупа детей.

Было три часа ночи, когда приехал Мэтью с доктором, которого ему удалось найти только в Спенсервале. Но срочная необходимость в помощи врача уже отпала. Минни было гораздо лучше, и она крепко спала.

— В какой-то момент я была ужасно близка к отчаянию, — объясняла Аня. — Ей становилось все хуже и хуже, хуже, чем близнецам Хаммондов, даже последней паре. Я даже подумала, что она задохнется. Я дала ей все, что еще оставалось в бутылке, и сказала себе — не Диане или Мэри, потому что я не хотела пугать их еще больше, они и так были напуганы, но самой себе, чтобы дать выход чувствам: "Это последняя слабая надежда, и боюсь, напрасная". Но через три минуты она откашляла пленку и сразу почувствовала себя лучше. Вам придется просто вообразить, доктор, какое я испытала чувство облегчения, потому что я не могу выразить это словами. Знаете, есть некоторые вещи, которые невозможно выразить словами.

— Да, я знаю, — кивнул доктор. Он смотрел на Аню так, как будто то, что он о ней думал, тоже невозможно было выразить словами. Потом он, впрочем, все-таки выразил это вернувшимся с митинга мистеру и миссис Барри:

— Эта рыжая девочка, которая живет у Касбертов, просто молодец! Могу вас уверить, что это она спасла жизнь вашей малышке, потому что могло быть уже слишком поздно, когда я добрался сюда. Она обладает и умением, и присутствием духа, совершенно удивительными в ребенке ее возраста. Я никогда не видел таких глаз, как у нее, когда она рассказывала мне, как все происходило.

Чудесным морозным белым утром Аня возвращалась домой с закрывающимися после бессонной ночи глазами, но по-прежнему неутомимо болтая с Мэтью, пока они пересекали длинное белое поле и брели под волшебно сверкающим сводом кленов по Тропинке Влюбленных.

— Ах, Мэтью, какое чудесное утро! Мир выглядит так, будто Бог придумал его для Своего собственного удовольствия, правда? Эти деревья выглядят так, будто я могла бы сдуть их своим дыханием! — Она подула. — Я так рада, что живу в мире, где бывают снега и морозы, а вы? И я так рада теперь, что у миссис Хаммонд было три пары близнецов. Иначе я не знала бы, как помочь Минни. Мне. очень жаль, что я сердилась на миссис Хаммонд за то, что у нее близнецы. Ах, Мэтью, я совсем сплю. Я не могу идти в школу. Я чувствую, что не смогла бы держать глаза открытыми и оказалась бы такой бестолковой. Но я терпеть не могу оставаться дома, потому что Гил… кто-то другой станет первым в классе, а так трудно потом опять выйти вперед… Хотя, конечно, чем труднее, тем больше получаешь удовлетворения, когда добьешься успеха, правда?