Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда - Александр Никонов

А к 1998 году с некоторым набором отличий российская ситуация оказалась близкой к аргентинской в 2001 году. У нас тоже была проведена денежная стабилизация. Правда, без введения фиксированного курса, но был валютный коридор. Россия прекратила финансировать бюджет путем допечатки денег, но при этом сохраняла довольно мягкую бюджетную политику — у нас был высокий дефицит бюджета и в 1996, и в 1997, и в 1998 годах.

— Я помню, коммунисты не пропускали тогда через Думу реалистичные бюджеты. Они же большие гуманисты за чужой счет. Хотели заработать на рубль, а потратить на два. Накормить пятью хлебами всех сирых и голодных. А чрезмерный гуманизм всегда рано или поздно оборачивается своей противоположностью…

— И тогда для финансирования этого «коммунистического» бюджетного дефицита стали использовать короткие долговые инструменты — ГКО. А для того, чтобы продавать ГКО, нужно привлекать иностранных резидентов. А иностранцам нужна уверенность в стабильности курса. Ведь валютный коридор возник не из каких-то там идеологических соображений, а как раз для того, чтобы вселить в иностранцев уверенность в том, что они получат свою прибыль на рынке ГКО, что государство гарантирует: проценты по ГКО будут выше роста курса доллара, вот смотрите — допустимый валютный коридор. А снежный ком процентов нарастал, нарастал…

— Надо было еще раньше, как предлагал Кириенко, девальвировать рубль, а не поддерживать его искусственно.

— Поддержка валютного коридора, валютные интервенции Центробанка на бирже — это не вопрос чьей-то доброй воли, а просто уже нет выбора. Если начинать потихоньку девальвировать рубль, иностранные инвесторы побегут с рынка. И не будут покупать ГКО. А если не будут покупать ГКО, из каких денег платить проценты по ранее купленным ГКО? Пирамида рухнет еще раньше. Нет, девальвировать нельзя, нужно гнать дальше. Тебя уже несет. Пока мчишься, ты жив. Пока все хорошо, проносит. А как только ухудшается ситуация в мире, происходит что-то, что спускает лавину.

У нас спусковым крючком были азиатский кризис, который привел к общему оттоку капитала с развивающихся рынков, и падение цен на нефть. В Аргентине спусковым крючком стало укрепление реального курса доллара и бразильская девальвация. И как в Аргентине к 2001 году выяснилось, что нет некатастрофического выхода из этого набора проблем, так и в России это стало ясно к 1997 году.

Вот на последнюю фразу о некатастрофичности я прошу вас обратить самое пристальное внимание. «Произошла политико-экономическая блокировка: не было уже решений политически возможных и при этом экономически спасающих», — сказал ранее Гайдар. И это совершенно типичный, я бы даже сказал, стандартный тип развития событий в кризисной социальной системе. Она ведет себя, как металлический образец в разрывной установке. Сопротивляется, сопротивляется, а потом — дынц! — лопнул. А был бы он резиновым, еще долго мог бы тянуться.

Если бы царизм мог внутренним решением и серией социальных мероприятий ослабить нарастающие внутренние напряжения в системе, глядишь, не было бы революции 1917 года. Если бы французский король мог серией реформаторских ударов «стравить» внутренние напряжения во Франции, не было бы Великой Французской революции. И это касается всех революций.

Почему же они случились? В верхах не было понимания нарастающей катастрофы? Было. Среди миллионов людей некоторая толика умных экспертов всегда найдется. И они могут понять происходящее и даже предложить главе государства серию решений. Беда только в том, что выполнить эти решения в старой системе не удается. Она — как инструмент — предназначена совсем для других операций. Это словно газовым ключом шуруп выкручивать. Для того чтобы провести серию реформ, нужно ущемить интересы того правящего класса, той группы людей, которая находится возле трона. Их может быть относительно немного. Но они близки к трону и их голос слышен, а влияние на управляющую персону огромно. Собственно говоря, сидящий на троне и есть часть этой системы, ее верхушка. И ломать систему для него — значит ломать основание трона.

А вокруг трона и этой относительно небольшой группки прежних руководителей давно уже бушует огромный океан иной общественной силы, которой старая система только мешает. Поэтому, как правило, старая система, до последнего цепляясь за рычаги управления, доводит котел до взрыва.

Горбачев был одним из немногих руководителей в истории, который начал демонтаж той системы, которая его вознесла и была под ним. Система партноменклатуры, сидящая на финансовых потоках, яростно сопротивлялась — вплоть до государственного переворота. Который бы, конечно, удался, если бы вокруг не бушевал ювенальный океан общественного недовольства, в котором уже зарождались новые элиты. Эти новые силы спасли генсека — но спасли только от пожирания старой партноменклатурой, старой системой. Однако, сломав эту старую систему, Горбачев повис в воздухе и рухнул вниз. А начни СССР реформы лет на тридцать раньше, начинателей просто сожрала бы система управления.

Поэтому обычно коренные социальные реформы проводятся только после бури, только после того как обломки старой конструкции оказываются окончательно сметенными взрывом. Но ликвидация какой ни на есть, а все ж таки системы управления повергает общество в хаос. Как правило, кровавый. В СССР кровавого хаоса не случилось только благодаря горбачевскому демонтажу, его политическое самоубийство позволило «спарашютировать» систему. И распад страны не привел к большой крови. А вот Югославия, например, сорвалась в серию гражданских войн…

Еще одно исключение, которое я вижу, — Китай. Там, в отличие от СССР, удалось демонтировать социализм не только без большой крови, но и без распада страны, хотя буря уже подымалась. Помните Тяньаньмэнь? Долго колебались, но потом ввели в Пекин армию, ввели танки. И предотвратили хаос…

В Аргентине и в других странах не было политической воли для проведения жестких реформ. Но политическая воля всегда появляется после периода хаоса, когда люди устают от пролитой крови и слез и внутренне соглашаются на авторитарную власть. Впрочем, о социальных распадах мы еще поговорим, а сейчас необходимо продолжить то, с чего мы начали, — разговор о деньгах.

Глава 7

Золотой нестандарт психического действия

Почему случилась катастрофа «Никсон-шока»? Первое, что приходит на ум: американцы всех обманули! Сказали, что каждому бумажному доллару соответствует определенное количество золота, лежащего в запасниках, а сами взяли и напечатали слишком много лишних денег. Мы эту типическую историю уже наблюдали на других примерах — во Франции с Джоном Ло, в России… Власти говорят, что деньги обеспечены, а потом оказывается, что не обеспечены! Нашлепывают столько денег, что золота не хватает. Люди эту фишку в какой-то момент просекают и кидаются бумагу на золото обменивать, а им — шиш!

Это понятно. Но вот мне интересно, зачем люди «кидаются обменивать»? Для чего им золото? Ведь мы видели, что золото обладает лишь относительной ценностью — если его становится слишком много, как это случилось в Испании, оно само начинает действовать так же, как допечатка лишних денег, — разрушает экономику. Перестает быть ценностью — во всяком случае, такой ценностью, какой было раньше.

Ясно, почему это происходит. Как уже говорилось ранее, золото само по себе — всего лишь металл. И условная ценность. Именно вековая привычка, пиастры капитана Флинта, мешочки с золотыми кругляшами на поясах купцов, золотые пещеры Аладдина и прочий культурный груз заставили де Голля и Хазина обратить свое внимание на золото. Сам по себе металл не нужен. Просто ощущение того, что одна шкала измерения (бумажный доллар) перестала быть надежной, заставило людей схватиться за другую шкалу. Надеж ность которой от людей практически не зависит — в силу природной редкости золота.

Условная ценность денег из драгметалла понятна на следующем примере. Когда в России, например, народ бежал от бумажных ассигнаций к серебру, люди ведь тоже не взвешивали монетки, пытаясь по их весу, исходя из курсовой стоимости металла, определить стоимость монет. Нет, стоимость монет была написана прямо на них. И являлась масштабом и для стоимости металла, из которого монеты были сделаны, и для прочих товаров — бумажных ассигнаций, хлеба, зрелищ… Стоимость металла не была отделена от стоимости денег, поскольку серебро и было деньгами. Сейчас она отделена. Возможно ли осуществить идею обратной привязки денег к золоту?

Некоторые граждане говорят, что золото нельзя в современном мире сделать основой валют просто потому, что золота на планете мало. Иными словами, разных товаров в мире теперь циркулирует столько, что совокупная стоимость этих товаров на порядки превышает стоимость всего мирового золотого запаса. Это наивные рассуждения. Дело в том, что сейчас золото на рынке оценивается только как металл, наряду с другими металлами — железом, платиной, кобальтом, кальцием… Но как только золото вновь будет назначено Универсальным Эквивалентом Ценности, его цена автоматически возрастет, и все совокупное золото станет равным по стоимости всей совокупной массе товаров.