Миссия в июнь 1939 года (СИ) - Егоров Юрий

— Я сходил в клуб, там скоро кончится взрослое кино, сказал заведующему, чтобы он к 10 часам подходил к школе, там на втором этаже вы будете его ждать.

— Спасибо, товарищ председатель, — поблагодарил его Максим. — Завтра с утра вместе с председателем сельсовета соберите на главной улице народ, мы побеседуем с ними, затем попробуем еще раз прочесать близлежащий лес, может быть, молодая женщина еще жива, и мы сможем найти ее.

— Все сделаем, Максим Захарович, только, наверное, опоздали уже мы, как ни горько об этом говорить! Как спохватились ее 8-го к вечеру, начался сильный дождь и шел до утра, не переставая, служебная собака не смогла взять след, как ни пытались, и поиски ни к чему не привели. Тут еще есть одна странная деталь. Бригадир полеводства мне доложил, что утром, около 6:00, проверял состояние пастбищного луга у леса и видел издалека, как там неожиданно приземлился самолет с красными звездами на крыльях, пилот быстро вылез из кабины и скрылся в лесу. Он был на поле около часа, но летчик так и не появился. Вместе с председателем сельского совета они позвонили в воинскую часть в Шую, оттуда прибыл караул и взял самолет под охрану (меня в селе не было, я был до вечера в райкоме партии на партхозактиве). Видимо, вечером прилетел еще такой же самолет с двумя летчиками, заправили бензином первый, никому ничего не говоря, сели в кабины и улетели. Об этом можете расспросить Евлампия Сидоровича, моего бригадира. Хотите, он тоже сейчас в школу к вам придет?

— Будем очень признательны, — поблагодарил офицер. Они поднялись из-за стола и, поблагодарив хозяев, вышли на улицу.

Максим сидел за столом, а старшина на подоконнике, когда в класс зашел заведующий клубом и представился, младший лейтенант указал ему место на стуле рядом с собой. С минуту молодой оперативник разглядывал пришедшего: ему было лет 55, узкий с залысиной череп выглядел отталкивающе, а длинный острый нос и бегающие колючие глаза вообще вызывали отвращение; ладони были очень узкими, такими, как у девчонок, не похожими на мужские. Допрашиваемый заметно нервничал, ерзая на стуле. И старался прикрыть рукой черный синяк под левым глазом.

— Когда Вы в последний раз видели Соболеву Нету Валерьевну? — Максим в упор смотрел в глаза Селиванову.

— Дня за три до ее исчезновения, — было видно, как на лысине допрашиваемого выступил пот.

— А откуда Вы точно знаете время, когда она исчезла?

— Утром 9-го июня Владимир Афанасьевич приходил в клуб и сообщил, что учительница бьет тревогу — фельдшер не пришла с ночного вызова, не видел ли я ее сегодня.

— Владимир Афанасьевич — это кто такой?

— Председатель сельского совета.

— Вы сказали, будто видели гражданку Соболеву за три дня до исчезновения, а другие свидетели утверждают, что Вы приставали к ней в этот вечер, пытались затащить ее в орешник. Что можете сообщить по этому поводу?

— Я действительно взял ее за руку, но лишь с той целью, чтобы ее поцеловать, а эти невежи все восприняли по-своему. Побудете здесь у нас — еще не с такими сплетнями столкнетесь.

Оперативник заметил, как глазенки допрашиваемого вновь забегали, было очевидно, что он лжет и выкручивается.

— А скажи, Женя, откуда у тебя такой фингал? Кто тебе его подсветил? — вмешался в разговор молчавший милиционер.

— Так, Тимофей Федорович, ты со шпаной борешься, что они по утрам в лесу околачиваются и на честных граждан нападают, — работник культуры потер пальцем длинный нос.

Старшина спокойно встал с подоконника, вынул из кобуры наган, играя им, подошел к обмершему Селиванову:

— А ты, Евгений Евгеньевич, покажи мне эту шпану, или хоть приметы их опиши, я и займусь ими, — он повертел стволом пистолета у носа заведующего клубом и убрал наган в кобуру.

Максим в этот момент внимательно смотрел в глаза Селиванову (ведь глаза — зеркало души) и все понял: «Без сомнения, женщину-фельдшера убил именно он. Вопрос теперь только в том, где ее искать, где он ее сумел закопать?»

— Ладно, гражданин Селиванов, Вы пока свободны. Подпишите протокол допроса и можете идти, — не успел младший лейтенант встать из-за стола, как сидевший интеллигентик вскочил со стула и выпорхнул за дверь.

— Зря Вы его отпустили, Максим Захарович, ведь очевидно, что это его рук дело, он сейчас нам бы все рассказал, разрешите, я этого субъекта догоню и верну сюда.

— Не стоит, старшина, он сильно чем-то или кем-то напуган и будет только трястись, да еще ему плохо станет. Завтра еще раз к вечеру допросим, а там видно будет.

— Не думаю, что это у Вас получится. Наверняка эта гнида прямо сейчас побежит в район к кому-нибудь из районного комитета партии[1] под крылышко, больше Вы его не увидите.

— Знаешь, Федорыч, не хочется начинать карьеру с допросов с пристрастием, мы сыщики закона, а не палачи. Конечно, если начальник отдела санкционирует, то придется поговорить с ним более жестко, но мне почему-то кажется, завтра все прояснится. Давай немного подождем, хорошо?

— Давайте попробуем.

В этот момент дверь в класс отворилась, и вошел бригадир полеводческой бригады Запалов, он, сняв фуражку, поклонился и сел на предложенное Максимом место. Несколько минут он подробно рассказывал о такой чудесной посадке самолета у них на поле, практически повторив рассказ председателя колхоза. Сотрудники правоохранительных органов, не перебивая, слушали его. Когда он окончил, Максим спросил его:

— Скажите, Евлампий Сидорович, а среди тех летчиков, которые прилетели после обеда, был тот первый пилот, который, по Вашим словам, скрылся в лесу, или нет?

— Нет, тот первый был другой — это я хорошо помню.

— Хорошо, подписывайте и идите, спасибо Вам.

— Вот видите, старшина, не все в этом деле так просто, как кажется, не так как-то ведет себя этот интеллигентик, что-то за этим за всем кроется, нужно ждать завтрашнего дня. Пойду проведаю учительницу, а то она очень боится темноты, — младший лейтенант направился к комнате учительницы, а старшина пошел на улицу покурить.

…Утро 11-го июня выдалось довольно солнечным и теплым. У здания сельсовета скопилось человек пятьдесят, они стояли в ожидании оперативников, щурясь от солнца, и негромко переговаривались. Владимир Афанасьевич представил Максима людям, участкового уполномоченного и так все знали, сразу посыпались вопросы, некоторые довольно едкие:

— Федорычу мы верим, а Вы, молодой человек, приехали, чтоб бумажечки собрать да дело побыстрей закрыть, — съязвила грудастая сорокалетняя баба, видимо, доярка (руки у нее были сильные и немного распухшие).

Все загудели.

— Ладно тебе, Поликарповна, язык у тебя, как бритва, — урезонил ее стоящий рядом с Максимом председатель колхоза.

— А ты нам, Михалыч, рот не затыкай. Только люди в медицину поверили, увидели, что их нормально лечить начали, решили на правлении помещение под медпункт выделить. А фельдшерица какая была: красивая, умная, никого добрым словом не обойдет; скольких людей уже вылечила; вот Иваныч — лесник подтвердит, его сынишку накануне, как пропасть, от верной смерти спасла, — поддержала ее продавщица магазина.

— Да-да, — неслось со всех сторон. — Нашего фельдшера убили, а власти хотят замять это дело, им скандал не выгоден.

Максим поднял вверх руку, прося тишины. Когда все унялись, спокойно спросил:

— Если вы все такие смелые, может, кто-нибудь назовет мне предполагаемого убийцу? Ведь с преступниками должно бороться все общество, а не только НКВД и милиция, или я в чем-то не прав?

Вперед вышел молодой парень в военной гимнастерке без знаков различия в петлицах, видимо, он только что демобилизовался:

— Мы, дроздовские, трусами никогда не были, поэтому можем и указать на одного человека — это заведующий клубом Селиванов. Все знают, что он домогался до фельдшера и похвалялся овладеть ей. Мужики, бабы, правильно я говорю? — все как один подтвердили слова молодого механизатора и стали оглядываться по сторонам, ища в толпе заведующего клубом, но его рядом не оказалось.