Пять президентов - Павел Багряк

– Настоящая? – наконец сказал Таратура.

Миллер презрительно усмехнулся:

– Неужели вы думаете, что ее написал я, сидя за этим письменным столом?

– Понимаю, – сказал Таратура. – Что мне делать, шеф?

– Что хотите, – ответил Миллер. – У меня после обеда отдых.

И он направился к двери.

– Одну минуту, шеф, – остановил его Таратура, – позвольте задать несколько вопросов.

– Попробуйте.

– Почему вы не хотите сами встретиться с Чвизом?

– Если я ему нужен, пусть заходит ко мне. Он знает мой адрес. Тем более, я не привык встречаться с кем бы то ни было так поздно вечером… да еще у какой-то статуи. У вас есть еще вопросы?

– Да. Как вы относитесь к тексту телеграммы?

– Запомните, Таратура, мне нужны документы или по крайней мере точные сведения о том, кто их взял и где они находятся. Остальное меня не интересует. Понятно?

На этот раз, не дожидаясь новых вопросов, Миллер решительно вышел из гостиной. Из соседней комнаты доносился смех Ирен, которая, вероятно, смотрела по телевизору комедию.

Таратура еще раз посмотрел на телеграмму, на почтовые штемпеля, потом подошел к кабинету Миллера и осторожно постучал в дверь.

– Кто там? – услышал он голос Миллера.

– Шеф, мне можно воспользоваться вашим «мерседесом»?

– Нет. Он будет мне нужен. Возьмите машину Ирен.

Таратура терпеть не мог «фольксвагены», но делать было нечего.

Таратура отлично знал сквер, который Чвиз назвал в телеграмме Фриш-парком. Еще в бытность свою инспектором Таратуре довелось выслеживать здесь соучастников убийцы банкира Костена, которые регулярно встречались в кабачке напротив статуи Неповиновения. Правда, он не был в этом парке года два, но изменилось немногое. Только окна кабачка были заколочены досками. Очевидно, хозяин разорился – место было малолюдное – и покинул негостеприимную статую.

Таратуру это обстоятельство вполне устраивало. Вместо того чтобы мерзнуть где-то под кустом и пачкать костюм (хотя он и надел самый старый, но все-таки жалко), он получил великолепный наблюдательный пост.

Оторвать две доски и высадить стекло было делом одной минуты. Таратура очутился в комнате, совершенно пустой, как разграбленные пирамиды фараонов. Найдя в углу стул с отломанной ножкой, Таратура расположился у окна, откуда великолепно было видно статую и освещенный фонарем круг – назначенное Чвизом место встречи.

Было половина одиннадцатого.

Таратура достал из кармана плаща крошечный термос, отлил в стаканчик кофе и еще раз выглянул в окно.

У статуи никого не было.

Ветер раскачивал фонарь, и свет освещал то ноги женщины, то ее грудь, то прятал ее целиком в тень. Казалось, статуя исполняет какой-то медленный и странный танец.

Таратура пожалел эту несчастную обнаженную женщину, символизирующую Неповиновение. Он мысленно обругал скульптора, заставившего ее прозябать в одиночестве на самом краю города.

Кофе приятно разогревал тело, и Таратура подумал, что через час-другой он с наслаждением растянется дома на кровати и забудет все – и Миллера, и этого чудака Чвиза, и даже само Неповиновение. Сны никогда не снились ему.

И вдруг Таратура заметил, как что-то крадется к дому, в котором он находился. Тень скользнула у окна и остановилась…

Таратура замер. Он отчетливо слышал дыхание человека, притаившегося с другой стороны подоконника. Бывший инспектор осторожно поставил на пол стакан с недопитым кофе и на всякий случай потянулся к карману за кастетом.

В окне появилась голова незнакомца. Он заглянул в комнату, но не заметил Таратуру, который буквально прилип к стене в десяти сантиметрах от окна.

Послышалось учащенное дыхание: незнакомец полез в окно. Таратура мгновенно выхватил фонарь, и яркий луч света брызнул тому в лицо. Человек зажмурился и закрыл руками глаза.

– Честер? Это ты? – воскликнул Таратура, узнав журналиста.

– Фу ты, черт! – выругался Честер. – И напугал же ты меня!

– Ты чего здесь делаешь? – спросил Таратура.

– То же самое, что и ты.

– Я пью кофе.

– Превосходное местечко ты выбрал, – улыбнулся Честер.

Таратура взглянул в окно и толкнул журналиста в бок:

– Тише!

В освещенном пятне у статуи появился человек. Он постоял секунду, оглянулся и быстро скрылся за статуей, с той, неосвещенной, стороны.

– Это он, – прошептал Честер.

Таратура привычно перемахнул через подоконник и смело пошел к человеку. Но тот вдруг метнулся в сторону и напрямик, через кусты, бросился из сквера.

– Профессор Чвиз! Куда же вы?! – крикнул Таратура.

Человек, не останавливаясь, довольно ловко перелез через решетчатый забор и вскочил в машину, двигатель которой работал. Когда Таратура, а следом за ним и Честер выбежали на улицу, машина с потушенными фарами уже тронулась с места.

– Профессор Чвиз! Остановитесь! – вновь крикнул Таратура.

– Дурак!.. Быстрей к моей машине! – Честер побежал к микролитражке, которая стояла у самого входа в сквер.

Таратура уже на ходу вскочил к нему в машину.

Они вновь увидели «опель» с погашенными фарами, когда выехали на шоссе, начинавшееся в конце улицы.

– Быстрее! Быстрее! – подгонял Честера Таратура. – Старик просто сошел с ума!

– Дурак! – крикнул Честер. – Это не Чвиз, это человек, укравший документы!

– Что?! – не понял Таратура.

Лицо Честера покрылось капельками пота. Он выжимал из своей микролитражки все возможное, но расстояние между машинами не сокращалось. Более того, «опель» начал постепенно удаляться.

– Уйдет! – Честер выругался.

– Пусти! – крикнул Таратура. – Пусти меня за руль!

Не снижая скорости, по очереди держа баранку и нажимая на акселератор, они поменялись местами, чуть-чуть не свалившись при этом в кювет. Дальним светом Таратура выхватил из тьмы силуэт «опеля», который находился теперь от них в трехстах ярдах.

– Жми, старина! – крикнул Честер не своим голосом. – Там будет перекресток, он может задержаться у него!

«Опель» действительно затормозил у перекрестка. В поперечном направлении плотным потоком шли машины, преградив путь беглецу.

Честер и Таратура почти нагнали «опель», и Таратура уже приоткрыл дверь, чтобы выпрыгнуть, но включился зеленый свет, и «опель» молнией рванулся с места. Погоня продолжалась.

Вдруг сзади раздался пронзительный гудок. Черный «мерседес» – тоже с потушенными фарами – легко обошел их. Вскоре и «мерседес» и «опель» скрылись за поворотом. Под колеса стлалась пустая лента шоссе.