Алмаз Чингиз-хана - Сергей ГОРОДНИКОВ

— А-а, была, не была! — с взмахом руки воскликнул рыжеусый казак, как будто досадных мух, отгоняя от себя мучения неизвестностью. И повторил выражение Федьки Ворона. — Один раз живем!

После этих слов он скинул лишнюю одежду и спрыгнул в озеро. Его не удерживали и не отговаривали. Он проплыл под водой, однако поднырнуть под свод хода внутрь горы не успел. Всё вдруг закачалось, свод перед глазами зашатался, и он живо повернул обратно.

Чаша озера и водная поверхность заволновались от непрерывно усиливающихся сотрясений земли. С просыпающимися страхами не столько за себя, сколько за тех, кто оказались в плену горной пещеры, Атаман и Седой отступили от берега, который будто охватывал приступ лихорадочной дрожи. Они не искали причины такого явления, оба надеялись, что это небольшое землетрясение. Когда вынырнул одноглазый товарищ, Седой кинулся к обрыву, под который тот отчаянно подгребал, с самоотверженным намерением помочь ему выбраться из озера. Но было поздно. Сейчас же водная поверхность начала вздыматься, словно вспучивающееся брюхо невероятного существа, затем разорвалась близ рыжеусого пловца, и из бездны вырвались огонь, дым и камни.

— А-а-а! — в ужасе заорал рыжеусый казак, отчаянно пытаясь вползти по крутому обрыву к протянутой сверху руке, но не удержался на нём, сорвался в закипающую воду.

Вокруг него поднимался столб пара, и нарастающий рев газов быстро поглотил его безумный нечеловеческий вопль.

В стойбище монголов чумазые дети первыми заметили, как к небу за грядой скал и горным хребтом потянулся белесый столб пара, а черные хвосты дыма обвивали этот столб, опережали его в стремлении подняться выше и выше. Плотная волна тряхнула воздух, пронеслась над стойбищем, оставив после себя глухое дальнее урчание. Завыли собаки, забеспокоились другие животные; как перед землетрясением, из нор и щелей в скалах выползали змеи. Женщины, рабы побросали работу, смотрели на невероятно огромный столб пара, который уже достиг облаков, расползался среди них, сам превращаясь в грязное облако. Происходившее не было похожим на обычное землетрясение, тревожило тем, что казалось необъяснимым. Из юрт стали выбираться больные и немощные, а мужчины застыли в нерешительности.

Из своей юрты показался старик, глава рода вождей. Он опирался о плечо мальчика, своего внука, и нехорошее предчувствие горечью сжало его сердце, давно уже приученное быть равнодушным к любым переживаниям. Еще задолго до полудня вернулись воины, отправленные его старшими сыновьями, сообщили ему о поимке Мещерина и о золотой плашке, на которой указывалось на двугорбую гору, как на место тайны Чингисхана. И теперь именно от двугорбой горы донеслась весть о взрыве огромной силы. Тайна сокровищницы стояла за этой вестью.

Глава рода почувствовал невыносимую тяжесть на иссохших плечах. Он был слишком стар, чтобы тешить себя простительными для суетных женщин надеждами. Он понял, что сыновья его никогда не вернутся, что не он их будет встречать там, куда давно уже готовился отбыть, — а они его. И снова горечью, как ледяными пальцами, сжалось почти равнодушное ко всему на свете иссыхающее вместе с телом сердце.

Первые камешки, мелкие посланники взрыва огромной разрушительной силы, начали падать с неба. Женщины встревожено закричали, похватали детей, побежали к ближней пещере для невольников. За ними к укрытиям возле скал заторопились и остальные.

Только старик, глава рода не мог и не хотел бежать. Первый же камешек, летя с неба, разбил седую голову. Крик испуга застрял в горле его растерянного внука, когда он стал оседать к земле, затем повалился на чахлую траву. Внук не знал, что делать. Глаза старика были открыты, еще живы, и по-прежнему нетерпимы к любым проявлениям немужской слабости, хотя и уставились в большую юрту.

Старик лежал в нескольких шагах от своей большой юрты и видел, как из-под неё появилась голова черного коня. Сильный конь напрягся, уперся передними ногами в землю и, будто из ямы, выбрался наружу, поднимая на себе тяжелого грузного всадника. Он сразу узнал во всаднике Бессмертного и не удивился ему, давно устав ожидать этого свидания.

Чингисхан остановил коня рядом ним, с седла холодно объявил последнюю волю:

— Я забираю клятву с твоего рода, старик!

Ему сжало грудь, и он больше не смог вздохнуть.

Глаза его подёрнулись туманом смерти, хотя он видел, как плывет в воздухе всадник на черном коне. Плывёт и поднимается к замкам облаков, и облака те освещены кроваво-красными лучами усталого солнца, которое клонится к горам где-то там, на невидимом ему западе. Бессмертный удалялся на восток, в предвечернюю мглу, унося с собой клятву его рода, и старик больше не жалел о не возвратившихся сыновьях, взрывом сокровищницы разбудивших тень далёкого прошлого. Мрачное прошлое оставляло его род.

7. Выбор Мещерина

Задетые краем завала они высвобождались из него на ощупь, в полной темноте. Приходилось осторожно выбираться из щебня, острых камней, и Настя откашливалась от попавшей в нос и рот мелкой скальной крошки.

Их спасло, что Борис уже прятался от сабли Бату под бронзовой лапой дракона. И при первых же проявлениях страшной мощи подземных взрывов, почти не отдавая себе отчета в собственных действиях, он схватил ее за руку, кинулся под ту же драконью лапу возле похожего на окно проёма, чтобы попытаться найти укрытие под нависающим телом дракона. А стены, потолок сокровищницы мгновенно разъедались черными трещинами, они будто расползающиеся из клубка змеи брали начало под хвостом огромного дракона у противоположной стены пещерного зала и словно гнались за ними, превращая весь потолок в разломы, которые откалывались и рушились, уничтожали пещеру сзади них… Насте даже вспоминать было страшно, что потом началось и продолжалось, как показалось, целую вечность. Едва они с бега ухватились за бронзовую лапу и резко опустились возле неё, пещеру накренило, встряхнуло от чудовищного толчка, который отколол кусок горной скалы, и им повезло, что часть потолка рухнула огромной глыбой на цепи с сундуками. Глыба эта, будто гнилую верёвку, вмиг разорвала древние цепи, заскользила на раздавленных сундуках и звеньях обрывков цепей по полу и под вскрик ужаса прижавшейся к груди Бориса Насти, которой показалось, их сейчас раздавит, упёрлась под головой дракона. Два сундука после скольжения на цепях застряли в оконном проёме, лишив их света дня, а глыба превратилась в надёжную подпорку бронзового тела, создала подобие ниши, которую заваливало со всех сторон. Кусок скалы вместе с ними долго встряхивало и постепенно опускало, так что чудилось, глыба вот-вот расплющит и тело дракона и тех, кто под ним находились. Им повезло, что этого не произошло. Только когда гул стих, а движение скалы вниз прекратилось, Борис отстранил девушку и принялся в сплошной темноте, как слепой, ощупывать завал, который их задел, а потом окружающее пространство. Они оказались с краю заваленной со всех сторон пустоты, и в этой пустоте можно было совершать ограниченные перемещения.

Когда они выбрались от бокового завала в пустоту под глыбой и стряхнули с волос, с одежды скальную крошку, Насте смутно припомнилось, что Мещерин как будто кинулся следом за ними. Быть может, он успел добежать до второй драконьей лапы, смог там укрыться? Оба молчали и прислушались, как если бы и Борис подумал о том же. Возле другой лапы что-то зашуршало, словно там закопошились большие крысы. Потом скатился, тукнул об пол небольшой камень.

— Это он? — с надеждой прошептала Настя.

— Тебе помочь? — вместо ответа ей, негромко спросил Борис.

— Нет, — тусклым глухим голосом отозвался Мещерин.

Борис и девушка почувствовали облегчение: судя по голосу, Мещерин тоже отделался легкими ушибами. В темноте они не видели, но по звукам догадывались, что ему пришлось выползать из-под рухнувшей на груду камней части стены, затем выбираться к ним на четвереньках.

Чтобы привстать, Мещерин ощупью уперся рукой в мелкий щебень. Но щебень сразу провалился под его ладонью в какую-то дыру, и, опрокидываясь на плечо, он ударился локтём обо что-то острое, раздражённо чертыхнулся. Пока вытаскивал руку из дыры, много ниже которой приглушенно журчала речка, послышался частый всплеск падающих в воду камней. Вместе с вынутой рукой в темноту западни проник рассеянный дневной свет, необъяснимо сумеречный, будто снаружи приближался вечер. Скальная крошка и щебёнка, как в воронку, заструились вниз, что расширяло дыру, и света через неё проникало всё больше, он становился насыщеннее, а непрерывные всплески внизу зазвучали отчетливее и звонче.

Пленников западни словно подтолкнул призрак надежды. Все трое разом наклонились, столкнулись лбами над воронкообразной дырой, и увидали, что под ними шумит водоворотом, пенится речка теснины. Борис ее уже видел раньше, когда висел на цепи, но теперь она оказалась гораздо ближе. Обзор через дыру позволял сделать однозначный вывод. Кусок скалы с тайной сокровищницей откололо взрывом огромной силы, и он под собственной тяжестью соскользнул по трещине откола, чтобы обвалиться в теснину. Сначала уперся, как на распорке, в противоположные стены, потом сполз до речки и неустойчиво впился в дно клиновидным заострённым основанием. Клиновидное основание частично перегородило течение, вода внизу поднялась, недовольно бурлила, образуя как раз под ними речной водоворот.