Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю - Василий Песков

С восточной стороны полосы сосенки погнуты, кое-где пообломаны.

— Все закономерно, — объяснил лесник. Это солдаты первой линии. Грудью встречают степной ветер, не дают снегу лететь беспутно. Страдают сосенки в этих схватках. Но, как настоящие солдаты, остаются в строю, все выше и выше тянут свои колючие штуки.

Председатель колхоза Петр Васильевич Чалый по-своему оценил эту борьбу:

— За урожай воюют. Вот, если хотите, цифры. Колхоз «XX партсъезд» в чистом поле этим годом собрал по пятнадцати центнеров пшеницы с гектара, а в полосах — по двадцать три. Есть разница, а?

От государственной полосы, как от гигантского ствола, тянутся в степь веточки колхозных лесных полос. Надо признаться, не везде они хороши. Когда летишь над Доном на самолете, видно: местами от «ствола» совсем не растут «веточки». Забыли, значит, комсомольцы в этих колхозах о своих питомцах, а пора вспомнить.

И еще одну большую работу делают полосы. Заметили, наверное: мелеет речка. Отчего?

Когда-то свели лес. Царь Петр вырубал на корабли, жадные купцы вырубали, мы сами кое-где бездумно руку приложили. Вот теперь и приходится поправлять дело. Лес держит влагу, не дает ей весной убежать бешеными потоками, прячет их под землю, а потом кормит речку подземными водами все лето. Лес не дает воде размывать берега…

Тополя. Они растут очень быстро, но и умирают скорее, чем, скажем, дуб или клен. Лесники недолюбливают тополя. Зато для прогулок не сыщешь лучше аллеи…

— Лес в степи — счастье, — сказал Иван Семенович Шинев. Он возглавлял государственную комиссию, которая принимала лесные полосы: Воронеж — Ростов, Пенза — Каменск.

Комиссия очень довольна. Иван Семенович вырос в лесу, на похвалу прижимистый, его трудно удивить, но и он не сдерживается:

— Молодцы! Хорошо!

Прикидывает комиссия площадь полос. 25 тысяч гектаров! Здорово! Но самую большую радость вызывают не эти гектары. Они планировались. Самое радостное — не остановились на плане. Сажали и теперь продолжают сажать лес: колхозы, лесничества, молодежь выезжает на «лесные воскресники». И вот результат: в государственный фонд зачисляется только по Воронежской области еще 70 тысяч гектаров леса.

С комиссией я проехал вдоль полос сотни километров. Ночевали в тихих лесных избушках. Бело о чем поразмыслить долгими осенними вечерами. Судьба леса — в руках молодых. Сделано много, но это только начало. Брошенных, непригодных земель в европейской части страны почти два миллиона. Чего им пустовать? Лес на них отличный может расти, воронежцы это доказали. А овраги! Остановить их может только лес.

Беда, если забудем и о посаженных лесах. Уже теперь надо начинать борьбу с хищниками, поселившимися на листьях и под корой молодых деревьев. Работа эта по плечу школьникам — побольше птичьих домиков.

Но есть и другой хищник. Этот ходит ночью с топором. Есть уже в полосах его отметки. С этим вредителем ребятам не справиться, и леснику одному не углядеть. Надо побольше глаз и руки покрепче.

Очень понравился комиссии в Коротоякском районе «комсомольский штаб природы». Начальник штаба — молодой лесничий Ваня Корчагин. Его заместитель — сам секретарь райкома Вася Коньков.

У штаба — десяток «наблюдательных пунктов». Наблюдают за лесом, за охотой, за рекой.

Заметили браконьера или шалопая, что палит во что попало, — пожалуйте в штаб для разговора. Одно предупреждение, другое. Не помогает — сдайте ружьецо.

Недавно поймали порубщика. Три березки изничтожил. Судили в штабе комсомольским судом. Мудрое вынесли решение: «Опозорить на весь район через газету. А в наказание чтобы посадил двести молодых березок. Саженцы — за его счет. Из комсомола пока не исключать».

Хороший штаб! Создать такой можно в каждом районе.

Фото автора. Воронеж — Ростов.

 5 октября 1958 г.

На пуговицу…

Серый неприветливый день. По воде плывут жухлые ивовые листья. Перед дальней дорогой тревожно хлопают крыльями птицы в камышах. На реке ни души. Словно метелкой смахнул октябрьский ветер неутомимых удильщиков…

Э, нет, это дилетанты разбежались от дохнувшей холодом воды, а настоящий удильщик верен себе. На крутом бережку, у парома, — рыбак.

Сидит, завернувшись в плащ. У парома скрежещут тормоза машин, груженных свеклой, в воде плавают арбузные корки, плещутся утки, привлеченные подачками пассажиров… У парома ругань и смех, мычание волов. Совсем неподходящее место для ловли.

Подхожу. Шепотом спрашиваю:

— Ну как?

— Так как-то все, — так же тихо отвечает парень.

Я понимающе киваю головой и присаживаюсь рядом.

— На что ловите? — не выдерживаю я.

— Да вот, — рыбак показывает аккуратные, как спичечные коробки, ломтики жмыха.

«Как же он сажает эту приваду на крючок?» — думаю я, но не спрашиваю, чтобы не показать свои скудные познания в мудрой рыболовной науке. Дожидаюсь, когда парень начнет менять насадку… Боже мой, что же это такое! На конце лески совсем нет крючка. Вместо него мотается костяная пуговица. Точь-в-точь такая, как на плаще. Протираю глаза. Пуговица! А чуть выше укреплен схваченный резинкой жмых.

Я не выдерживаю и, забыв о всяком рыболовном этикете, начинаю расспрашивать. Парень улыбается, видимо, довольный произведенным впечатлением.

— Китайский способ. Недавно дружок вернулся из командировки, говорит, в Китае многие так ловят. Я вот вроде вас не верил, а потом: дай попробую. И что бы вы думали, в первый же день приволок домой двух здоровенных сазанов.

В нашем рыболовном деле всяк по-своему с ума сходит. Я вот пристрастился к этому методу. Уж очень забавно все получается. Если есть время, я вам всю теорию этого дела расскажу.

Представьте себе голодного сазана. Рыщет он по илистому дну и вдруг — жмых. Ай да лакомая добыча! Забыв обо всем на свете, сазан начинает сосать. А дальше… Случалось вам летом где-нибудь на крылечке тянуть из стакана пахучий чай? Вы разомлели от удовольствия, и вдруг — муха. Садится, проклятая, то на нос, то на щеку, вы отмахиваетесь и наконец прихлопываете ее. Очень похоже ведет себя и сазан. Мотается по течению на поводке пуговица, надоедливо бьет по жабрам, нарушает сладкий обед. Вертится сазан, отпихивает пуговицу и наконец, разозлившись, хватает ее ртом. Пуговица — вещь не съедобная. Это сазан определяет сразу. Выбрасывает. Но выбрасывает не изо рта, а пропускает через жабры, как всякий несъедобный мусор. Понимаете?

Сам на кукан садится. А над водой поплавковая сигнализация. Сразу видишь, когда он, сазан, обедает и когда проделывает операцию с пуговицей. Тут уж надо не зевать, на берег его, голубчика.

Я бы сразу поверил в эту теорию, если бы на кукане сидело хоть одно вещественное доказательство, но кукан по-прежнему был пуст.

Рыбак тоже почувствовал, что теория без практики мертва.

— Возвращаться-то скоро будете? Загляните, может, захотят еще сазаны пообедать.

Часа через два я снова спустился к парому. По-прежнему скрежетали машины, на чем свет стоит ругал какого-то шофера паромщик. Рыбак тоже сидел на своем месте.

— Идите сюда, — махнул он рукой. — Вот он!

Килограмма четыре будет, не меньше. А один сошел. Раза в два больше, пуговицу оторвал. Придется еще одну от плаща отпороть…

Хотелось посидеть с этим парнем, но, взглянув на переправу, я увидел, что все готово к отплытию.

…С другого берега я увидел, как парень в плаще метнулся к воде. Быстро-быстро заработал руками. И вот уже любопытные пассажиры окружили рыбака, разглядывают вторую рыбину. Я пожалел, что не спросил парня: можно ли другую какую-нибудь рыбу заманить на пуговицу или только глупый сазан никак не догадается выбрасывать пуговицу изо рта.

Киллограмма четыре будет. Не меньше.

Фото автора. Воронежская область.

 19 октября 1958 г.

Династия Михедов

Мы с Ниной первый раз на заводе. Я — по службе, Нина определяется на работу, ей разрешили осмотреть производство.

День утомительной ходьбы. Шутка ли, подняться по сотне лестниц, пройтись по огромным корпусам, мимо башен и баков высотой с пожарную вышку! Велик завод. Блуждаем по этому царству большой химии, как два муравья, попавшие в ящик телевизора. Зато сколько нового узнаем! Вечером, усталые, вооружившись куском мела, устроили друг другу шутливый экзамен. Сидим возле большого поваленного бака.

Нина еще не разучилась строчить формулы. На темном железе бака они получаются четкими, как на школьной доске. Каучук из спирта!

Огромный сложный и тонкий процесс. Нина умещает его в двух ветвистых строчках.