Своя гавань - Елена Горелик

— Слава Богу, что ты не король, — огрызнулся Джеймс.

— Да, это действительно к лучшему, ты прав. Но ведь и король может думать так же. Посмотри правде в лицо, штурман. Кто бы ни была твоя жена, если король захочет затащить её в свою постель, ты не в силах будешь этому помешать.

— Зато я буду очень стараться пролететь мимо королевской постели, — мрачно проговорила Галка. — И не только потому, что верная жена. Просто… я не стану спать с мужчиной, которого не люблю, хоть стреляйте.

— Ну, а если тебя припрут к стенке и скажут — либо постель, либо прощай свободный Сен-Доменг?

— Знаешь, что, шевалье, а не заткнул бы ты пасть? Без тебя тошно, — фыркнул Жером.

— Такова жизнь, приятель, — лучезарно улыбнулся Граммон. — От неё никуда не деться.

— Жизнь такова, какой мы сами её делаем, — хмуро произнёс Джеймс. — Что до меня, то я не смирюсь, если король посмеет…

— Ну, и что ты сделаешь? Вызовешь его на поединок? Нацарапаешь жалобу в суд? — издевательским тоном спросил Граммон. — Не смеши меня. Если кто и сможет что-то с этим что-то поделать, то только сама Алина. Но для этого ей потребуется стать чем-то большим, чем змея подколодная обыкновенная.

— Твой совет? — голос Галки звенел сталью.

— Мой совет — оставайся такой, какая ты сейчас. Будь Стальным Клинком. Не стелись перед ним ни при каких обстоятельствах. Мало кто из мужиков не испугается такой дамы. Вот я бы не испугался. Но король к такому не привык, можешь мне поверить.

Галка скептически хмыкнула. Беседу они на всякий случай вели по-английски, дабы приставленная к ним прислуга хотя бы по первому времени не могла исполнять и другие свои обязанности — доносить по инстанции о разговорах гостей… Белые стены комнаты, которую пираты облюбовали в качестве столовой, были щедро украшены позолотой. На потолке — роспись, какой-то сюжет из римской мифологии. Массивные позолоченные канделябры в пять свечей каждый казались волшебными светильниками: позолота совершенно фантастическим образом отражала их свет, и гостям казалось, будто они попали в сказку. А за окнами чернела совсем не сказочная ночь.

— Ладно, — сказала Галка, подытоживая совещание. — Давайте на боковую, братва. Завтра всё обсудим на свежую голову. Может, чего дельного и придумаем.

— Эли, — голос Джеймс дрожал. — Эли, я действительно не смирюсь, если ты… если он посмеет… Я совершу что-то ужасное.

— Вот за это я и люблю тебя, Джек…

5

Платье. Светло серый, жемчужного оттенка шёлк, серебряная вышивка, драгоценные камни, отделочный шнур из серебряных и золотых нитей… Галке тут же припомнилась её Сан-Хуанская авантюра, боль в рёбрах и натёртая поясница.

— Его величество желает, чтобы вы явились на приём в этом платье, мадам.

— Его величество знает, что я одеваюсь по иной моде, барон. И вообще, с каких это пор вы вдруг сделались гардеробмейстером?

— Я передал вам платье и пожелание его величества непременно видеть вас в нём, — сурово проговорил де Бретейль. — Думаю, не стоит говорить, чем может быть чреват отказ.

— Этот вопрос мы с его величеством уж как-нибудь утрясём, — Галка улыбнулась одними губами — взгляд же был холоден и колюч.

Третью неделю они гостили в Версале. И третью неделю изо дня в день повторялось одно и то же. Прогулки по парку, представления министрам, вельможам, иностранным дипломатам — шведам и посланникам мелких германских князей. Беседы на самые разные, но по-прежнему далёкие от политики темы. Правда, от выезда на охоту Галке удалось отвертеться, сославшись на недомогание. На самом деле она не хотела позориться: отношения с лошадьми у неё как-то не сложились, и она попросту не желала вывалиться из седла посреди толпы злоязычных придворных. Если поначалу пиратка вызывала у них интерес и любопытство, то теперь, когда её ежедневно приглашали на беседы с королём, появились досада и ревность. Королю понравилось стрелять дичь из подаренного ею ружья новейшей конструкции. В покоях короля портили ковры и мебель кот и кошка редкостной ванской породы — белоснежные, один глаз зелёный, другой голубой. Галка нашла штук пять таких кошек во дворце алжирского бея и преподнесла парочку его величеству в подарок. Король передал военному министру де Лувуа великолепные карты всего побережья Франции и сопредельных стран — ещё один весьма ценный подарок заморских гостей. Не говоря уже об изящных восточных вещицах из Алжира, украсивших кабинет его величества. Внимание короля к «этой разбойнице» начинало раздражать его окружение. Галка, как и большинство пиратских капитанов, была эмпатом средних способностей, и чувствовала их неприязнь всей кожей: будто выкупалась в грязной воде. И это вовсе не добавляло ей оптимизма…

…Удивление короля длилось всего несколько мгновений. Ещё никто даже не пытался игнорировать его пожелания. А эта дама вопреки всему снова явилась в мужском платье. Надо признать, на ней оно смотрится неплохо, но всё-таки приличия следует соблюдать. Если вы дама, извольте носить приличествующее даме.

— Мадам, — недовольство короля проявилось холодными нотками в его голосе. — С вашей стороны не слишком вежливо отказываться от моих подарков.

— Увы, ваше величество, я не ношу юбок и ненавижу корсеты, — улыбка Галки выглядела жёсткой, несмотря на более-менее любезный тон. — Да и не к лицу они генералу, согласитесь.

— Но это был мой подарок вам лично, мадам.

— Я ценю ваше внимание, ваше величество, но пересилить себя не могу.

— Ваша авантюра в Сан-Хуане, стало быть, стоила столь невозможной жертвы?

— Если бы я заранее знала, что это за пытка, придумала бы что-нибудь другое.

Мало кто назвал бы Людовика Четырнадцатого покладистым человеком. Пережив Фронду, повидав и возненавидев восставший Париж, имея наставником такого неоднозначного человека как кардинал Мазарини, он научился лишь одному: всё и вся должно жить, дышать, работать для него. Для короля Франции. Любое его желание исполнялось если не тотчас, то в течение небольшого времени. Любой придворный почитал за великое счастье угодить своему королю. Любая дама готова была услужить ему по-своему. А здесь… Здесь всесильный король великой страны наткнулся на несусветное упрямство вест-индской разбойницы, и ничего не мог с этим поделать. Если поступить с ней так, как подсказывала уязвлённая гордость монарха, то у Франции сразу начнутся большие проблемы. Пираты, понятно, вряд ли удержат Сен-Доменг, если мощнейшая держава Европы выступит против них всей своей силой. Но чего это будет стоить? Многомиллионных расходов, потери в кораблях, вооружении и живой силе. Но даже если Франция не нападёт на Сен-Доменг, то в случае насильственной смерти своего генерала Сен-Доменг вполне может напасть на французские гавани. Алжирская операция наглядно продемонстрировала всей Европе, что в подобном случае удалённость пиратской республики от её берегов не является гарантией безопасности… Впрочем, Людовик Четырнадцатый слыл ещё как человек, умевший дожидаться своего часа. И, несмотря на всё своё упрямство, эта дама ему понравилась. Не так, как мадемуазель де Лавальер — своей нежностью и неподдельной, хоть и слезливой любовью. Не так, как блистательная Атенаис де Монтеспан — своей властностью и великолепием. А именно своей необычностью и этим непроходимым упрямством. Не желает принимать королевский подарок! Не желает носить придворные платья, стоимость каждого из которых порой превышала цену небольшого поместья! Вместо прогулки с ним, королём, предпочла беседу со встреченным по чистой случайности месье де Вобаном! И он, король, вынужден был битый час дожидаться, пока эти двое наконец обсудят достоинства и недостатки форта Марселя с учётом возможностей новейшей артиллерии. Словом, тогда-то его величество и повёл себя как глупый влюблённый. Мало того, что терпеливо дожидался, пока дама изволит спровадить месье де Вобана. Он ещё ни единым словом не упрекнул её. Именно после этой прогулки и последовало распоряжение подарить ей великолепное платье. Такой прозрачный намёк! А она… она!..

— Будьте любезны, — король немного резковатым для монарха жестом пригласил пиратку присесть.

Мрамор в тени аккуратно подстриженного розового куста холодил Галке ноги даже через штаны. Это не карибский климат, здесь подобные посиделки вполне могли закончиться простудой. Но мадам генерал даже обрадовалась. Ей это так напомнило родину! Никакой удушающей влажной жары, никаких москитов… Король едва заметно приподнял бровь: чему она улыбается? Разговор-то наверняка будет неприятным.

— Мадам, нам стоит поговорить более откровенно, — произнёс он, присаживаясь рядом. Солнце, пробиваясь сквозь листву, расчертило шёлк его камзола причудливым узором, отчего тот стал похож на виденный Галкой в Алжире прекрасный ковёр. Голубое по синему, золотое по голубому.