Я Боюсь… - Екатерина Шпиллер

Избавления нет. Нет избавления.

Впрочем, нет, это не вы. Это я о себе. А вы, к вашему счастью, понятия не имеете, что такое ад. Даже если думаете, что пережили в жизни многое. Вы ошибаетесь. Самого страшного вы не испытывали. Оно длится десятки лет. И не дай вам бог…

Старый добрый друг из «реала»:

После всего того, что ты стала писать и пишешь, я поняла, почему ты тогда, давно, регулярно пропадала на некоторые промежутки времени. И дозвониться-достучаться до тебя было нельзя. Я раньше не понимала. С одной стороны, я прекрасно чувствовала, что ты любишь друзей и отношения с ними рвать не хочешь, а с другой стороны, вроде бы прячешься. Даже не отстраняешься, а именно прячешься. Теперь понимаю.

Я:

Да, мой дорогой дружочек… Боюсь, что многие на меня обиделись. Но я ничего не могла с этим поделать…

Новый друг Т.:

Я в 8 лет случайно услышала то, что не предназначалось для моих ушей. Взрослый разговор о том, что после сигнала воздушной тревоги у нас будет всего 14 минут, чтобы попытаться укрыться. Что такое ядерное оружие, нам уже доступно объяснили в школе, на уроках ГО. И началось… Обычно заснуть-то мне удавалось. Но я постоянно просыпалась в холодном поту (снились кошмары, в которых я не успевала в убежище), а после них – какой сон? Если буду спать, то не успею достаточно быстро проснуться, чтобы добежать до метро. Так и лежала, в полной боевой готовности, пока радио не начинало работать.

До этого я просто боялась темноты (мало ли что из нее выползет и придушит…), но про это говорить взрослым зареклась раз и навсегда. Меня решили «вылечить», наглядно показав, что темнота – безопасна. Выключили свет и заперли дверь до утра. Как я в ту ночь заикой не стала, не знаю. Но «вылечилась» и больше никогда на страхи не жаловалась. С войной еще добавилось суеверие, свойственное детям: пока молчишь ничего не случится. А к старшим классам – стыд: взрослая девица по ночам, как овечий хвостик дрожит, прислушиваясь, не завоют ли сирены. Куда это годится?

Вообще-то этот «страх бомбы» очень характерен для детей 60-80-х. Много я встречала выучивших брошюру «Это должен знать каждый» наизусть, от корки до корки. Одна знакомая, например, перепугалась, узнав, что ее родной Челябинск входит в список городов, подлежащих уничтожению в первую очередь.

Я:

Слава богу, что это прошло и не покалечило тебя. А у меня страх войны был только в младшей школе. Потом его заменили совсем другие страхи…

Новый друг М:

Так хочется тебя обнять и пожалеть, как маленькую девочку.

Жаль, что этого недостаточно.

Врач нужен, но не тот, который тебе вбивает: «Избавления нет. Нет избавления».

Выход есть всегда. Поверь мне. После смерти мужа у меня начались панические атаки: летать боюсь, за дитё боюсь, нырять перестала.

Легче стало после того, как завела собаку и друга заботливого.

Держись!

Я:

Любимые и любящие рядом – это спасение! Потому что они понимают и помогают. А вот когда мечешься в одиночестве – страшно…

Новый друг С:

Ох, Катя! Мне проще было к врачу сходить и ему все рассказать – о страхах, мучениях. Он со мной возился, а мама и не знала ничего. Ну, а чего от нее было ждать? Презрительного «неврастеничка!» и тому подобное…

Неужели, думаю, у кого-то и правда такой опыт был, чтоб не бояться родителей расстроить, даже обидеть и не нести ответственности за их состояние? Сейчас главное – детей своих от этого оградить, ведь оно передается подсознательно!

Т:

У меня этого страха почти не было. Страх побоев был сильнее того, что мама расстроится.

С:

Кто б сомневался. Чем нас били, то нас и пугало больше всего. Тебя – побои, а меня – обвинения мамы, что я ее убиваю. Всем своим существованием убиваю. Чего-то ей не даю, а чего – мне было тогда не понять, и, наверное, у меня этого и не было.

Сейчас понимаю, чего ей надо было – чтоб я ей мамой стала, а не смогла – виновна! Приговор окончательный.

Я:

И меня били обвинениями, что я убиваю. Что расстраиваю. Не даю жить спокойно. Из-за меня сердце болит. Голова болит. Работать мешаю. Вместо того чтобы радовать мамочку, огорчаю ее своими проблемами. А страхи мои – дурь и чушь. Потому что голова фигней забита. Вместо того, чтобы…

Новый друг Ф.:

О, как знакомо. Я, наверное, была о-очень смелой девочкой, если в 8 лет набралась решимости и обратилась к маман с тем, что всего боюсь, вот вообще всего боюсь. Она меня круто отшила. больше я ее не беспокоила.

Сука! Просто сука!.

Я:

Да уж… Отшить ребенка – это правильно. Так делают все «святые» матери. И нимб над их головами начинает светиться еще ярче.

С:

Мне иногда кажется, самое страшное тут, что в таких случаях дети даже не в состоянии до конца осознать всю степень нанесенного им ущерба, разрушения личности! Ведь всю жизнь главной задачей было – не беспокоить, не отсвечивать, делать довольное лицо, чтоб не тревожить мамочку… Некоторые так и умирают – молча, со счастливым лицом, больше всего страдая, что все-таки побеспокоили…

Мне нравится читать Ольгу Писарик, она так хорошо пишет о воспитании детей. Последняя статья была про позицию матери – «заботливая альфа». Это любящая мать, которая руководит ребенком и несет ответственность за него. А в конце приводится пример такой вот «альфы», только не заботливой, а требующей всего для себя (и заботы о ней, и ответственности за нее), называется «булли». Она любой недостаток, любую слабость детеныша воспринимает как возможность возвыситься над ним (вцепиться в горло). Мне это хорошо знакомо: «А, да ты ничтожество!» – с таким характерным мстительно-торжествующим, презрительным видом… Мне кажется, даже это их огорчение – просто замаскированное сладострастное смакование своего превосходства!

«Как только заботливая альфа видит нужду (ребенка. – К.Ш.), она инстинктивно стремится помочь, защитить, накормить, обогреть. Как только булли видит нужду, она инстинктивно чувствует порыв доказать свое превосходство, воспользовавшись слабостью другого».

Новый друг З:

У меня тоже все болит. И дергается. И еще я плачу.

Страх ли? Я думаю: вот останусь одна и не смогу себя прокормить. Как я буду без дома и еды? Одна.

Что такое ад, знают очень и очень многие.

Ф:

Как действительно важно для ребенка знать, что его защитят – и от дворовых придурков, и от хамов в метро, и от других идиотов. Сначала защитят, потом уже будут разбираться, что там произошло. Но в любом случае – дом ребенка должен быть душевной крепостью, где все – на его стороне.

Я:

Да, болезненный страх возникает тогда, когда ребенок не видит защиты в родителях, и уж тем более тогда, когда родители сами являются источником страха. Конечно, бывают личности, которые и это преодолевают, правда, неизвестно, какой ценой… Но тот, кто не смог преодолеть, непременно заболевает и мучается потом долго, иногда всю жизнь. Если только эта жизнь не получается весьма короткой…

И еще один интересный разговор получился у меня в блоге. По поводу бесконечного терпения и, как выяснилось, не только моего. Бесконечное терпение – отнюдь не хорошее качество, это то, что ужасно мешает жить и делает порой существование невыносимым. Но именно терпение старательно прививали таким, как мы – испуганным и закомплексованным. Страх, ощущение собственного ничтожества и умение бесконечно терпеть – такого «идеального» человека лепили и лепят многие родители из своих детей, делая их несчастными, но весьма «удобными в употреблении».

ТЕРПЕЛКА НИКАК НЕ ЛОМАЕТСЯ

«Терпи!» – именно так я говорю себе всю жизнь. Меня так воспитали. С самого раннего детства на жалобы, что мне неудобно, что-то колет, режет или побаливает, я слышала совет – когда сочувственный, когда раздраженный – «потерпеть». Жмет обувь и ноги болят – потерпи, колючий неудобный свитер – потерпи, хочется пить – терпи…

Годам к десяти я уже точно знала, что нужно всегда терпеть и не жаловаться. Я перестала жаловаться и научилась терпеть. Терпеть любое неудобство, любую боль и даже не думать о том, что можно и нужно сделать так, чтобы перестало быть неудобно или перестало болеть.