Паутина противостояния - Вадим Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джинсы плотно облегают ладные длинные ножки, сквозь тонкую ткань белой сорочки просвечивает игривый белый лифчик, чашечки которого лишь поддерживают полную грудь, не скрывают, а выставляют напоказ. Верхние пуговицы сорочки расстегнуты, видна ложбинка…
Еще глоток виски.
Тео вспомнил брата, развлекающегося с Лаей. Там кресло, здесь диван.
«Интересно, Катарина побывала на встрече с Яргой? Стала податливой?»
В голове зашумело. То ли от виски, то ли от предвкушения.
То ли от мыслей об изменившихся друзьях.
— Мы будем напарниками.
— Только до тех пор, пока ты будешь исполнять мои приказы.
Высокомерный ответ лишь усилил желание.
— Не забывай, что в следующем бою мне придется прикрывать тебя.
— Сверху или снизу?
«Она заигрывает?»
Еще глоток, и сразу за ним — следующий.
— А как тебе нравится?
— Мне нравится видеть тебя на цепи в будке, тварь ночная, — грубо отрезала Катарина.
— Не забывайся, сучка.
— А то что? — с вызовом поинтересовалась девушка.
— А то я разозлюсь.
— Да ты уже разозлился, кровосос. — Указательный палец описал круг на уровне пояса масана. — Аж штаны оттопырились.
— Не доводи меня.
— Вали отсюда. — Катарина раскрыла книгу. — Надоел.
Бутылка, как ни странно, опустела. Всего-то несколько глотков…
— Думаешь, я ничего тебе не сделаю?
— Не рискнешь.
— В тебе нет магической энергии, а я…
— А ты трус, кровосос. Запомни это.
— Сука!
Потом, по прошествии времени, Тео признавался себе, что погорячился. Сложилось всё: увиденная в комнате Эрика оргия, дурное настроение, высокомерное поведение Катарины, виски… все сложилось, и он не сдержался.
Бросился на девчонку, однако та была готова и успела выставить ногу, не ударила — оттолкнула масана и ловко перескочила через диван. Взвизгнула:
— Ты что творишь, кретин?
Швырнула книгу.
Но Луминар уже ничего не слышал.
Еще один прыжок. Пропущенный удар в челюсть. Крепкий, но недостаточно сильный, чтобы остановить. Короткий женский крик, и вот они катаются по полу.
— Уйди! Уйди!
Тео оказывается сверху, бьет Катарину в лицо, затем еще раз, заставляя замолчать, грубо переворачивает на живот, чуть приподнимает и стаскивает джинсы. У нее во рту полно крови, в голове шумит, она может только стонать:
— Не смей, тварь! Я отомщу!
И получает крепкую затрещину.
Джинсы увязли в коленках, трусики порваны.
— Чистить обувь? — бормочет Луминар, торопливо расстегивая брюки. — Я тебе покажу, сука, чистить обувь…
Однако ярости в нем уже нет, только вожделение. Ненависть уступила место похоти, он видит не наглую сучку, а красивую девчонку, которая через несколько мгновений станет его. Пусть и не по своей воле, но…
— Тебе понравится, сучка, тебе понравится.
И мнет жертве ягодицы. Пальцы-разведчики привычно готовят место для вторжения.
— Я тебя убью!
Однако сил сопротивляться у нее уже нет.
— Посмотрим!
Тео приподнимается… и получает оглушающий удар в голову. Тяжеленный, словно кузнечным молотом шарахнули.
Тем не менее Луминар сумел собраться. Слетел с девки, однако не брякнулся мешком, сгруппировался, откатился в сторону, вскочил на ноги, молниеносно натянув штаны, а еще через пару секунд, когда перед глазами перестали расплываться разноцветные круги, увидел Схинки.
— Решил сыграть героя?
Схинки набычился.
— Прекрати.
— А то что?
Угрожать, стоя с расстегнутыми штанами, непросто, но у Тео получилась весьма жесткая фраза. Правда, впечатления она не произвела.
— Налево посмотри.
Посмотреть? Ладно, посмотрю. Лишняя секунда отдыха не помешает, нужно отойти от страшного удара. Луминар послушно повернул голову и выругался: в нескольких ярдах от него замерли два голема. Не уборщики — охранники, с оружием наизготовку.
— Между своими только по обоюдному согласию, — громко произнес Схинки. — Все понятно?
— Пошел ты…
— Я спрашиваю: все понятно?
Големы сделали по шагу вперед. Стволы автоматов пялятся прямо в глаза. Морды тупые, кукольные, исполнят приказ, не задумываясь.
— Да, — хмуро ответил Тео. — Я все понял.
— Иди к себе.
Наилучший выход из ситуации.
Масан криво усмехнулся, кивнул Катарине: увидимся, повернулся и, слегка пошатываясь, побрел из гостиной, на ходу приводя в порядок одежду.
А Схинки наклонился к дрожащей девушке, помог ей натянуть джинсы и усадил в кресло.
— Выпьешь.
— Нет.
— Я не спрашиваю. Я приказываю. — Сходил к бару и принес девушке полстакана неразбавленного джина. — Пей.
Обожгло. Пробило рыдания, притушило боль, расслабило.
— Спасибо. — Катарина, не обращая внимания на текущие из глаз слезы, крепко сжала опустевший стакан. — Спасибо.
Но взгляд не поднимает, стыдится.
— В масанах сильна животная составляющая, но держать в узде их вполне реально, — мягко произнес Схинки, задумчиво глядя на девушку.
— Зачем ты это говоришь?
— Больше он к тебе не полезет. Но если ты расплатишься с ним за пережитое унижение, то будешь крепко наказана. Мстить своим можно только с личного разрешения господина. — Следующая фраза прозвучала хлестко: — Это понятно?
Кто это сказал: Схинки или Ярга? Катарина еще ниже опустила голову:
— Да, понятно.
— Хорошо. — И снова предельная мягкость. Схинки гениально играл голосом, менял интонации, как перчатки, складывалось впечатление, что звукам необязательно собираться в слова — и так ясно, что он хочет донести до собеседника.
Катарина поставила стакан на журнальный столик и тыльной стороной ладони той же, правой руки вытерла слезы.
— Здесь не так весело, как я надеялась. Не команда единомышленников, а сброд.
— Недостатки случайного формирования боевых групп, — объяснил Схинки. — Но ты не волнуйся, как показывает опыт, с первого серьезного задания возвращаются далеко не все. И мы переформировываем команды уже не случайным образом, а продуманно.
— Это намек?
Схинки проигнорировал слабую попытку пошутить.
— И еще ты должна понять, что господин заинтересован в сильных помощниках.
— Сильных? Наверное… — Катарина вздохнула. — Тео сломал мне руку.
— Правда? — Схинки бережно ощупал левое предплечье девушки, после чего кивнул: — Два дня.
— Вы еще не наняли эрлийцев? — Вновь попытка шутить. На этот раз — удачная.
— Всему свое время, — рассмеялся Схинки. — Господин работает над этим. — Он поудобнее устроился на диване, извлек из сумки сигарету и щелкнул зажигалкой. — Рано или поздно на нас будут работать и эрлийцы, и шасы, и все остальные жители Тайного Города. Будут.
— Не сомневаюсь, — лояльно протянула девушка. А чуть погодя, продолжая поглаживать поврежденную руку, поинтересовалась: — Ты куришь при Ярге?
— Почему ты спросила?
— Просто интересно.
Однако в голосе Катарины слышалось другое: «Ответь правду, и я скажу, почему задала вопрос».
— А-а… — Схинки с наслаждением затянулся ароматной сигаретой. — Иногда.
— Он тебе позволяет?
— Я его любимец, у меня есть привилегии.
— А если я стану любимицей, он позволит мне убить Тео?
Глаза Катарины стали холодными-холодными. Как будто в них загулял «дым ледяных вершин» четвертого уровня. Глаза Катарины говорили, что она не забудет и не простит. Никогда. Глаза Катарины говорили, что она готова стать воином, готова научиться убивать ради мести.
«Она еще не пускала кровь, а должна. В нашей команде иначе нельзя, — сказал о девушке Ярга. — Противостояние с Тео заставит Катарину сделать выбор. Или она убьет, или умрет».
— Позволит?
Глаза требовали только положительного ответа. Любой другой Катарина воспримет как личное оскорбление. Схинки улыбнулся:
— Твердо решила?
— Ты назвал произошедшее унижением и не ошибся. Тео заплатит.
— Англичане говорят, что месть — это блюдо, которое следует подавать в холодном виде.
— Как видишь, я готова ждать. — Девушка скривила губы. — К тому же у меня небольшая проблема с рукой.
— Есть время все обдумать.
— Я сказала, что решила.
— В таком случае, тебе действительно следует стать любимицей господина.
— Как?
— Доказать преданность. — Схинки поднялся. — Но из-за руки ты не сможешь участвовать в следующей акции. А Тео — сможет и наберет очки.
— И Ярга отдаст меня ему?
— Только в том случае, если ты окажешься предателем. — Схинки склонился к девушке. — Я ведь сказал, что между своими подобные вещи происходят строго по взаимному согласию.
* * *— Какие любопытные нравы царят в окружении Ярги…
— Ну, масаны никогда не были цивилизованы в достаточной мере. — Схинки почесал за ухом. — Вам ли не знать, комиссар?