Империя крови - Ричард Кнаак

Она взяла поводья лошади Бастиана.

— Но клянусь, я еще увижу голову мятежника на конце своего копья!

— Прекрасная картина, — сурово усмехнулся Голгрин.

Мариция уже тронулась в путь, но обернулась:

— Благодарю тебя, Великий Лорд, я в долгу перед тобой. Если пожелаешь, предоставлю надежный эскорт, чтобы ты мог в безопасности отправиться на север...

Усмешка Голгрина стала зловещей:

— Он не был нужен мне раньше, не понадобится и теперь...

— Тогда удачного путешествия, Великий Лорд, — кивнула Мариция. — Спасибо за достойные похороны брата.

— Что должно быть сделано — сделай. — Голгрин, не прощаясь, повернул коня и понесся прочь.

Мариция уже забыла о людоедах — она во весь дух скакала к Ардноранти, с каждой минутой все сильней желая отомстить за смерть Бастиана. Запах крови Фароса щекотал ее ноздри.

— Я выслежу тебя, негодяй, — выплюнула она. — Загоню и забью, как последнего шакала...

Фыркнувшая вторая лошадь напомнила Мариции о Голгрине — он рисковал жизнью, чтобы доставить новости ей лично. Хоть минотавры и людоеды не доверяли друг другу, она была ему благодарна...

«Даже у людоедов, — подумала Мариция, — больше чести, чем у Фароса Эс-Келина».

Демоны в ночи

Фарос торопил сподвижников с отправлением в путь как мог, — предводитель почти не спал, стараясь везде поспеть. Если командир и раньше казался мятежникам неведомым существом, то после чудесного появления из Храма о нем уже открыто говорили и бросали испуганные взгляды.

Огромный столб пыли, поднявшийся в воздух, возвестил начало похода; с каждым днем в пустыне усиливались сухие ветры. Фарос ехал во главе отряда, тревожно посматривая по сторонам, но колонна продвигалась без помех. Путь на северо-восток был труден, но большинство мятежников давно уже превратились в опытных охотников и следопытов. Тропы этих недружелюбных земель были им знакомы, поэтому немного минотавров отстало или заболело.

Вскоре пустыня сменилась лесами восточного Керна, и мятежники усилили бдительность. Море было уже рядом, но там в любой момент могли появиться патрули империи. Часто у берегов показывались и людоедские суда. Последняя мысль особенно нравилась Фаросу — нанести по мучителям хотя бы один, заключительный удар.

Когда отряд достиг прибрежных холмов, Фарос выслал разведчиков и, несмотря на протесты, сам возглавил команду из двадцати всадников. Недалеко, как он помнил, была прежняя стоянка мятежников Джубала. Наверняка капитан Ботанос — если он еще жив — оставил там некий знак или сообщение. Вечером того же дня Фарос отправил гонца к основному отряду с сообщением, что дорога свободна. Разведчики разбили лагерь у берега, наслаждаясь близостью воды и шумом волн. Кровавое море разбудило тоску даже у Фароса, который не ожидал от себя подобной ностальгии.

К ночи над морем заклубился белесый туман. Разведчики придвинулись друг к другу, выставив часовых вокруг стоянки. Под тихий плеск волн большинство немедленно уснуло. Одному Фаросу не спалось. Он лежал с закрытыми глазами, пробуя представить опасности, поджидающие впереди. Но все казалось таким неясным. Минотавр попытался успокоить себя как раньше — вспомнить дом, веселые минуты юности, но эти мысли оборачивались кошмаром, а мирные пейзажи вспыхивали пламенем и краснели от крови.

Шум моря постепенно убаюкивал, со всех сторон уже храпели товарищи, когда Фарос неожиданно услышал подозрительный шепот. Слова невозможно было разобрать, но интонация была настойчивой.

Сев, Фарос огляделся по сторонам — все минотавры, кроме часовых, давно спали. Стоянка выглядела совершенно мирной. Шепот больше не повторялся. Решив, что ему почудилось, предводитель мятежников вновь откинулся на спину.

В небе загорались яркие звезды, образуя причудливые узоры — черепах или роз... А вот сквозь туман показалось лицо... Нет, не лицо, а корона под капюшоном и черные впадины глаз...

Глаза внезапно уставились на него, и Фарос не смог отвести взгляд. Его словно начало притягивать к звездам, черные впадины затягивали, поглощали...

С диким криком Фарос разрушил наваждение, выхватив меч из ножен.

Мягкая земля вокруг лагеря взорвалась фонтанами — разверзлись глубокие ямы. Из них показались массивные фигуры в панцирях, вооруженные странными кривыми клинками, похожими на косы, но более изогнутыми и утыканными острыми крюками, и колючими трезубцами.

Закутанные в туман фигуры, напоминающие гигантских ракообразных, поднимались во весь рост, становясь выше минотавров. Головы, спрятанные в толстые панцири темно-красного цвета, были почти не видны, зато глаза покачивались высоко на длинных ножках. Булькающее дыхание доносилось до Фароса, когда ужасные твари приближались к пораженным мятежникам на четырех рачьих конечностях.

Один минотавр от удивления даже не сообразил достать секиру, другой склонил голову и начал бормотать молитвы. Остальные замерли — не каждый день оживают детские кошмары.

Магори...

Отец Фароса бился с этим ужасом глубин, как и множество минотавров в те годы. Монстры явились в период, названный другими расами Летом Хаоса, или Войной Хаоса. Ребенком Фарос по вечерам слушал рассказы об ужасной резне, произошедшей, когда бесчисленные полчища ракообразных выбрались из моря на земли минотавров. Твари не щадили никого, не брали пленных — им доставлял удовольствие сам процесс бойни.

Магори служили сущности, называвшей себя Койл, — она была рабом одного из темных Богов и желала полного истребления минотавров. Градис всегда говорил, что после них оставались лишь кучи кусков мяса, сломанного оружия и руины домов. Даже людоедам никогда не удавалось так разорить землю.

Твари завоевали весь Митас и уничтожили часть Нетхосака, когда, после вмешательства Саргоннаса, Койл погибла, а лишенные предводителя магори отступили. Минотавры на самом краю гибели сумели спастись, отправив существ-крабов обратно в глубину. На протяжении целого поколения никто в империи не видел живых магори, они переместились в легенды и сказки...

— Сформировать квадрат! — заорал Фарос, хотя немногие могли слышать его голос.

Магори наступали со всех сторон, заставляя минотавров думать только об обороне. От их шипения кровь стыла в жилах, а вид ракообразных и вовсе парализовывал.

Но Фарос знал, что твари смертны, и дважды рубанул ближайшего магори, отыскивая уязвимое место. Но клинок каждый раз натыкался на панцирь, более прочный, чем щит. Хуже того, меч становился невыносимо тяжелым, словно сопротивлялся ударам. Когда он собирался проткнуть бледный мясистый нарост под жвалами ракообразного, лезвие дернулось в сторону, подставив Фароса под контратаку.