Исчезновение - Джозефина Тэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здравый смысл, Грант. Доказательства, Грант. Не позволяйте своему чутью управлять вами.
Подумайте об Эмме Гарроуби, Грант. У нее была возможность. У нее был мотив. И вероятно, было желание. Она знала, где в тот вечер находился лагерь.
Однако она не знала, что они пошли в Сэлкотт выпить пива. Но Сирл утонул не в Сэлкотте.
Она не могла знать, что застанет его одного. Это было чистой случайностью, что в тот вечер они с Уолтером разлучились.
Кто-то застал его, когда он был один. Почему бы не Эмма?
Как могло это произойти?
Может быть, она все подстроила?
Эмма! Но как?
Разве тебя поразило, что Сирл спровоцировал уход Уолтера?
Нет. А что?
Сирл вел себя вызывающе. Он дразнил Уолтера, дразнил, пока тот не мог больше ни минуты терпеть этого и должен был уйти, иначе разразился бы скандал. Сирл в тот вечер явно стремился избавиться от Уолтера.
Зачем ему это понадобилось?
Потому что у него была назначена встреча.
Встреча? С кем?
С Лиз Гарроуби.
Абсурд. Никаких доказательств, что девица Гарроуби всерьез заинтересовалась…
О, записку с предложением встретиться послала не Лиз.
Да? А кто?
Эмма.
Ты хочешь сказать, что Сирл шел на свидание, думая, что там будет Лиз?
Да. Если вдуматься, он вел себя как влюбленный.
То есть?
Помнишь, как он прощался с компанией, когда они вышли из паба в тот вечер? Подтрунивал над всеми, что в такую прекрасную весеннюю ночь они отправляются спать? Веселый, словно пребывал на седьмом небе.
Он выпил всего пару кружек пива.
И его попутчики тоже. Впрочем, некоторые гораздо больше, чем пару. Однако они не пели хвалебных гимнов весенней ночи и кратчайшим путем отправились спать, даже самые молодые из них.
Ладно, это все теория.
Нет, это больше. Это теория, согласованная с доказательствами.
Доказательства, Грант, доказательства.
Не позволяйте своему чутью управлять вами, Грант.
Весь путь по темным проселкам между Сэлкотт-Сент-Мэри и Уикхемом Эмма Гарроуби не отпускала его. И когда он пошел спать, она отправилась вслед за ним.
Грант устал, хорошо пообедал, перед ним замаячил наконец хоть какой-то просвет, так что спал он крепко. А когда, проснувшись, открыл глаза и увидел перед собой вышитое крестиком красной шерстью висевшее на стене изречение «День грядет», он воспринял его скорее как обещание, чем как предостережение. Он предвкушал поездку в Лондон как некую очистительную ванну для психики после погружения в жизнь Сэлкотт-Сент-Мэри. Потом он вернется и увидит все по-новому, соразмерно фактам.
Невозможно как следует почувствовать букет вина, если время от времени не очищать свое обоняние. Грант часто удивлялся, как женатые мужчины умудряются сочетать семейную жизнь с работой в полиции, требующей полной отдачи. Теперь впервые ему открылось, что семейная жизнь может служить превосходным очистителем вкуса. Ничто так магически не позволит по-новому взглянуть на расследуемое в данный момент преступление, как если поможешь маленькому Бобби сделать задание по алгебре.
По крайней мере можно будет взять чистые рубашки, подумал Грант. Он сунул вещи в сумку и собрался было спуститься вниз позавтракать. Было еще раннее утро, воскресенье, но, наверное, что-нибудь для него найдется. Открывая дверь своей комнаты, он услышал, что зазвонил телефон.
Единственной данью прогрессу в «Белом Олене» были установленные в каждом номере телефоны у кровати. Грант пересек комнату и снял трубку.
— Инспектор Грант? — услышал он голос хозяина гостиницы. — Подождите минутку, пожалуйста. Вас вызывают. — Последовало недолгое молчание, а потом снова: — Говорите, пожалуйста, вас соединили.
— Хэлло.
— Алан? — услышал он голос Марты. — Это вы, Алан?
— Да, это я. Что-то вы рано проснулись, а?
— Послушайте, Алан. Случилось кое-что. Вы должны приехать.
— Приехать? Вы имеете в виду — в Сэлкотт?
— В Милл-Хаус. Кое-что произошло. Это очень важно, иначе я бы не стала звонить в такую рань.
— Но что случилось? Не можете ли вы…
— Вы ведь у гостиничного телефона, правда?
— Да.
— Я не могу вам сейчас объяснить. Кое-что обнаружено. Кое-что меняющее абсолютно все. Точнее, все, что вы… что вы предполагали, так сказать.
— Да. Хорошо. Я сейчас приеду.
— Вы завтракали?
— Нет еще.
— Я приготовлю вам завтрак.
Что за женщина, восхитился Грант, кладя трубку на рычаг. Он всегда считал, что первое необходимое качество для жены — это ум. Он и сейчас был в этом уверен. В его жизни не было места для Марты, как и в ее — для него, и все же жаль, что это так. Женщина, которая могла сообщить о каком-то удивительном факте в деле об убийстве, не наболтав по телефону лишнего, сама по себе была подарком, но женщина, которая могла, не переводя дыхания, спросить, завтракал ли он, и, услышав отрицательный ответ, позаботиться о том, чтобы сделать ему поесть, была просто неоценима.
Грант пошел за машиной, теряясь в догадках. Что могла раскопать Марта? Что-нибудь оставленное Сирлом, когда он был у нее в тот вечер? Или это какой-нибудь слух, который принесла молочница?
Одно было несомненно: трупа не нашли. Если бы обнаружили труп, Марта, будучи Мартой, дала бы ему понять, дабы он мог привезти с собой всякие принадлежности и людей, умеющих обращаться с подобной находкой.
Дул сильный ветер, и в небе висела радуга. Кончилась спокойная, безветренная, солнечная погода, каждый год знаменующая приход английской весны, когда на дороги ложится первая пыль. Весна неожиданно стала необузданной и шумной. На землю то и дело обрушивались потоки сверкающего ливня. Огромные тучи скапливались на горизонте и неслись по небу, гонимые порывами дикого ветра. Деревья съеживались, встряхивались и снова съеживались.
Пейзаж был пустынным. Не из-за погоды, а потому что было воскресенье. У некоторых домов, заметил Грант, были еще закрыты ставни. Люди всю неделю вставали с рассветом, и те, у кого не было скота, требующего ухода и по воскресеньям, должно быть, рады были поспать подольше. Грант часто ворчал, когда его обязанности полицейского врывались в его частную жизнь (ворчание доставляло ему удовольствие: ведь он мог уйти в отставку еще несколько лет назад, когда умершая тетка оставила ему наследство), но проводить жизнь став рабом потребностей скота — унылая трата времени для свободного человека.
Когда Грант подъехал к Милл-Хаус со стороны дома, противоположной реке, где находилась входная дверь, Марта вышла ему навстречу. В деревне Марта никогда не «играла роль», как это делали многие ее коллеги. Наоборот, она смотрела на деревню так же, как и сами деревенские жители, то есть как на место, в котором просто живешь. Не как на повод одеться особенно пестро или небрежно. Если у Марты мерзли руки, она надевала перчатки. Она не считала, что должна выглядеть как цыганка только потому, что живет в Милл-Хаус в Сэлкотт-Сент-Мэри. Вот и в это утро она была одета так же элегантно и изысканно, как если бы встречала Гранта на ступенях Стенуорта. Однако Грант подумал, что она выглядит очень встревоженной. Действительно, казалось, будто она только что перенесла тяжелую болезнь.
— Алан! Вы представить себе не можете, как я обрадовалась, услышав ваш голос по телефону. Я боялась, вдруг вы уже уехали в город, хоть еще и очень рано.
— Что же столь неожиданное случилось? — спросил Грант, направляясь к двери. Однако Марта повела его вокруг дома — к боковой двери вниз, в кухню.
— Это ваш адепт, Томми Трапп, нашел его. Томми безумно любит рыбачить. И очень часто уходит на реку до завтрака, потому что это, кажется, хорошее время. — «Кажется» — в этом вся Марта, подумал Грант. Марта годы прожила у реки и все еще должна прислушиваться к чужому мнению там, где дело касалось времени, подходящего для рыбалки. — По воскресеньям Томми обычно сует что-нибудь в карман — что-нибудь поесть, я имею в виду — и не возвращается к завтраку. Однако сегодня утром не прошло и часа, как он вернулся, потому что… потому что он поймал нечто ужасное.
Марта открыла выкрашенную светло-зеленой краской дверь и провела Гранта в кухню. В кухне находились Томми Трапп и его мать. Миссис Трапп прижалась к плите, как будто чувствовала себя не очень хорошо, но Томми, шагнувший им навстречу, был в прекрасной форме. Ничего болезненного в Томми не замечалось. Томми преобразился. Томми вознесся на небо. Томми стал шести футов ростом, и на голове у него сверкала корона из молний.
— Смотрите, сэр! Смотрите, сэр, что я выудил! — крикнул он, не дав Марте раскрыть рот, и потащил Гранта к кухонному столу. На деревянном столе, аккуратно помещенный на несколько слоев газет, чтобы хоть как-то предохранить чисто выскобленную поверхность, стоял мужской ботинок.
— Я никогда теперь не смогу раскатывать тесто на этом столе, — простонала миссис Трапп, не решаясь поднять глаза.